Наконец, я прошла через двойные двери. Люстра тут давала чуть больше света, чем в гостиной и столовой, а рядом с каждым мягким креслом была установлена лампа. Всего их тут в районе дюжины. Некоторые стояли парами, но в основном по отдельности. Здесь я провела большую часть дня. Даже успела вздремнуть в одном из кресел. Не нарочно, просто отключилась.
Подняв старомодный подсвечник со свечой, я пошла в темную часть библиотеки. Здесь было немного жутковато, но, честно говоря, не больше, чем в моей спальне, потому я отогнала мысли о призраках и пошла дальше, к двери, напоминавшей ту, что видела в столовой.
Я подняла свечу и прищурилась, чтобы разглядеть контур. Вот она. Молодая горничная насвистывала во время уборки, потому я и проснулась. Я не придала особого значения услышанному разговору, пока Антония не сказала, что той девушке нельзя входить в кабинет господина.
Я снова закатила глаза, вспомнив о том, какого обращения к себе требовал Сантьяго.
Претенциозный придурок.
Я принялась искать что-то, похожее на дверную ручку, но таковой не обнаружила и тогда отставила свечу на полку, начав щупать все подряд. Через некоторое время я все же обнаружила нужное место, почувствовав пружинный механизм под пальцами, а через мгновение дверь со скрипом отворилась.
Я ухмыльнулась, почувствовав себя победительницей, затем оглянулась через плечо и удостоверилась, что все еще одна, только после этого зайдя внутрь.
Остановившись, я осмотрелась. Огонек моей свечи был куда тусклее мигающего зеленоватого свечения от полудюжины мониторов, стоявших напротив стола Сантьяго. Они были единственными современными здесь вещами. Кабинет мужа оказался большим, по центру стоял огромный антикварный стол с креслом. Почти по всей длине ближайшей ко мне стены тянулся кожаный диван коньячного цвета. Как и в моей комнате, стены здесь были обшиты темным деревом. Дальняя стена была полностью уставлена книгами в кожаных переплетах, а перед ней стояли два удобных на вид кресла и небольшой стол между ними.
Я прошла дальше, останавливаясь и оглядываясь при любом скрипе половиц, и старалась игнорировать стойкий аромат одеколона. Он был едва уловимым, но я все равно чувствовала этот его запах. С ночи в исповедальне я больше никогда не забуду этот одеколон. В животе словно запорхали бабочки, а сердце бешено заколотилось, словно у моего тела была на Сантьяго собственная реакция.
Я не знала, что такого особенного было в человеке, чей герб теперь приходилось носить на собственной коже. Чье кольцо обвивало палец, а четки давили на шею тяжестью. Но я очень хотела понять его прошлое и настоящее.
Подойдя к стене с книгами, я увидела стакан с остатками янтарной жидкости на столе и какую-то книжку – она была раскрыта и лежала страницами вниз.
Я села в кресло и заметила карандаш, который, должно быть, скатился на пол. Я подняла его, даже не задумываясь, и положила на стол рядом с книгой.
Очевидно, Сантьяго сидел именно здесь и попивал свой алкоголь.
Отставив свечу, я взяла стакан и поднесла его к носу. Скотч. Мой отец хранил подобный для гостей. Я поднесла стакан к губам, не отдавая себе отчета в своих действиях. По правде, я считала, что даже если бы могла сейчас связно мыслить, то все равно бы не смогла придумать вескую причину для такого поступка. Однако я все же прижалась губами к стакану и допила последний глоток скотча.
Когда янтарная жидкость обожгла горло, я прикрыла глаза и откинулась на спинку кресла. Аромат кожи смешался с одеколоном Сантьяго. Некоторое время я сидела так, вдыхая знакомый запах. По позвоночнику прошла волна дрожи. И дело тут было не в скотче. Он не мог сработать так быстро.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Распахнув веки, я вернула на место стакан и коснулась кожаного корешка книги. Никакого заголовка на ней не было. Сама кожа на ощупь и вид казалась старой. Том был толстым, и, вероятно, его не стоило класть страницами вниз и открывать подобным образом. Это могло повредить переплет.
Подняв книгу, я перевернула ее и посмотрела на страницу. Однако внутри обнаружился вовсе не текст, а рисунок на весь лист. Череп.
Я перевернула страницы и обнаружила подробный рисунок женщины. Она была очень красива. Взрослая, с темными волосами и грустными глазами, частично скрытыми вуалью. Я принялась изучать рисунок. Что-то во взгляде женщины, будто смотревшей прямо на меня, казалось интригующим. Я просто не могла отвести взгляд.
Я была так увлечена, что ничего не замечала вокруг, но когда услышала, как в двери повернулся ключ, то поняла, что попалась. Я вскочила, ударившись коленом об стол и роняя свечу на пол. Я судорожно вздохнула, наблюдая, как расплавленный воск растекался по ворсу ковра, и лишь потом обернулась, чтобы посмотреть, кто меня поймал. Впрочем, это мог быть лишь один человек. В следующий миг я встретила тяжелый и темный взгляд мужа.
Сантьяго
Я заметил раскрытый блокнот для рисования, лежавший на столе. На странице был рисунок матери, который я набросал с похорон. Сам я присутствовать не смог, потому Мерседес записала для меня все на видео. И образ матери, такой разбитой, запечатлелся в моей памяти. Это воспоминание никто не должен был видеть. И уж тем более чертова Морено.
Жар подступил к горлу, когда я подошел к жене. Она уже съежилась и дрожала, пытаясь отодвинуться. Но бежать некуда. Неужели Айви еще этого не поняла? Ей никогда от меня не сбежать.
Я обхватил подбородок Айви ледяными пальцами и заставил ее посмотреть на меня.
– И что, по-твоему, ты делаешь?
– Я... я... – Айви стала заикаться, пытаясь покачать головой. Она смотрела на меня широко распахнутыми испуганными глазами, но я уловил запах скотча в ее дыхании, и это лишь усилило мой гнев.
– Рылась в моих вещах. Пила мой скотч. Может, поделишься со мной остальными грехами, которые тебе придется искупить этим вечером?
– Санти, пожалуйста.
– Не называй меня так, – я впился пальцами в ее кожу, и она вздрогнула от угрозы в моем голосе.
Я не знал, о чем Айви думала, ведя себя со мной так фамильярно. Пытаясь заставить меня забыть, кем я являлся. И кто такая Айви. Словно она имела какое-то право трогать мои вещи и заглядывать в самые темные воспоминания. Получала ли Айви удовольствие, напитывая дом своим ароматом, чем постоянно напоминала мне о присутствии врага под моей крышей? Даже сейчас в моих руках Айви смотрела на меня с такой фальшивой невинностью, что это действовало мне на последние нервы. Словно она могла заставить меня забыть, почему я привел ее в свой особняк. Айви будто думала, что махая своими ресницами и обращаясь ко мне сладким голосом, она заставит меня позабыть о предательской крови, текущей по ее венам. Нет, я никогда не смогу этого забыть.
– Думаешь, я не понимаю, чего ты добиваешься? – рыкнул я.
Айви моргнула, непонимающе посмотрев на меня. Может, я тоже пьян. Мой визит к Судье затянулся, и на протяжении всего этого времени виски у нас текло рекой. Вероятно, именно поэтому мои слова выходили такими раскованными.
