— Уходи, — потребовала она.
— Почему? — улыбнулся он. — Мне здесь хорошо.
— Ты мне мешаешь.
— Чем? Я ничего не делаю, просто стою на улице.
Не отвечая, она глядела на него, сердитая и напряженная.
Тогда он заговорил снова:
— А что мне остается делать? Ты же отказалась поговорить со мной.
— Да, потому что я не хочу с тобой говорить.
— Неправда.
Она скрестила руки на груди:
— Ты следил за мной, а теперь еще говоришь, что я вру?
— Нет, ты просто осторожна. Я понимаю. Я сам так живу.
— Ты кому-нибудь рассказывал обо мне?
— Никому. — Тут он запнулся, вспомнив что-то. — Нет. Только одному человеку.
Она развернулась и пошла обратно к дому.
— Постой! — крикнул он ей вслед. — Он тот самый, о ком я тебе говорил. Жестянщик. Он знает мою тайну и никому о ней не рассказал. Он и тебя не выдаст.
— Говори тише! — прошипела она и обвела глазами окна пансиона. Ни в одном из них не было света.
Он вздохнул, стараясь быть терпеливым:
— Прошу тебя. Ты здесь единственная, кто… Ты не такая, как они.Я просто хочу поговорить с тобой. Просто поговорить.
Можно ли ему верить? Женщина нахмурилась, пытаясь понять. Она ясно чувствовала его любопытство, но было еще что-то у него внутри, большое и черное, словно густая тень.
Она прислушалась к этому черному, и ее едва не втянуло в бездну такой тоски, о которой она даже не подозревала. Как будто часть его души была отсечена и закаменела в одном бесконечном мгновении, не способная ни говорить, ни двигаться — только беззвучно плакать, не в силах освободиться от своих пут.
Женщина вздрогнула и отшатнулась. Он удивленно наблюдал за ней:
— Что?
Она потрясла головой:
— Я не могу. Не могу говорить с тобой.
— Ты что, думаешь, я обижу тебя? Хотел бы я посмотреть на того, кто решится. Я ведь вижу, какая ты сильная, Хава.
Она вздрогнула, но тут же вспомнила, что сама называла ему свое имя. Неосторожно. Как неосторожно!
— Хорошо, — продолжал он. — Давай сделаем так. Всего один вопрос. Ты честно ответишь на мой вопрос, а я — на твой. А потом, если захочешь, я уйду.
Она подумала над его предложением. Он и так слишком много про нее знает. Но если после этого он уйдет…
— Ладно, — кивнула она. — Один вопрос. Говори.
— Тебе понравилась птичка?
Такой простой вопрос? Она пыталась рассмотреть в нем подвох, но ничего не обнаружила.
— Да. Она красивая, — и, помолчав, добавила: — Спасибо.
Довольный, он кивнул:
— Не лучшая моя работа. Здесь слишком мало света. Но я вспомнил о ней, когда увидел тебя. Она живет в пустыне и очень пуглива. — Он улыбнулся. — Ну, теперь твоя очередь.
Ей и правда очень хотелось задать ему вопрос, на который она искала ответ весь день.
— Откуда ты знал, что я не сплю?
Теперь пришла его очередь удивляться:
— О чем ты?
— Когда ты пришел сюда прошлой ночью и стоял у меня под окном, ты ведь знал, что я не буду спать. Откуда?
Вопрос явно застал его врасплох. Он задумался, потом засмеялся.
— Не знаю. Я об этом как-то не думал. — Он еще помолчал, а потом сказал: — Той ночью, когда мы встретились, ты двигалась совсем не так, как человек, которому положено в это время быть в постели. Наверное, поэтому я и догадался. Люди по-разному двигаются днем и ночью. Ты замечала?
— Да! — воскликнула она. — Даже если они не спят, они двигаются так, будто борются со сном или стараются убежать от него.
— Но только не ты, — подхватил он. — Ты тогда заблудилась, но все равно шла так, словно на небе вовсю светит солнце.
Это были как раз те слова, которые только и могли поколебать ее оборону; таким наблюдением она не могла бы поделиться ни с кем, даже с равви. Тот, возможно, похвалил бы ее за наблюдательность, но не смог бы прочувствовать всю правду этого замечания или оценить его с проницательностью стороннего наблюдателя.
Джинн пристально изучал ее лицо, ожидая реакции.
— Пожалуйста, — взмолился он. — Я ведь просто хочу поговорить. Тебе не будет от этого никакого вреда. Клянусь.
