А там концы ищи-свищи.
Колосов навел справки у начальника изолятора. Оказывается, этапированию из шестнадцатой камеры подлежало почти две трети заключенных — сорок семь человек.
Изолятор гудел как растревоженный улей. Весть об убийстве неизвестно каким способом — видно, и вправду беспроволочный катушечный камерный телеграф работал безотказно — распространилась по всему блоку с молниеносной быстротой.
— Теперь хлебать нам не расхлебать, Никит, — мрачно пророчествовал Халилов, созерцая из зарешеченного окна монастырские ворота, где среди колючей проволоки еще сохранились остатки лепного императорского вензеля с буквой Е — Елизавета. — А ты говорил, действуем строго в рамках ОРД! Какой тут тебе закон? Тут стихия, болото вонючее.
Тюрьма-баланда, и-эх, насмотрелся и я в свое время. Взять бы автомат, да и… Застряли теперь мы тут, считай, на все выходные. Или я стал старый, невезучий, или — ты, Никит, а?
Что-то мы с тобой, когда в связке в одной, все опаздываем.
Ехали свидетеля по делу долбить, а свидетеля под самым нашим носом, как крысу, придушили. Ошибки в привычку начинают входить, а это… — Ренат помолчал, а потом закончил глухо:
— Ежели и вправду Бриллиант с Акулой посчитался, в чем я лично не сомневаюсь, считай, на моей совести этот несчастный доходяга, Никит. Я виноват. И точка. Вот чего я не учел совсем: Михайлов — калач тертый и мстительный. И никому просто так на себя голос повышать не позволит, а тем более пугать, на пушку брать. Аккуратненько по всем своим должкам платит. И делает это всегда чужими руками. Хоть с местью и не особенно торопится.
Ренат всегда страдал излишней категоричностью суждений. Однако его версия гибели Акулы и Колосову представлялась самой вероятной. Убийство в переполненной камере следственного изолятора — вещь редкая в наши дни, из ряда вон выходящая. На то, чтобы заказать кого-то прямо в камере, нужны либо очень большие деньги, либо приказ очень крупного и влиятельного преступного авторитета.
Глава 21
ЦЫГАНСКОЕ СЧАСТЬЕ
Что ждет нас завтра? А бог его знает. Пытаться угадать это сегодня труд напрасный. ЭТА ВСТРЕЧА в принципе не давала ничего. И Катя это хорошо понимала. Более того, если бы кто-то прежде, когда она еще работала следователем, сказал ей, что кто-то из ее коллег обратился за информацией к гадалке, она бы только посмеялась над незадачливым простофилей. Или покрутила бы пальцем у виска. Правда, идея посетить Госпожу Лейлу как-нибудь при случае зародилась у Кати почти сразу же после происшествия на пути в Уваровку, когда они с Мещерским отбили внука цыганки от собак. Поначалу беседа представлялась чем-то вроде интервью для рубрики «Очевидное невероятное». Но обращаться к гадалкеворожее с просьбой: «А не могли бы вы, ясновидящая госпожа, указать нам убийцу?» — Кате, естественно, и в голову тогда не приходило, до тех пор пока…
Гадалкам Катя не верила. Вообще и в принципе. Экстрасенсов, магов, как белых, так и черных, чуралась. К колдунам из тех, что дают объявления в газеты: «Приворожу с гарантией», испытывала брезгливую жалость. В душе она порой горячо сочувствовала следователям и даже иногда палачам великой инквизиции, искоренявшим ведовство в средние века, ибо видела в них несгибаемых борцов за порядок и законность — то бишь своих коллег. И, читая отчеты о процессах над ведьмами в оксфордской «Истории ведовства» Роджера Харта или «Молот ведьм» Инситориса и Шпрингера, она всегда целиком была на стороне святых отцов церкви, некогда выжигавших колдовскую заразу каленым железом. Современные же маги-чародеи представлялись Кате все сплошь пьяницами, тунеядцами, мошенниками или полоумными шутами из тех, кому делать больше нечего. Время от времени какой-нибудь очередной маг и волшебник звонил в пресс-центр ГУВД и в целях саморекламы предлагал организовать ему встречу с оперативным составом управления розыска, дабы продемонстрировать свои выдающиеся экстрасенсорные способности типа: «нахожу краденое, в том числе и угнанные машины», «определяю судьбу человека и местонахождение пропавших без вести», ну и все в таком духе. Пару раз такие встречи действительно проходили, но на поверку все хитроумное сыскное чародейство оказывалось блефом чистейшей воды.
Но вот так уж случилось, что сама Катя, здравомыслящая, трезвая реалистка, чуждая прежде всякой мистики и экстрасенсорики, внезапно почувствовала острую необходимость самой окунуться в мир неизведанного, странного и сверхъестественного.
