Правда, по пути они сделали еще одно благое дело — подобрали адепта здорового образа жизни Гофмана-Разумова. Он весь был залеплен свежим пластырем и разрисован зеленкой.
Как оказалось, плавая в зоне прибоя, Гофман-Разумов имел неосторожность приблизиться к молу, прикрывавшему акваторию порта от разгула морской стихии. Здесь сильная волна швырнула его на ребристые бетонные плиты.
К счастью, спасатели подоспели вовремя и не только откачали незадачливого пловца, но и оказали ему первую медицинскую помощь.
Выслушав печальную историю, случившуюся с обладателем пусть и крохотного, но законного места на карте страны фантазий. Костя пожелал ему и в дальнейшем строго придерживаться принципов здорового образа жизни.
ГЛАВА 10. НА ДЫБЕ
Едва только началось первое рабочее заседание семинара, как сразу выяснилось, что его ряды понесли ощутимые потери. И дело было не только в Вершкове, спавшем непробудным сном, и не в Гофмане-Разумове, стеснявшемся показаться на людях.
Украинец Захаренко, безосновательно причисленный к потомкам гетмана Мазепы, влюбился столь молниеносно и страстно, что, махнув рукой на писательское ремесло, с головой ушел в предсвадебные хлопоты.
Мендельсона накануне избили и ограбили на пляже. (Непонятно только было, что он делал там ночью — не загорал же!)
Еще трое человек слегли с болезнью, имевшей разные симптомы, но проистекавшей из того же источника, что и недуг Вершкова.
Восвояси отправился крупный армянский писатель, чью фамилию, начинавшуюся на сплошные согласные — то ли «Мкн…», то ли «Мнк…» — никто не мог толком выговорить и которого для удобства переименовали в «Манкурта». На семинар он явился за собственный счет, в сопровождении переводчика, секретаря и референта, однако, не встретив к себе должного уважения, смертельно обиделся.
Оставшиеся в строю семинаристы вновь собрались в конференц-зале. На этот раз здесь царила вполне непринужденная обстановка. Среди рядовых членов ТОРФа в вольных позах разместились руководители. Отсутствовали только Савлов (по неизвестной причине) и Катька, недолюбливавшая любые массовые мероприятия.
Поскольку на предварительное ознакомление с произведениями, представленными на семинар, требовалось какое-то время, решено было для затравки обсудить авторов, работавших в жанре малой формы. Свои рассказики они могли зачитать и сами.
Таковых оказалось немного (в их число входил и некто Кронштейн, в миру — Костя Жмуркин). Основная масса начинающих фантастов почему-то отдавала предпочтение масштабным вещам — романам, пьесам, трилогиям.
Рекорд в этом смысле поставил майор-пограничник, прибывший откуда-то с восточных рубежей нашей родины. Рукопись своей эпопеи он привез в двух объемистых чемоданах, и, хотя ее страницы не были пронумерованы, по прикидкам дотошного Балахонова, это составляло не меньше шестисот печатных листов, то есть больше, чем написали за свою жизнь Гоголь и Булгаков, вместе взятые.
Первой жертвой литературного садизма суждено было оказаться Бармалею.
Предупредив, что это авторский перевод с литовского, он хорошо поставленным голосом и почти без акцента прочитал короткий рассказ, называвшийся «Случай вблизи моста через реку Нямунас».
Речь там шла о молодой литовской паре, решившей провести очередной уик-энд в уединенном месте у реки. Дело происходило в наши дни, хотя некоторые реалии пикника (например, давно снятый с производства транзистор «Селга») выглядели анахронизмом.
Когда стемнело, небо осветили зарницы и раздался гул, который герои рассказа сначала приняли за отзвуки далекой грозы. Внезапно из мрака появился окровавленный человек в красноармейской форме, с автоматом «ППШ» на груди.
Вежливо поздоровавшись, он назвался полковым разведчиком, которому необходимо срочно найти переправу через полноводный Нямунас, поскольку единственный в этих краях мост взорвали отступающие фашисты. Выглядел разведчик вполне естественно, хотя звезды и просвечивали сквозь его тело. Молодожены, конечно же, поняли всю важность момента и указали призрачному разведчику хорошо им известный брод.
Поблагодарив их, пришелец из прошлого сгинул. Сразу погасли зарницы и стих далекий тревожный гул.
Парень и девушка сочли это происшествие чем-то вроде сна или бреда. Но, проснувшись наутро, обнаружили возле своего костра помятую солдатскую фляжку и букет полевых цветов, явно не соответствующих сезону.
