- Что эта стена, толстая или нет? - спросил он управдела.
- Нет, не очень, вершка на два, я думаю.
- Вот служащие жаловались, что собираться негде. Может быть, ее того... Тогда получится хорошая большая комната.
- Это идея,- сказал управдел.- Высадить ее - пара пустяков.
- Ну, вот и прекрасно.
- Готов! - сказал управдел, вернувшись в канцелярию.- Прямо, как муха на липкую бумагу попал! Ах, сукины дети, разорят вдребезги. Да и дом уж очень обезобразили: сарай какой-то посередке.
Через неделю в отчете, поданном председателю, стояло:
"За слом стены - 150 руб.
За восстановление стены - 300 руб.
За слом стены - 170 руб.".
- Теперь не миновать четвертого ждать,- сказал регистратор,- еще триста за восстановление заплатим, дом и в порядке опять будет!
ПЛОХОЙ НОМЕР
Около остановки трамвая набралась длинная очередь. Впереди стояли женщины в платках, за ними старушка в шляпке и повязанном поверх нее теплом платке, потом толстый гражданин и подбежавшие под конец человек пять парней в теплых куртках и сапогах.
- Сейчас начнется сражение,- сказала одна из женщин, выпростав рот из повязанного платка и оглянувшись назад, на очередь.- И отчего это такое наказание?
- Это самый плохой номер,- ответила другая,- с ним и кондуктора-то измучились. Ни на одном номере столько народу не садится, сколько на этом. Каждый раз светопреставление, а не посадка.
- Усовершенствовать бы как-нибудь...
- Как же ты его усовершенствуешь?
- Вон, идет. Уродина проклятая!
- Эй, бабы,- крикнули парни,- работай сейчас лучше, губы не распускай.
Все подобрались и смотрели на подходящий вагон, как смотрит охотник во время облавы на показавшегося зверя. Некоторые выскочили было вперед, чтобы перехватить его во время движения.
- Бабы, вали! - крикнули парни,- подпихивать будем.
Едва вагон остановился, как все бросились к нему и стали ломиться на площадку.
Несколько секунд были слышны лишь приглушенные звуки сосредоточенной борьбы.
Только изредка вырывалось:
- О господи, душа с телом расстается... Да что вы остановились-то?!
- Ногу не подниму никак,- говорила старушка в шляпке с платком.
- Васька, подними ей ногу! - крикнули сзади.
- Две версты крюку в другой раз дам, а на этот номер не сяду.
Наконец все втиснулись, и только парни висели на площадке. А один, расставив руки, держался ими за железные столбики и животом нажимал на старушку.
- Васька, просунь подальше эту старуху, а то ногу поставить некуда.
- Господи боже мой, ведь перед вами живой человек, а не бревно! - кричала старушка в шляпке.- Что вы меня давите!
- Потому и давлю, что живой, живой всегда подастся. Вот и прошла,- сказал парень, всунув в дверь старуху, которая, скрестив прижатые к груди руки, как перед причастием, даже повернулась лицом назад, и ее течением понесло внутрь вагона.
- Кондуктор, отчего такое безобразие тут всегда?
- Оттого, что номер плохой,- сказал тот недовольно,- все номера, как номера, а этот собака... сил никаких не хватает.
- А исправить никак нельзя?
- Кого исправить? - спросил недовольно, покосившись из-за голов, кондуктор.
- "Кого"!..- вагон.
- Язык болтает,- голова не ведает, что... Вагон и так исправный. Дело не в вагоне, а в номере. На других номерах никогда столько народу не бывает, а тут постоянно, как сельди в бочке. И откуда вас черт только наносит сюда, все на один номер наваливаетесь! Прямо работать нету никакой возможности.
- Раз народу много, вот бы и надо...- сказал голос какого-то придушенного человека.
- Что "надо"? - переспросил иронически кондуктор.
- Как номер плохой, так тут ничего не выдумаешь,- прибавил минуту спустя кондуктор.- Да и народ тоже... на этот народ все горло обдерешь, кричамши.
- Русский человек без крику не может. Тут для этого особого кондуктора надо.
- Да ведь тоже и у кондуктора горло не железное. А вот бы радио установить, чтобы со станции на остановках всех матом крыть.
- Они останавливаются-то не в одно время; что же ты во время движения ни с того ни с сего и будешь крыть?..
- Можно предупредить, что это к следующей остановке относится.
- А почему вагонов не прибавляют?
- Потому что второстепенная линия - движение небольшое,- сказал недовольно кондуктор.
- Какое ж, к черту, небольшое, когда мы все ребра себе переломали.
- Мало что поломали - определяется по статистике, а не по ребрам.
- Батюшка, ослобони! - крикнула старушка из середины.
- То-то вот - "ослобони"!.. А зачем лезла на такой номер, спрашивается? По зубам бы выбирала. Села бы, вон, на четвертый.
