Не торопилась она ровно до того момента, как за инкубом захлопнулась входная дверь. После чего девушка зачем-то громко принюхалась, нелогично обозвала себя доверчивой дурочкой и ужом выскользнула из всё ещё крепких объятий, моментально из понимающей и мягкой малышки превратившись в колючую, злобную фурию.
— Ты! — прошипела она и больно ткнула Димона указательным пальцем в середину груди. — Помнится, тебя я тоже послала по тому же пешему маршруту, что и господина Фоллетского. Нет?
— Маша…
— Спасибо тебе, конечно, что не позволил Яну унюхать мою магию, но впредь попрошу свои руки держать при себе.
— Он инкуб, а не боевик, — непонятно из-за чего разозлившись, исправил Диметриуш. — Как бы он смог тебя унюхать?! А вообще, звезда моя, раз уж ты теперь с магическим резервом, учись держать свои эмоции в узде. А то рано или поздно рядом не окажется Базиля, Стэфана или меня, и тогда я за последствия не отвечаю.
— Ты и так ни за что не отвечаешь! — окончательно вспылила Мария и рассерженно топнула ножкой. — Что-то я не слышала душещипательных историй о том, как ты семнадцать лет страдал от угрызений совести из-за того, что жизнь мне испортил!
— Я же уже извинился! — Диметриуш тоже перешёл на повышенный тон, искренне не понимая, куда испарилось то хрупкое перемирие, которое установилось между ними перед приходом Фоллетского. — Я думал, ты поняла…
— А я думала, что понял ты! — в эмоциональном порыве Маша привстала на цыпочки, а у Димона вдруг шаровой молнией рвануло в голове: «Сейчас поцелую!»
Именно так. Горячая волна, которая обычно поднималась снизу вверх и начисто выносила мозг, оставляя после себя пепелище и посткоитальную грусть, в этот раз обожгла сознание и обжигающей лавой сползла по позвоночнику вниз.
И тут в двери снова позвонили.
Глава 12, в которой героиню мучают фантазии, разочаровывает реальность и пугает действительность
— А что ты помнишь, сладкая? — спросил Фоллетский, и я явственно услышала шум морского прибоя и почувствовала непонятную тяжесть в груди. Щёки унизительно опалило волной смущения, я пару раз закрыла и открыла рот, словно выброшенная на берег рыба, а затем вдруг разозлилась так, что даже в ушах зазвенело. Он меня ещё в краску будет вгонять?!
— Что я помню? Например, что послала тебя с твоим предложением и не велела возвращаться.
Ян растянул губы в понимающей ухмылке.
— Помню ещё, говорила, что друзьями нам не быть.
«А любовниками?» — нагло спросил у меня его взгляд, но я не позволила ему смутить себя ещё больше. Снова. Не из-за чего мне смущаться!
— И уж точно я не просила тебя о помощи!
К общему коктейлю моих чувств неожиданно добавилась острейшая обида (ведь я бы сломя голову кинулась в Полётно-сценический, даже наплевав на то, что он находится в Империи демонов, если бы Яну или Димону просто пришло в голову по-человечески предложить мне туда перевестись), и я поняла, что сейчас либо разревусь — слёзы уже минут сорок как требовали выхода, но Димон не оставлял меня одну, а плакать при нём не хотелось — либо убью кого-нибудь.
А в следующее мгновение Диметриуш обнял меня так крепко, что я явственно услышала, как застонали мои бедные рёбра.
— Тебя проводить или сам дорогу найдёшь? — спросил он, и то ли звук его голоса, то ли отрезвляющая сила объятий помогли мне прийти в себя. Я вспомнила, как пару дней назад Стёпка сделал примерно то же самое, чтобы укрыть от внимания Ракитского мой неправильный магический фон, и, подняв глаза к лицу Димона, безмолвно прошептала:
— Спасибо.
Синий глаз на долю секунды полыхнул торжеством, а в следующий миг меня накрыло такой жаркой волной, по сравнению с которой то, что творил со мной в кабинете Вовочка-старший, было детским лепетом.