На вкус Кости, рассказ был так себе — обычный литературный ширпотреб, предназначенный не для читателей, а для редактора и цензора. Об этом он откровенно сказал Бармалею, сидевшему на один ряд впереди. (Вот только можно ли считать откровенными слова, сказанные на ухо?) Тот лукаво улыбнулся и кивнул.
Топтыгин, сидевший лицом к залу, а следовательно, имевший здесь особые права, предложил приступить к обсуждению.
Однако семинаристы почему-то помалкивали, сдержанно перешептываясь между собой.. В конце концов кто-то неуверенно произнес:
— Мне это напоминает Амброуза Бирса. Есть у него похожий рассказик.
— Ты имеешь в виду «Случай на мосту через Совиный ручей»? — сразу оживился всезнайка Балахонов. — Нет, тут другое… Вот у Борхеса сходные мотивы встречаются.
Опять воцарилась неловкая тишина, которую, жизнерадостно улыбаясь, нарушил Топтыгин:
— Коллеги! Волшебники и волшебницы! Мы собрались здесь не для того, чтобы отыскивать сомнительные аналогии. Такова уж природа литературы, что настоящее не может существовать в отрыве от прошлого. В конце концов даже великий Шекспир использовал чужие сюжеты. Аналогии, параллели, вечные образы и сознательные заимствования при желании можно обнаружить в любом произведении, даже столь популярном, как роман Самозванцева «Арктическая мечта». Дело не в этом. Сейчас мы должны оценить язык, стиль, фабулу произведения. Способность автора строить сюжет, выписывать характеры и развивать интригу. В этом плане просто неуместно упоминание реакционного писателя Борхеса, скомпрометировавшего себя связями с олигархами и сионистами… Итак, кто желает высказаться?
Опять все молчали, пряча глаза, и тут словно какой-то бес потянул Костю за язык.
— Я, между прочим, живу поблизости от описываемых в рассказе мест. Река эта течет и у нас, хотя называется немного иначе. Как встречали Красную армию литовцы и как они помогали ей бить фашистов, я знаю. Да и все это знают. Поэтому считаю идею рассказа лживой, притянутой за уши.
— Вы имеете что-то против дружбы советских народов? — болезненно удивился Топтыгин (можно было подумать, что Костя покушается на нечто незыблемое, типа гелиоцентрической системы мира или необходимости прививать оспу).
— Ничего подобного! Мы с автором как раз дружим. — Костя похлопал Бармалея по плечу. — Но только зачем искажать историческую правду? Думаю, в душе он со мной согласен.
— Правда общечеловеческая не всегда соответствует правде сиюминутной, узкоисторической, — всплеснул руками Топтыгин («Ну вы и загнули!» — прокомментировал это высказывание Балахонов). — Князь Игорь исторический и князь Игорь опоэтизированный — это совсем разные люди. Задача литературы не объяснять, а звать. Хочу, чтобы все присутствующие усвоили это… А рассказ нужный, особенно сейчас, когда кое-где опять зашевелились буржуазные националисты. Лично я рекомендую его к печати.
— Минутку внимания! — старик Разломов, сидевший чуть на отшибе, жестом показал, что просит слова. — Помнится мне, я этот рассказ уже где-то читал. Правда, под другим названием. Но, кстати, на русском языке. Было это лет эдак двадцать пять тому назад. Как бишь именовался тот журнал…
— «Стандартизация и метрология», — охотно подсказал Бармалей. — Январь шестидесятого года. — Сейчас я вам все объясню.
Оказывается, Бармалей очутился здесь потому, что, кроме него, фантастикой не баловался больше ни один литовский автор, а соответствующая разнарядка в местный Союз писателей поступила. Сам он ничего подобного давно не пишет, свой ранний рассказ считает откровенно слабым и публиковать его не собирается. И вообще он уже давно является полноправным членом Союза писателей, в доказательство чего было предъявлено соответствующее удостоверение, очень заинтересовавшее присутствующих. Многие из них хотели бы иметь такую книжечку.
Довольно щекотливый вопрос разрешился сам собой. Бармалею простили его маленькую мистификацию и обещали в будущем назначить директором Северо-Западного отделения ТОРФа, если необходимость в создании такового возникнет.
Следующий автор был сравнительно молод годами, лицо имел честное и целеустремленное, в пьяных оргиях замечен не был, зато обо всем судил прямо и откровенно. От него можно было ожидать , чего-то свеженького, смелого, яркого.
Свой рассказ он читал стоя, возможно, из чувства уважения к аудитории. Уже после первого абзаца Костя насторожился. Точно так же повели себя и многие другие участники семинара. Они недоуменно переглядывались, пожимали плечами и даже вертели пальцами возле виска.