- Куда ж я на четвертый сяду, когда он совсем не в ту сторону?
- Еще разбирет, в какую сторону,- проворчал недовольно кондуктор.- Ну, что же там, вы! Олухи царя небесного, ведь вам сказано наперед потесниться!
- Нельзя ли повежливее?
- Садись на другой номер, там повежливее будут.
- Вы, кажется, навеселе?..
- На этом номере только пьяному и ездить, никакой трезвый не выдержит,отозвался кондуктор и прибавил: - Ах, окаянные, ну и народ! Ежели на них не кричать без передышки, они на вершок не подвинутся.
- Голубчик, крикни на них посильнее! - послышался голос старушки,- совсем ведь смерть подходит.
- Криком тут много не сделаешь,- ответил недовольно кондуктор и мигнул вожатому: - Панкратов, стряхни-ка!
Вагон, летевший под уклон, вдруг неожиданно замедлил ход, и все пассажиры, стоявшие в проходе, посыпались друг на друга к передней площадке.
- Боже мой! Что же это?! Что случилось?!
- Да ничего не случилось,- сказал кондуктор,- вот стряхнул всех,- теперь свободнее стало.
- Слушайте, нельзя ли потише?! - крикнул какой-то гражданин, сидевший на скамейке, у которого шапка слетела через задинку назад.
- Потише ничего не выйдет,- отозвался кондуктор.- На другом номере, конечно, можно и потише, а тут народ так образовался, что его только вот когда под горку разгонишь да остановишь сразу, ну, тогда еще стряхнется. Они стоять на особый манер приспособились: на других номерах человек стоит себе как попало, а тут он норовит вдоль вагона раскорячиться. Поди-ка его сшиби, когда он одной ногой в пол упирается!
- Вот пять лет езжу на этом номере,- сказал толстый человек,- и каждый божий день такая мука.
- И десять лет проездишь, все та же мука будет,- сказал кондуктор.- На этом номере за три года пенсию выдавать надо.
- А ничего с ним сделать нельзя? - спросил опять кто-то.
- Это не с ним, а с народом делать надо. Да и с народом ничего не сделаешь; ежели только перебить вас половину, тех, что на этом номере ездят,ну, тогда, может быть, послободнеет.
Вагон остановился на остановке, и на задней площадке опять завязалось сражение.
- Проходите наперед, ведь там вышли! - кричали снаружи.
- Кондуктор, не пускайте же больше, скажите, что мест нет! - кричала какая-то женщина в вагоне, у которой шляпка от тесноты перевернулась задом наперед.
- Пускай лезут,- ответил кондуктор,- ведь если бы ты там, а не тут была, другое бы совсем говорила.
- Передние, проходите дальше! Кондуктор, крикнете же им.
- У меня уж голос пропадать стал от крику,- сказал кондуктор,- а вот сейчас тронемся, тогда и разровняемся.
И когда вагон тронулся и разошелся под уклон, он крикнул:
- Панкратов, стряхни их, чертей, как следует!..
ИРОДОВО ПЛЕМЯ
На бирже губернского города была толкотня и давка.
На решетчатом диванчике, стоявшем около стены в темном коридоре, сидела женщина в красной шали, замотанной одним концом вокруг шеи, мужчина в поддевке и белых валенках и рабочий в шапке с незавязанными, мотающимися наушниками.
- Вот третью неделю хожу, а толку - ни черта,- сказал мужчина в белых валенках.- А все почему? Потому, что у кого есть сват или брат, или, скажем, знакомство, тот получает. А наш брат - только облизывается. С виду все хорошо: все равны и все по справедливости, а на поверку выходит - черт-те что. А все отчего? Оттого, что гражданской сознательности нет. Если бы они для себя нанимали, так они бы все кишки перевернули у человека, прежде чем ему место дать, а тут дело не их, а государственное, значит - черт с ним, пихну какого-нибудь зятя или тестя, а знающий человек на диванчике посиди.
- Это верно, чего там,- сказал рабочий, куривший папиросу и смотревший прямо перед собой в пол.
- А уж барышень этих везде напихано,- прямо не знаешь, откуда они берутся,- отозвалась женщина.
- Вон, вон, пошел,- сказал мужчина в белых валенках, указав на какого-то молодого человека, который сначала стал было в очередь, но через минуту достал какое-то письмо в запечатанном конверте и стал водить глазами по дверям. А потом подошел к уборщице в мужской куртке, несшей корзину для бумаг, и что-то спросил у нее, продолжая бегать глазами по дверям.
Уборщица указала ему на дверь последней комнаты и пошла. А молодой человек направился к указанной двери.
Потом, через пять минут, застегиваясь и едва сдерживая улыбку от каких-то приятных мыслей, прошел мимо сидевших на диванчике и, хлопнув дверью, размоловшейся от постоянного хлопанья, скрылся.