Благоразумие гнало ее прочь от него, обратно в пансион. Но она чувствовала дыхание холода на своем лице, а руки и ноги уже начинали ныть. Она подняла глаза на свое окно, и внезапно мысль о том, что ей придется провести остаток ночи в комнате за шитьем, показалась совершенно невыносимой.
— Ты обещаешь, что больше никогда и никому не расскажешь обо мне?
— Обещаю. — Он поднял бровь. — А ты? Ты тоже обещаешь?
Что ей оставалось делать? До сих пор он играл честно. Так же поступит и она.
— Да. Обещаю. Но нам надо уйти отсюда. Куда-нибудь, где нас никто не увидит и не услышит.
Он улыбнулся, довольный своим успехом.
— Хорошо. Место, где нас никто не увидит. — Он подумал и вдруг спросил: — Ты когда-нибудь была в аквариуме?
* * *
— Потрясающе, — прошептала она полчаса спустя.
Они стояли в главной галерее перед аквариумом с мелкими акулами. Вытянутые элегантные силуэты медленно двигались в темной воде, а широко открытые глаза пристально наблюдали за всеми движениями посетителей.
А Джинн наблюдал за женщиной, переходящей от аквариума к аквариуму. По дороге в Бэттери-парк она шла рядом, и он все время чувствовал ее настороженность, а потом и явное осуждение, когда он ломал замок на дверях (охранника на этот раз на месте не оказалось: он либо замерз, либо ему просто надоело нести бессмысленную вахту). Внешне Голем была вполне приятной, но отнюдь не соблазнительной. Будь она человеком, он не обернулся бы ей вслед, встретив на улице.
— Я ведь пересекала океан, — сказала женщина, — но даже не представляла, что внизу подо мной плавают такие существа.
— А я никогда не видел океана, только залив, — отозвался Джинн. — Какой он?
— Огромный. Холодный. И тянется бесконечно во все стороны. Если бы я не знала, что это не так, я бы подумала, что весь мир — это один океан.
Он вздрогнул, представив себе такую картину:
— Это ужасно.
— Нет, океан прекрасен, — возразила она. — Он все время меняется.
Между ними то и дело повисало напряженное молчание. Странно, что теперь, когда она согласилась поговорить с ним, он не знал, что с этим делать.
— Я ожила в океане, — снова заговорила женщина и замолчала, словно прислушиваясь к эху своих слов.
— Ожила, — повторил он.
— Да, в трюме парохода. Меня оживил человек. Он был моим хозяином, но недолго. Совсем недолго. — Ей словно приходилось силой выталкивать из себя каждое слово. — Он скоро умер.
— Это ты его убила?
— Нет! — Она смотрела на него почти с ужасом. — Конечно нет! Он был болен! Я бы никогда ничего подобного не сделала!
— Не хотел тебя обидеть, — поспешно сказал он. — Просто ты назвала его «хозяином», и я решил, что он силой заставлял тебя служить себе.
— Нет, все было не так.
Они опять помолчали, наблюдая за акулами; те, в свою очередь, наблюдали за ними.
— У меня тоже был хозяин, — заговорил Джинн. — Колдун. Я бы с радостью убил его. — Он нахмурился. — Вернее, я надеюсь, что действительно убил его. Но я ничего не помню.
И он рассказал ей все: о своей жизни в пустыне, о потере памяти, о пленении и последовавшем освобождении — неполном, потому что железный браслет все еще приковывал его к человеческому облику.
Женщина слушала, и ее лицо становилось мягче.
— Какой ужас, — сказала она наконец.
— Я не для того все это рассказал, чтобы ты меня жалела, — сердито огрызнулся он. — Я просто хочу, чтобы ты перестала шарахаться от меня, как перепуганный ребенок.
— Если я и кажусь тебе слишком пугливой, так у меня есть на это причины, — возразила она. — Я должна соблюдать осторожность.
— А как же та ночь, когда мы встретились? Если тебе надо соблюдать осторожность, как ты умудрилась заблудиться?
— Я была не в себе тогда, — пробормотала она. — Той ночью умер равви.
— Понятно. — Кажется, он немного смутился. — А кто это?
— Хороший человек. Мой покровитель. Он заботился обо мне, после того как умер хозяин.
— Что-то не везет тебе с хозяевами и покровителями.
Она вздрогнула от обиды:
— Мой хозяин болел, а покровитель был совсем стар.
— А сама ты совсем беспомощная и не можешь без них обойтись?
— Ты не понимаешь, — сокрушенно сказала она и обхватила себя руками.
— А ты объясни мне.
Женщина пристально взглянула на него:
