«Я в лес бежал из городов…»
Я в лес бежал из городов,В пустыню от людей бежал…Теперь молиться я готов,Рыдать, как прежде не рыдал.
Вот я один с самим собой…Пора, пора мне отдохнуть:Свет беспощадный, свет слепойМой выпил мозг, мне выжег грудь.
Я грешник страшный, я злодей:Мне Бог бороться силы дал,Любил я правду и людей,Но растоптал я идеал…
Я мог бороться, но, как раб,Позорно струсив, отступилИ, говоря: «Увы, я слаб!» —Свои стремленья задавил…
Я грешник страшный, я злодей…Прости, Господь, прости меня.Душе измученной моейПрости, раскаянье ценя!..
Есть люди с пламенной душой,Есть люди с жаждою добра,Ты им вручи свой стяг святой,Их манит и влечет борьба.Меня ж прости!..
<1902>
Альпийский стрелок
Из Шиллера
С самострелом и стреламиЧерез горы и лесаДержит путь стрелок свободный,Смело глядя в небеса.
Там, где, с высей низвергаясь,Мутный плещется поток,Где так жарко греет солнце,Там царем один стрелок.
И своей стрелою меткойОн разит издалека.Лучше денег, лучше властиЖизнь веселая стрелка.
<Не позднее 1903>
«Я вечернею порою над заснувшею рекою…»
Я вечернею порою над заснувшею рекою,Полон дум необъяснимых, всеми кинутый, брожу.Точно дух ночной, блуждаю, встречи радостной не знаю,Одиночества дрожу.
Слышу прошлые мечтанья, и души моей страданьяС новой силой, с новой злобой у меня в груди встаютС ними я окончил дело, сердце знать их не хотело,Но они его гнетут.
Нет, довольно мне страданий, больше сладких упованийНе хочу я, и в бесстрастье погрузиться я хочу.Дайте прошлому забвенье, к настоящему презренье,И я в небо улечу.
Но напрасны все усилья: тесно связанные крыльяУнести меня не могут с опостылевшей земли.Как и все мои мечтанья, мои прежние страданьяПозабыться не могли.
<Не позднее 1903 >
Посвящение к сборнику «Горы и ущелья»
I
Люблю я чудный горный вид,Остроконечные вершины,Где каждый лишний шаг грозитНесвоевременной кончиной.
II
Люблю над пропастью глухойПростором дали любоватьсяИли неверною тропойВсе выше, выше подниматься.
III
В горах мне люб и Божий свет,Но люб и смерти миг единый!Не заманить меня вам, нет,В пустые, скучные долины.
<Не позднее 1903>
«У скалистого ущелья…»
У скалистого ущельяОдинокий я стоял,Предо мной поток нагорныйИ клубился, и сверкал.
Из-за туч, кроваво-красна,Светит полная луна,И в волнах потока мутныхОтражается она.
И какие-то виденьяВсе встают передо мной,То над волнами потока,То над пропастью глухой.
Ближе, ближе подлетают.Наконец — о, страшный вид!Пред смущенными очамиВереница их стоит.
И как вглядываюсь ближе,Боже, в них я узнаюСвои прежние мечтанья,Молодую жизнь свою.
И все прошлые желанья,И избыток свежих сил,Все, что с злобой беспощаднойВ нас дух века загубил.
Все, что продал я, прельстившисьНа богатство и почет,Все теперь виденьем грознымПредо мною предстает.
Полон грусти безотрадной,Я рыдаю, и в горахЭхо громко раздается,Пропадая в небесах.
<Не позднее 1903>
Молодой францисканец
I
Младой францисканец безмолвно сидит,Объятый бесовским волненьем.Он книгу читает, он в книге чертит,И ум его полон сомненьем.
И кажется тесная келья емуУнылей, угрюмее гроба,И скучно, и страшно ему одному,В груди подымается злоба.
Он мало прожил, мало знает он свет,Но чудные знает преданьяО страшных влияньях могучих планет,О тайнах всего мирозданья.
Но все опостылело в жизни емуБез горя и радостей света.Так в небе, внезапно прорезавши тьму,Мелькает златая комета,
И, после себя не оставив следа,В пространстве небес исчезает,Так полная сил молодая душаБесплодно в стенах изнывает.
Младой францисканец безмолвно сидит,Главу уронивши на руки,Он книгу отбросил и в ней не чертит,Исполнен отчаянной муки.
«Нет, полно, — вскричал он, — начну жить и я,Без радостей жизнь да не вянет.Пускай замолчит моей грусти змеяИ сердце мне грызть перестанет.
Бегу из монашеских душных я стен,Как вор, проберуся на волю,И больше, о нет, не сменяю на пленСвободную, новую долю».
II
Суров инквизитор великий сидит,Теснятся кругом кардиналы,И юный преступник пред ними стоит,Свершивший проступок немалый.
Он бегство затеял из монастыряИ пойман был с явной уликой,Но с сердцем свободным, отвагой горя,Стоит он, бесстрашный, великий.
Вот он пред собраньем ведет свою речь,И судьи, смутяся, робеют,И стража хватается гневно за меч,И сам инквизитор бледнеет.
«Судить меня смеют, и кто же — рабы!Прислужники римского папыНадменно и дерзко решают судьбыТого, кто попался им в лапы.
Ну что ж! Осудите меня на костер,Хвалитеся мощью своею!Но знайте, что мой не померкнется взор,Что я не склоню свою шею!
И смерть моя новых борцов привлечет,Сообщников дерзких, могучих;Настанет и вашим несчастьям черед!Над вами сбираются тучи!
Я слышал: в далеких германских лесах,Где все еще глухо и дико,Поднялся один благородный монах,Правдивою злобой великий.
Любовию к жизни в нем сердце горит!Он юности ведает цену!Блаженства небес он людям не сулитЗемному блаженству в замену!
А вы! Ваше время давно отошло!Любви не вернете народа.Да здравствует свет, разгоняющий зло!Да здравствует наша свобода!
Прощайте! Бесстрашно на казнь я иду.Над жизнью моею вы вольны,Но речи от сердца сдержать не могу,Пускай ею вы недовольны».
<Не позднее 1903>
«Вам, кавказские ущелья…»
Вам, кавказские ущелья,Вам, причудливые мхи,Посвящаю песнопенья,Мои лучшие стихи.
Как и вы, душа угрюма,Как и вы, душа мрачна,Как и вы, не любит шума,Ее манит тишина.
Буду помнить вас повсюду,И хоть я в чужом краю,Но о вас я не забудуИ теперь о вас пою.
<Не позднее 1903 >
«На сердце песни, на сердце слезы…»
На сердце песни, на сердце слезы,Душа страданьями полна.В уме мечтанья, пустые грезыИ мрак отчаянья без дна.
Когда же сердце устанет биться,Грудь наболевшая замрет?Когда ж покоем мне насладитьсяВ сырой могиле придет черед?
<Не позднее 1903>
«В шумном вихре юности цветущей…»
В шумном вихре юности цветущейЖизнь свою безумно я сжигал,День за днем, стремительно бегущий,Отдохнуть, очнуться не давал.
Жить, как прежде, больше не могу я,Я брожу как охладелый труп,Я томлюсь по ласке поцелуя,Поцелуя милых женских губ.
<Не позднее 1903>
