Оставив жену разбираться с вещами, я вышел наверх и, поднявшись на ют, долго и пристально провожал взглядом уходящий берег Беркенхендского мыса – и никак не мог отделаться от навязчивого ощущения, что покидаю Англию навсегда.
«…10 сентября 1761 года мы вышли из устья реки Мерси в Ирландское море и, выйдя в лавировку, взяли курс на Канарские острова. Погода пасмурная, видимость средняя. Дует устойчивый норд-ост…»
ОКТАВИУС. ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Ричард О’Нилл
«15 сентября 1761 года. На горизонте показался остров Мадейра. Видимость отличная. Термометр показывает + 80 °F. Штиль…»
Полная луна стояла высоко над кораблем. Во темноте влажной тропической ночи паруса «Октавиуса» висели на мачтах как мокрые тряпки – над окружающей нас безбрежной поверхностью океана гулял лишь легкий полуночный ветерок, и судно еле двигалось вперед, делая не более двух узлов. Лунный свет потоками врывался через распахнутые окна каюты, озаряя все до мельчайших подробностей. Совершенно обнаженная из-за жары Элизабет, белая и хорошо видимая в нем, играла на фисгармонии, и звуки мелодии, вырываясь из окон каюты, таинственно разносились в тишине над застывшим в полночный час океаном – нигде не было слышно ничего другого, прекратилось даже извечное поскрипывание корпуса. Сопровождаемый мелодией, я вышел на палубу, все еще дышащую от раскалившей ее дневной жары. На всем корабле горели только кормовые фонари – все было видно практически как днем. Двое матросов стояли у борта и удили рыбу, точнее, пытались это делать, так как, судя по всему, клева не было никакого, и один что-то настойчиво втолковывал другому, поддергивая удилище.
– Доброй ночи, господин! – раздался совсем рядом голос Син Бен У: у самых моих ног было распахнутое окно его каюты, где в темноте тлел огонек его трубки. – Не спится?
– Чертовски душная ночь, – ответил я. – И практически полный штиль. Уже часа четыре как на месте топчемся.
– Ваша жена божественно играет, – отозвался китаец. – Я стою и слушаю уже почти час. Хочу, чтобы эта ночь никогда не кончалась. Стоять в лунном свете и слушать эти волшебные звуки…
То ли он и впрямь не был лишен романтики, то ли, по своему обыкновению, льстил, но тут я и сам был на сто процентов согласен с ним. Высоко над нашими головами на марсе виден был впередсмотрящий – судя по всему, это был Флеттинг, я уже успел запомнить в лицо практически всю команду и безошибочно узнавал их издали.
Уже больше недели длилось наше плавание, но погода все это время стояла довольно тихая, и мы всего лишь пару раз попадали в легкий шторм. Элизабет долго страдала от морской болезни, но, возможно, благодаря опеке доктора Ингера мужественно переносила все тяготы этого путешествия и даже мысли не допускала о том, чтобы сойти на берег. Этим она резко отличалась от Дэниса, который через три часа после начала плавания разом потерял свой фанатизм, заблевал весь кубрик и теперь только и мечтал поскорее вернуться в Англию. Теперь этот слюнтяй только жалобно скулил, и я с удовольствием видел, как кто-либо из матросов украдкой поддавал ему хорошенько. Разумеется, жаловаться мне он даже не смел, так как, попробовав сделать это один раз, он очень жалел об этом впоследствии…
Я постучался в каюту Ситтона и, услышав разрешение, вошел. Капитан, сидя за столом в лунном сиянии, ярко озарявшем его каюту, что-то писал в судовом журнале.
– Доброй ночи, сэр, – сказал он. – Скоро должны показаться Канарские острова.
– Канарские острова, – мечтательно повторил я. – Сущий рай, как я слышал…
– Совершенно верно, сэр, – ответил Ситтон, ни на миг не отрываясь от своего занятия. – Однако это испанские владения, а испанцы нас особо не жалуют. Так что останавливаться там не будем – запасов пресной воды хватит нам до Кейптауна…
– Отлично, – сказал я, после чего сразу же приступил к делу, за которым, собственно, и зашел: – Джон, долгое время всех будоражит вопрос о существовании Северо-Западного морского прохода, позволяющего существенно сократить путь из Западной Европы в Восточную Азию – как в нашем случае, из Китая в Англию, без длительного обхода Африканского континента… Этот путь должен лежать через Ледовитый океан по проливам Канадского Арктического архипелага. В настоящее время для судоходства открыт пролив Дейвиса и море Баффина, Гудзонов пролив, Гудзонов залив и бассейн Фокс…
Я показал на карте данные названия одно за другим. Ситтон, отвлекшись от своего занятия, с неподдельным интересом слушал меня.
– Так вот, еще обучаясь в академии, я неоднократно слышал полемики по этому вопросу, и мой отец также много говорил о нем. Баффин вынес вердикт, что никакого прохода не существует и не может существовать, но на нынешний момент очень многие известные в Королевском Географическом Обществе люди оспаривают это мнение, и многие просто уверены, что он допустил ошибку в своих суждениях, – продолжил я. – Я знаю, что еще ни один корабль до сих пор не смог опровергнуть его слова, но только потому, что арктические льды никому не дали это сделать, так как попытки найти проход совершались в неблагоприятное для этого время. И очень многие уверены в существовании этого прохода, так же как уверен в этом я, и согласны, что в условиях летнего сезона, когда проход свободен ото льда, его возможно пройти за один сезон…
Ситтон положил перо на стол и, посмотрев на меня, произнес:
– Теоретически это предприятие представляется вполне осуществимым, но вот на практике, сэр, эта задача еще не выполнялась никем…
В этот момент наш начавшийся было разговор внезапно прервали – с марса раздался тревожный крик, и в ту же секунду на баке забила рында. Ситтон резко выпрямился, вздрогнул и я, прислушиваясь.
– Шквал прямо по курсу, – проревел боцман, с грохотом пробегая мимо по палубе. – Полундра!
Ситтон вскочил, едва не опрокинув стол, и стремглав вылетел из каюты, я опрометью кинулся к выходу следом за ним и в момент вылетел на палубу.
Весь корабль наполнился топотом ног и отборной бранью.
– Убрать паруса! – орал Ситтон. – Задраить люки…
На судно издали надвигался какой-то смутный гул, который стремительно приближался. Выскочившие на палубу люди моментально разделились: одни с ловкостью обезьян полезли на ванты и разбежались по реям; другие бегом рванули, рассыпавшись, по палубе. Кто-то грубо отшвырнул меня с дороги, но я слишком был взволнован в тот момент, чтобы обратить внимание на это.
Стремительно я слетел вниз в свою каюту, крикнул перепуганной Элизабет: «Шквал! Сейчас тряхнет! Держись!» – и ринулся закрывать окна, после чего снова вылетел на палубу. Успел я вовремя – боцман Обсон захлопнул крышку люка прямо за моей спиной. Можно сказать, что я успел выскочить в сужающуюся щель.
