север.
Второй взвод под командованием унтер-офицера Гриммера располагал только двумя самоходками, поскольку третья боевая машина вышла из строя во время переезда в западную часть села. Я намеренно нарезал этому взводу достаточно большой отрезок для обороны, поскольку предполагал, что направление главного удара русских придется на центр населенного пункта. Однако в последний момент меня что-то заставило выделить в распоряжение Триммера еще одну самоходку из состава штабных боевых машин.
Содержатель технического имущества Циркель осмотрел поврежденную самоходку и как раз докладывал Триммеру результаты своей работы, когда я примчался к ним на мотоцикле с коляской.
– Вот те раз! – удивился я. – Что вы делаете на передовой, Циркель? Неужели у вас в одном месте засвербело?
– Нет, господин обер-лейтенант, это мне не грозит, – отпарировал техник, чье место было в тылу. – Я, конечно, не герой, но кому-то надо ремонтировать тот металлолом, который вы поставляете.
– Этот мастер гаечного ключа привез, к сожалению, плохие новости, – пожаловался мне Триммер. – В ближайшее время на самоходку номер 224 мы рассчитывать не можем.
– Я это предвидел и привел с собой для вашего усиления машину под номером 202. Унтер-офицер Хельман ждет снаружи. Укажите ему его огневые позиции!
– Вы мне здорово облегчили задачу, – обрадовался командир взвода и вышел исполнять свои обязанности.
Через четверть часа он вернулся на командный пункт, располагавшийся в маленькой убогой хижине, в которой при свете фитиля, торчавшего из гильзы, мы с Циркелем сидели за шатким столом и пили кофе, сваренный командиром отделения управления взвода унтер-офицером Дибингером. Триммер присоединился к нам и попросил налить чашечку и ему.
– А что сказал Пич? Это ведь он заменил беднягу Вихмана.
– Это оказалось сделать не так просто, – ответил я. – Вначале, услышав о смерти своего друга, он разрыдался, но, узнав, что ему предстоит заменить Вихмана, начал причитать: «Как? Я должен сидеть на месте гибели Густава? На том самом, где его застрелили? Нет! Такого от меня никто потребовать не может!» Он буквально вышел из себя. Тогда я схватил его за портупею и спросил: «А если бы все вышло наоборот, Пич? Как вы думаете, ваш друг занял бы ваше место?» После этого он согласился. Однако трудности вновь возникли, когда Пич уселся на место механика-водителя и обнаружил повсюду следы крови своего друга. Теперь же он горит желанием отомстить русским.
Триммер тупо уставился на крошечное пламя коптилки и завел разговор о группе из шести человек, вернувшихся в строй после ранения, из которых смертью храбрых пали уже двое.
– Кто будет следующим? – мрачно спросил он.
– Карл, – решил сменить тему разговора Циркель. – Думай лучше о том человечке, которого ты пристроил в обозе. Она ждет тебя, и для нее ты – настоящий бог!
Морщины на лбу Триммера разгладились, а черты лица смягчились.
– Ах да! Мария! Как ее лодыжка? Она уже может танцевать?
– Танцевать? Да эта девушка – настоящий ураган. Она всюду успевает и схватывает все буквально на лету, в общем, из нее выйдет хорошая хозяйка. Мария щебечет с утра до ночи словно пташка, и от нее как бы исходит солнечный свет. Теперь в обозе не увидишь больше ни одного немытого или небритого солдата. И знаешь, как лучше всего ее обрадовать? Надо просто рассказать что-нибудь об унтер-офицере Триммере!
– Ах, перестань молоть языком, – смутился Триммер. – Однако передай ей от меня большой привет.
– Циркель, вам пора собираться в обратный путь, – прервал я их разговор. – Скоро начнет темнеть, и здесь станет по-настоящему горячо!
Техник суетливо вскочил и проговорил:
– Черт возьми! Засиделся я тут с вами, а мне давно пора позаботиться о ремонте самоходки.
С этими словами Циркель попрощался с нами, сел в свою легковую машину марки «Опель-Кадет» и укатил прочь. Мы же допили кофе и прошли метров двести вверх на высоту, где в специальном окопе был оборудован наблюдательный пункт. Взобравшись туда, я смог посмотреть на заход солнца на востоке, справа от нас. Нам показалось, что мы заняли места в театре и ожидаем открытия занавеса. Вскоре представление действительно началось – раздался звук, как будто кто-то ударил в огромные литавры.
У подножия высоты, на которой располагался наш наблюдательный пункт, раскинулось село Топоровице, а примерно в километре от него виднелись холмы, на которых заняла оборону наша пехота. Территория же, где располагались русские, оказалась скрытой за гребнями высот. Оттуда со страшным воем в небо устремились многочисленные огненные шлейфы.
Звук, услышанный нами, напоминал работу гигантского стартера – русские подогнали с десяток, а может быть и более, «сталинских органов», которые одновременно произвели залп. Прежде чем ракеты достигли наивысшей точки своего полета, один за другим послышались выстрелы орудий артиллерийского полка и хлопки бесчисленного числа минометов.
Через мгновение в тусклом свете предрассветных сумерек на холмах разверзся настоящий ад. Земля будто вернулась в свое первоначальное состояние, когда миллиарды лет тому назад на ее поверхности бушевали огненные вулканы – настолько была похожа картина вздымавшихся вверх черных столбов после ярких вспышек пламени. Складывалось впечатление, что вся высота внезапно взлетела на воздух, ведь за непроницаемым занавесом пыли и дыма отдельные разрывы снарядов различаться перестали – все слилось в единый шум и гам.
Начал заниматься день, но лучи света застилали плотные тучи пыли и пороховых газов. На холмах наши боевые товарищи из пехоты, почти лишившись рассудка от страха, вгрызались в землю, каждую секунду ожидая конца. То тут, то там безжалостная судьба, не разбираясь куда, наносила свои удары, причиняя раны, увечья и убивая.
Целых полчаса продолжался ужас, порождаемый шквалом огня. Трепеща от страха, мы наблюдали за ураганным огнем, как вдруг обнаружили, что огненный вал стал надвигаться на нас. Сначала снаряды накрыли Топоровице, затем высоту, на которой был оборудован наш наблюдательный пункт, а потом со свистом стали проноситься у нас над головами, устремляясь в наш тыл. Скорее всего, экипажи самоходок моей роты в этот момент уже схоронились под днищами своих боевых машин.
На противоположной высоте в предрассветное небо, окутанное облаками дыма, стали взлетать красные сигнальные ракеты. Для нас это означало: «Они идут!» – но одновременно эти ракеты служили сигналом, что наши солдаты пережили убийственный огонь противника и теперь готовились к отражению атаки. В нашем тылу немедленно ожила немецкая артиллерия, которая начала бегло ставить заградительный огонь перед позициями своих войск. Однако эта легкая завеса по сравнению с огненным штормом русских являлась лишь слабым бризом.
К шумам, вызванным продолжавшейся артиллерийской дуэлью, стал примешиваться угрожающий рев танковых моторов и расшатывающий нервы лязг гусениц.
– Теперь настала наша очередь! – крикнул я.
Мы выскочили из
