Женщина пристально взглянула на него:
— Нет, пока не могу. Я тебе еще не доверяю.
— Ну что еще мне тебе рассказать, чтобы ты поверила? — нетерпеливо воскликнул он.
— Расскажи, что ты делаешь по ночам, пока люди спят.
— Вот это и делаю. — Он обвел рукой вокруг себя. — Гуляю по городу, хожу куда хочу.
В ее глазах вспыхнула нескрываемая зависть.
— Как это прекрасно! — вздохнула она.
— Ты говоришь так, будто что-то мешает тебе делать то же самое.
— Конечно мешает! Как я могу гулять одна по ночам? На меня тут же обратят внимание. В ту ночь, когда мы встретились, я один-единственный раз вышла ночью одна.
— То есть ты все ночи проводишь дома? И что ты делаешь?
Она неловко пожала плечами:
— Шью, наблюдаю за прохожими в окно.
— Но тебе-то уж точно ничего не грозит на улице!
— А если кто-нибудь захочет оскорбить меня или ограбить? И если я оттолкну этого человека, а он почувствует мою силу? Или, еще хуже, я что-нибудь ему сломаю? Пойдут разговоры, и что потом? Меня будут искать и в конце концов найдут. Могут пострадать невинные люди.
Все эти страхи очень напоминали ему те, что высказывал Арбели. И все-таки почему она так легко сдается? Почему добровольно отказывается от свободы, за которую он борется? Она вызывала в нем жалость и презрение одновременно.
— И как же ты это выносишь?
— Это трудно, — тихо отозвалась она. — Особенно сейчас, когда ночи такие длинные.
— И так ты собираешься прожить всю жизнь?
— Я не люблю об этом думать. — Она отвернулась. Ее пальцы беспокойно переплетались, и она, казалось, думала, куда бы убежать.
— Но почему ты не можешь…
— Не могу, и все! — крикнула она. — Все, что ты мне предложишь, я уже обдумала! Я в любом случае подвергну опасности себя и других, а я не хочу думать только о себе. Но бывают такие ночи, когда мне хочется только бежать и бежать! Я не знаю, сколько еще… — Она внезапно замолчала, зажав рот рукой.
— Хава… — Жалость победила, и он взял ее за руку.
— Не трогай меня! — крикнула она, вырвала руку и бросилась прочь, в одну из темных боковых галерей.
Джинн был поражен силой, с которой она вырвала у него руку. По крайней мере, тут она права: если кто-то еще почувствует такую силу, это несомненно привлечет к ней внимание.
Он уже начал сомневаться, правильно ли делает, стараясь поближе узнать ее. Во время первой встречи ее явный страх и скрытность возбудили его любопытство, но сейчас Джинн почувствовал в них знак каких-то серьезных внутренних проблем. Тем не менее он последовал за ней в соседнюю галерею. Она стояла перед самым большим аквариумом с крошечными разноцветными рыбками. Он подошел к ней, но остановился немного в отдалении.
— Здесь почти сотня рыбок, — прошептала она. — Я никак не могу их сосчитать, они все время двигаются.
— Я только хотел тебе помочь.
— Знаю.
— Арбели — жестянщик, о котором я говорил, — тоже вечно твердит, что мне надо быть осторожнее. Я понимаю, в чем-то он прав. Но если мне придется вечно скрываться, я свихнусь. Нельзя каждую ночь поддаваться своим страхам. — Внезапно в голову ему пришла новая мысль: — Лучше ходи гулять вместе со мной.
Ее глаза удивленно расширились, и в то же мгновение он начал сомневаться, стоило ли делать это предложение. Она так осторожна, так напугана! Наверняка это свяжет ему руки. Но одна только мысль о том, что каждую ночь она сидит у себя в комнате, словно в клетке, приводила его в такой ужас, что он терял способность рассуждать.
— Ты хочешь взять меня собой? — с сомнением спросила она.
Он решил не отступать:
— Да, скажем, раз в неделю. Это ведь все меняет? Одинокая женщина действительно привлекает внимание, но ты будешь со мной.
— И куда мы пойдем?
— Я могу многое тебе показать. Места вроде этого. — Он обвел рукой окружающую их воду и стекло. — Парки по ночам, реки. Можно гулять всю ночь и увидеть только крошечную часть этого города. Если ты бывала только в своем районе, ты даже не представляешь, какой город весь.
К своему удивлению, он вдруг понял, что искренне хочет уговорить ее.
Она смотрела на рыб так, словно искала у них совета.
