чего-то не успеть, что-то упустить.
– Да вроде успеваешь.
Маша не согласилась.
– Нет. Я-то вижу. Честное слово, не пойму, почему мне доверили такой пост. По характеру я вовсе не лидер, скорее затворница.
– Возможно, как раз поэтому. Ты не нависаешь.
– То есть?
– Ну, настоящий лидер берет власти столько, сколько может унести. Применение власти доставляет ему удовольствие. Тебе же власть не столько приятна, сколько обременительна, поэтому ты довольствуешься лишь минимумом, без которого невозможно исполнение обязанностей. И даже, по-моему, несколько меньшим.
– Это плохо?
– Я бы не сказала.
– Вот как! Почему?
– Это позволяет раскрыться окружающим. В итоге мы можем использовать способности каждого вопреки недостаткам характера. А их много, способностей каждого, гораздо больше, чем у любого самого гениального вождя. От руководителя требуется прежде всего способность определять, чьи способности в данный момент самые нужные. Разве не так?
– Да, разумеется. Еще раз о преимуществах парламентаризма… Но есть и очень существенный минус – мы теряем в скорости принятия решений. Пока со всеми согласуешь…
– Быстрое решение – не всегда лучшее решение. Чаще даже – наоборот. Знаешь, мне кажется, что времена лидеров вообще канули.
– И слава богу!
– Да, пожалуй. Лидер – он же в значительной степени кумир, если не идол. А кумиры всегда обходились дорого, причем в конечном счете оказываясь ненужными. Вспомни хотя бы остров Пасхи. Система парламентаризма была рискованной в мало просвещенном обществе, когда не знали меры в ущемлении одних социальных групп за счет других. Но не в наше же время!
– Слушай, ты так хорошо все понимаешь. Почему не командуешь «Вихрем»? Нет, серьезно?
Милдред усмехнулась.
– Понимать мало. Я, как говорили староангличане, – совсем другой чайник рыбы. Я власть люблю. И испытание славой не выдерживаю.
– Ты? В самом деле?
– Увы. Наверное, дикие африканские гены прорываются. От меня уже четыре мужа сбежало. Это я говорю только об официальных.
Маша оценивающе глянула на Милдред.
– Да, их надо было сильно напугать.
– Ну, пугались они не слишком. Один даже меня поколотил.
– А ты? – с неистребимым женским любопытством спросила командир звездного крейсера.
– Я? Да тоже есть что вспомнить. Чувства увивают разум похлеще, чем плющ беседку, причем комбинации возникают самые замысловатые, заранее не угадаешь.
– Отчего любовные игры такие занятные.
– О! Конечно. То кругами ходишь, ткешь паутину, мотылька караулишь. А то, глядишь, само как обрушится, как накатит, да как хватанет – поди, разбери, где чьи ноги. Тогда – все, хочется рабства. Чтобы тебя… Бывают моменты, бывают. Но потом понемногу все тает, куда-то просачивается. Начинаешь замечать, что мужчин кругом вообще-то много, хочется пройти все еще разок, добыть нового восторга. Ну, сама знаешь.
– Как не знать. Мне особенно нравится момент, когда мужчина понимает, что замечен. Ах, какие стойки они делают!
Маша поднялась из шезлонга и показала, какие стойки. Милдред едва не захлебнулась коктейлем.
– Предупреждать надо! – кашляя, упрекнула она.
– А еще чего тебе надо? – спросила Маша. – Ну все-таки? Говори, я сейчас очень добрая.
Милдред осторожно улыбнулась.
– Еще хочу, чтобы ты не отказывалась от вибромассажа.
– Тебя подослали из госпиталя!
– Не без того. Видишь ли, от Гильгамеша информация поступает. Индекс психического здоровья… все такое. Извини, при военном положении наш центр обязан следить и за этим показателем тоже. Особенно – у руководителя экспедиции.