Говорят, что потребность обратиться к волхвам хоть раз в жизни да посещает почти каждого человека. И случается это обычно в какие-то важные, переломные моменты жизни.
Судьба словно властно требует, чтобы ею заинтересовались всерьез, приоткрыли бы пелену грядущего. Или хотя бы попытались получить иллюзию того, что эта пелена может подняться.
В глубине души Катя и объяснить-то толком не могла, зачем она собирается к цыганке. Ее судьбы все происшедшее вроде бы пока и не касалось. О том, что какие-то откровения гадалки принесут пользу ходу следствия вообще подумать было смешно. С точки чистой журналистики, правда, кое-какой смысл в таком экстравагантном визите имелся. Если в будущей статье, посвященной раскрытию «тайны раздольского кошмара», изящно намекнуть, что делу помогла какая-то ясновидящая потомственная колдунья, такая пикантная подробность придала бы всему криминальному репортажу совершенно особый колорит. Таким материалом мог бы заинтересоваться не только «Криминальный дайджест», но и «Огонек».
Однако репортерский азарт был все-таки не главной причиной, заставлявшей Катю стремиться в гости к Госпоже Лейле. По правде говоря, Кате хотелось обсудить именно с цыганкой ту тему, которую она неудачно пыталась обсуждать с Мещерским — тему ликантропии, тему вервольда — человека-зверя. Фантастические мысли на этот счет возникали у Кати все чаще. Мещерский дал проблеме ликантропии самое прозаическое, как ей казалось, толкование. Но ведь вервольд — это не только какой-то там киношный мистико-эротический символ суперсамца, но и легенда, страшная сказка, суеверие, волшебство, миф. И об этой злой сказке не с умником Мещерским, видно, надо было толковать, а с человеком, который… Словом, гадалка на роль такого человека подходила чрезвычайно: самое оно.
Катя осуждала себя за такие никчемные и бредовые мысли — действительно «Оборотень в Павлове-Посаде! Караул!» — хоть стой, хоть падай, но… ничего не могла с собой поделать. В душе она, как и все мы, порой жаждала сказок, а злых ли, добрых — это безразлично. Лишь бы теплилась надежда: чудо возможно. Стоит только очень захотеть, выплеснуть из переполненной чашки вчерашний чай и наполнить ее вновь из свежего зачарованного источника.
Поехать в Раздольск на весь день Катя планировала в пятницу. Накануне посетила в управлении отдел по розыску без вести пропавших. Взяла там у начальника фото Яковенко.
Потом зашла к знакомым сыщикам в отдел убийств. Сотрудников на месте было мало — все по командировкам в районах. Добрый Воронов, дежуривший на сутках, дал ей по ее просьбе фото Сладких и Антипова-Гранта, сделав ксерокс со снимка из спецкартотеки. Эти фотографии Катя брала для того, чтобы было с чего начать разговор с цыганкой. Каким он будет и к чему приведет. Катя загадывать не хотела. Господи, если б она только знала, что случится с ней в Раздольске, — сто раз подумала бы, перед тем как ехать к цыганам!
Придирчиво изучив железнодорожное расписание, она выбрала восьмичасовую утреннюю электричку: не все как барыне на машине в район кататься. Пора и как всем попутешествовать — «трясясь в прокуренном вагоне…» — эх!
Электричка тащилась медленно и нудно, со всеми остановками. Катю клонило в сон, разморило на солнышке. За окном — поля, поля, кругом поля. Пьяница, свернувшись клубочком, сладко дрыхнет на соседней лавке, старухи богомолки из Лавры в Усово-Дальнее собрались. Садоводы, точно верблюды, с горбами рюкзаков и коробками рассады, пацаны — школьные прогульщики последних учебных деньков с удочками, хмурая личность в кепке с газетой «Лимонка» и надписью на черной, сто лет не стиранной майке: «Национал-большевизм победит!», торговцы-коробейники, истово рекламирующие моментальный клей, мозольные пластыри и собрание сочинений Рафаэле Сабатини — словом, пригородный поезд, подмосковная жизнь…
На станции, время уже близилось к полудню, первая же бабка-торговка шарахнулась от Кати как от чумы, едва лишь услышала вопрос, на каком автобусе лучше проехать в цыганский поселок. Подвезти туда за сорок тысяч рядился частник на «Москвиче» времен двадцатой пятилетки. Катя заявила, что за такие деньги она «Мерседес» поймает. Наконец какой-то робкий интеллигентный старичок посоветовал ей дождаться рейсового маршрута «К», доехать до химчистки, а там уж мимо стадиона, пустырей и новостроек напрямик.