— Хорошо, — сказала она наконец. — Пусть будет одна ночь в неделю. Но сначала я должна кое-что тебе объяснить. Иначе будет нечестно. — Она помолчала, видимо собираясь с мужеством. — Когда ты рассказал, что у тебя случилось с колдуном, я все поняла. У тебя внутри неладно. — Джинн смотрел на нее насмешливо, но она продолжала: — Големов создают для того, чтобы они выполняли волю хозяина. Голем угадывает мысли хозяина и реагирует на них, даже не думая. Мой хозяин умер. Но способность у меня сохранилась.
Ему потребовалось время, чтобы понять, о чем она говорит. А поняв, он почувствовал, что хочет оказаться от нее как можно дальше.
— Ты умеешь читать чужие мысли?
Она быстро потрясла головой:
— Нет, все совсем не так определенно. Я чувствую страхи, желания. Или если человеку что-то очень надо. Но ты — другой.
— Почему другой?
— Тебя трудно разглядеть. — Она пристально вглядывалась в его лицо, и он с трудом подавил желание отступить назад, спрятаться. — У тебя лицо как будто освещено изнутри, но в тени снаружи. И то же у тебя в голове. Будто в тебе что-то все время борется и хочет освободиться. И это бросает тень на все остальное.
О таком мы не договаривались, мелькнуло у него в голове. Только теперь Джинн понял, откуда у нее это жутковатое выражение, словно она прислушивается к чему-то неслышному другим, но от этого понимания беспокойство его только усилилось.
— Я просто хотела, чтобы ты знал, — снова заговорила она. — И если теперь ты откажешься от своего предложения, я все пойму и не обижусь.
Он задумался. Всего одна ночь в неделю. А если ему будет с ней чересчур неуютно, они всегда смогут расстаться.
— Нет, предложение в силе, — твердо сказал он. — Одна ночь. Ровно через неделю.
Она улыбнулась.
Выйдя из аквариума, они направились к ее дому. На улицах было непривычно тихо, а мрак рассеивал только свет из редких освещенных окон. По дороге Джинн поймал себя на том, что проверяет собственные мысли. Пожалуй, ему нечего стыдиться; он не нашел никаких желаний, которые ему хотелось бы скрыть. А страхи? Страх неволи, скуки, опасение выдать себя. Обо всем этом она знала не хуже его.
«Возможно, — подумал он, — все получится не так уж ужасно». Они будут гулять, будут разговаривать. По крайней мере, что-то новенькое.
По ее просьбе они расстались, не доходя до ее дома, подальше от соседских глаз.
— Ты хотя бы поверила, что я не желаю тебе зла? — спросил он, перед тем как проститься.
— Почти, — улыбнулась она.
— И то хорошо.
Он повернулся, чтобы уйти, но она тронула его за рукав:
— Постой. Пожалуйста, не забудь о своем обещании. Обо мне никто ничего не должен знать. Никто, кроме тебя.
— Я умею держать слово. Надеюсь, и ты сдержишь свое.
— Конечно, — кивнула она.
— Тогда увидимся через неделю.
— До свидания.
Не тратя время на долгое прощание, она повернулась и скрылась за углом.
Он шел домой, раздумывая над тем, как изменится теперь его жизнь. Было еще рано, не больше четырех часов. Он решил, что поработает немного над незаконченной фигуркой ибиса. До сих пор ему никак не удавалось найти правильные пропорции: клюв получался неестественно длинным, а ноги чересчур толстыми.
Он поднялся только на первую ступеньку крыльца, когда между ним и дверью вдруг выросла какая-то фигура. Это был худой, изможденный старик, закутанный в какое-то тряпье и остатки грязного пальто. Вокруг головы у него был обмотан дырявый шарф. Судя по позе и сердитому взгляду, старик ждал его здесь уже давно.
— Что ты такое?! — хрипло потребовал он.
— Простите? — нахмурился Джинн.
— Я могу на тебя смотреть, — заявил старик. — У тебя на лице нет печати смерти. — Его голос истерически срывался, а глаза были так широко раскрыты, что сверкали белки. — Я тебя вижу! Ты сделан из пламени! Скажи мне, что ты такое! — выкрикивал старик, схватив его за пальто.
Джинн оцепенел от ужаса. Двое мальчишек, вставших чуть свет и привлеченных шумом, с любопытством выглянули из дверей. Старик вскрикнул и отвернулся от них, выпустив при этом Джинна. По его тощей шее пробежала судорога, и, прикрывая глаза рукой, он кинулся вниз по ступеням и прочь по улице.
— Вы в порядке, мистер? — справился один из мальчишек.
— Да, конечно, — кивнул Джинн и солгал. Он испугался до такой степени, что едва не столкнул старика с крыльца.