– Хорошо, сдаюсь. Завтра же отправлюсь на процедуры. Но, дорогая моя, не будь я немного циником, не сделали бы меня капитаном. Не верю, что ты затянула меня в баню только с одной целью. Ну? Я права?
Милдред вздохнула.
– Как-то так в жизни устроено, что циники всегда правы. А достается романтикам. Тем не менее, плох тот циник, который не мечтает стать романтиком.
– А! Наконец-то. Признание?
– Если угодно. Да, корысть у меня имеется.
– Итак?
– Мне нужно побывать там. – Милдред качнула бокал в сторону Кампанеллы.
– Не понимаю, в чем проблема.
– Побывать одной, без охраны.
– Вот как. И где именно тебе нужно побывать?
– Сейчас покажу.
В южном полушарии планеты возникло размытое пятно. Выпятившись, оно заполнило всю стену и превратилось в панораму холмистой местности, покрытой еще не старым, лет на двести пятьдесят, но уже вошедшим в силу секвойным лесом. Меньшая, чем на Земле сила притяжения Кампанеллы позволила деревьям вырасти очень стройными и достичь высоты, удивительной даже для этих великанов растительного царства.
* * *
С минуту Маша рассматривала деревья. Лес был красив, очень красив, просто великолепен, но ничего сверхъестественного в нем не замечалось.
Продержавшись некоторое время, изображение померкло. Вместо леса вновь возникло звездное небо с голубым диском, так безумно напоминающим земной. Только рядом с ним не хватало пепельно-серой Луны. Естественным спутником Кампанелла не обладала.
– Каково решение? – спросила Милдред.
Маша долго посасывала соломинку.
– Кроме тебя, у нас больше нет интравизоров, – обронила она.
– Понимаю.
– И тем не менее настаиваешь?
– И тем не менее настаиваю.
– Ты так осуждала Рональда.
– Я ошибалась, – с готовностью признала Милдред. – Извини.
– Ладно, все в прошлом. Но я не знаю цели.
– Цель есть.
– Слушаю тебя.
– Каждый раз мы узнаем новое, только проявив активность. Согласна?
– Не совсем. Спокойно наблюдая с орбиты, мы тоже многое узнаем. Но, проявив активность, как ты говоришь, узнаем больше нового, причем – принципиально нового. И получается это гораздо быстрее, как-то скачкообразно. Во всяком случае, так получалось уже несколько раз. В этом смысле ты права.
– Да, ты выразилась точнее, – согласилась Милдред. – Но несколько раз – уже система. Маша, за активность нас поощряют. Поощряют информацией. То есть как раз тем, что мы и должны добыть.
Милдред на минуту смолкла, стараясь понять, какое впечатление произвели ее слова. Маша размышляла.
– Хочешь сказать, пришел твой черед?
– Думаю, что так.
– Каждый раз за информацию мы расплачиваемся. И не чем-нибудь, а людьми. Поэтому я все же обязана знать, что ты задумала.
– Да, конечно. Вполне справедливо.
Милдред пошевелила пальцами. В углах стенного экрана заклубился молочный туман. Поглощая звезды, он дополз до Кампанеллы. Планета скрылась. На стене, точка за точкой, формировался портрет длинноволосого мужчины с яркими голубыми глазами.
– А ведь красив, правда? – спросила Милдред.
Маша кивнула. Потом не удержалась, искоса глянула на собеседницу опытным женским оком. Но Милдред и не собиралась утаивать. Тряхнув просохшими волосами, она стянула их в большой узел на затылке и озорными глазами посмотрела на Машу.
– Да, ты поняла правильно. Теперь наш робинзон разговаривает.
– И ты знаешь, почему он уцелел?
– Знаю.
Маша хотела что-то спросить, но передумала. Милдред это заметила и пришла к ней на помощь.
– Мне с ним было хорошо. Орешевцы отмыли его на совесть. В общем, насилия над