Кажется, демоны ещё о чём-то говорили. Я не слышала, я пыталась справиться с диким, каким-то зверским просто возбуждением. Хотелось завалить Диметриуша на пол, наплевав на разруху, на ненужного свидетеля и целовать жёстко, оставляя чёрные следы на шее, кусая и облизывая всё, до чего можно дотянуться. Хотелось содрать с себя ненужные тряпки и выгибаться в уверенных руках, подставляя своё бесстыдное тело, отдавая его в откуп захватническим поцелуям. Хотелось… всего того и так остро, чего не хотелось никогда и ни с кем, даже с моей первой, классически несчастной любовью. И отчего-то эти желания меня совершенно не пугали….
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Демоны точно о чём-то говорили, мне кажется, я даже краем затуманенного сознания слышала фамилию Василия Ивановича, но наотрез отказалась возвращаться в реальность. Я откровенно млела. От приятного тепла близкого мужского тела, от крепости удерживающих меня рук, от того, как идеально эти руки чувствуются на моей талии. Во рту вдруг пересохло и, проклиная себя за бесхребетность и одновременно дрожа то ли от страха, то ли от нетерпения, я прижала свою ладонь к руке Диметриуша.
Его кожа была такой горячей, что мне сразу стало в сто раз хуже. У меня даже голова закружилась. Я глубоко вздохнула, и лёгкие вмиг наполнились запахом обнимающего меня демона. Его аромат впитался в кровь и я вспыхнула, как пламя, в которое плеснули кружку ядрёного деревенского самогона, который мои товарищи по детским играм зачем-то постоянно крали у своих отцов. Пить его всё равно было невозможно. Если только использовать как стеклоочиститель или жидкость для снятия лака.
Не знаю, каким образом моя изворотливая женская логика навела меня на воспоминания об этом самогоне. Полагаю, это была защитная реакция организма. Но воспоминания были так свежи, что мне даже на секунду показалось, будто я ощущаю тот самый непередаваемый аромат, который источало так любимое мужской половиной Лук пойло.
Той секунды, которую я потратила на принюхивание, хватило для того, чтобы мой мозг прорвался сквозь вязкую истому возбуждения и заверещал пожарной сиреной: «Фоллетский! Скотина! Сто процентов его фокусы!»
Я пришла в себя, огляделась по сторонам и, к своей досаде, обнаружила, что пока я сражалась со своим не к месту проснувшимся либидо, виновник моих бед исчез из поля зрения. Зато Диметриуш Бьёри был здесь. И мало того, что он по-прежнему прижимал меня к себе, пусть и не настолько крепко, как раньше, так он при это ещё и так самодовольно улыбался, что мне немедленно захотелось стереть эту улыбку с его лица.
Подсознательно я понимала, что веду себя истерично и, мягко говоря, некрасиво, но, как говорится, Остапа понесло. Знаю, мелочно. Знаю, гаденько. Но во мне накопилось всего и столько! Всего и столько требовало выхода! А рядом не было ни студентов, которым можно было закатить проверочную работу, ни тренажёрного зала с боксёрской грушей, ни Буси, которой можно было бы просто поплакаться на жизнь.
Зато, как я уже сказала, был Диметриуш Бьёри. И его даже не надо было искусственным путём делать виноватым во всех моих бедах. Он был им априори.
На повышенный тон я перешла сразу. Потому что мозг-то в мою голову вернулся, но нелогичное желание оставить на шее Димона засос никуда не исчезло. И я поторопилась обвинить демона, заговорить, отвлечь. Только бы он не догадался о том, что происходит внутри моей головы! Только бы не почувствовал! Чтобы заглушить собственную растерянность и стыд. И пусть это было лишь естественной реакцией организма на природную магию инкубов — пусть бы он сгорел, этот Фоллетский, вместе со своей магией — менее стыдно от этого не становилось.
— А я думала, что понял ты! — в какой-то момент выкрикнула я, не зная толком, что собираюсь сказать, в чём ещё его обвинить, но истово мечтая оставить за собой последнее слово.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Димон же, который до этого момента пусть и выглядел раздражённым и недовольным, но адекватности не терял, теперь вдруг громко выдохнул и вперил в меня такой мрачный взгляд, что я сразу вспомнила о том, что он большой и страшный демон, а я маленькая, слабенькая ведьмочка. Узкий зрачок в синем глазу расширился, словно отвечая на мои мысли, и мне моментально стало жарко. Жарко, но хорошо. Ибо богатое воображение немедленно подбросило в сознание такие яркие образы, что я удивляюсь, как у меня пар из ушей не повалил.
