— Не понимаю… — прошептала она.
— Вероятно, один из клиентов оставил тебя здесь.
— Один из клиентов? — изумилась она.
— Совсем забыл — как твое имя? Выскочило из головы.
— Сеселла. Сеселла Гарденер!
— Первое, что потребует у тебя полиция — твое разрешение. На этой планете запрещено заниматься проституцией без разрешения властей.
— Я не проститутка! — воскликнула она.
— Тебя впервые поймали на этом деле.
— Я не проститутка!
— Сколько времени ты занимаешься этим ремеслом? Для таких преступлений есть суровые законы.
— Какие? — закричала она.
— Впредь тебе будет незачем заботиться о духах, — усмехнулся Туво Авзоний. — Это будут решать за тебя другие, а тебе останется только подчиняться их решению.
— Нет! — дико крикнула она. — Нет!
Но Туво Авзоний уже вышел, захлопнув за собой дверь.
Глава 16
— Прошу вас, — сказала она, отходя в сторону и опускаясь на колени.
На планете наступал рассвет. Отто и Юлиан всю ночь провели во дворце. «Я сделаю все возможное, чтобы способствовать вашему делу», — в очередной раз заверил их Иаак, когда они выходили через внутренние ворота.
— Думаешь, он сказал правду? — спросил Отто.
— Не знаю, — пожал плечами Юлиан. — Иаака трудно раскусить.
— Похоже, он боится тебя.
— Почему?
— Из-за твоей знатности, положения, власти, — предположил Отто, и Юлиан кивнул.
Отто и Юлиан вышли из дворца, когда едва начинало светать, и на этот раз их не сопровождали стражники, хотя, несомненно, за ними наблюдали, пока друзья пересекали гигантскую площадь, в центре которой возвышались купола и башни дворца.
Во внутреннем дворе, шагая по влажному плитняку, Юлиан поднял руку и указал на два темных окна.
— Это покои принцессы Вивианы и принцессы Аласиды, — сказал он.
Рабыня с двуручным сосудом для воды, который носят на плече, опустилась на колени на влажные плиты и пригнула голову. В тусклом свете раннего утра было трудно разглядеть, какого цвета у нее волосы. Пропустив мужчин, она долго смотрела им вслед.
— Разве ты не заметил, как шевелилась штора на окне принцессы Вивианы и мелькала тень в окне принцессы Аласиды? — спросил Юлиан.
— Заметил, — кивнул Отто.
— Кажется, они подглядывали.
— За кем?
— Кто знает? — пожал плечами Юлиан.
Отто прикинул, можно ли спуститься к этим окнам с крыши. Это было бы забавно, подумал он — украсть принцессу. Интересно, получилась бы хорошая рабыня из Вивианы или Аласиды?
Вскоре они вышли из внутреннего двора. Вдали, у фонтана, поднялась тонкая, едва различимая в утреннем свете фигурка, сливающаяся с сероватым мрамором фонтана. Вероятно, это был всего лишь праздный бродяга.
— Видишь? — спросил Юлиан. — Осторожнее.
— Понимаю, — кивнул Отто.
Фигура приблизилась и опустилась на колени в нескольких ярдах от внешних ворот.
— Я ждала вас всю ночь, — жалобно проговорила женщина. — Стража не позволила мне стоять у ворот, как я хотела. Они не разрешили мне ждать, как преданной собаке.
— Мы узнали вас, — сказал Юлиан, и Отто согласился с ним, приглядевшись к женщине. — Кто вы такая?
— Та, что вчера стала служительницей Диры, — ответила женщина.
— Богини рабынь? — усмехнулся Юлиан. — Кто вы?
— Рената Алерина Гина Амелиана.
— Из рода Амелианов?
— Да.
Значит, это был не бродяга. Женщина, стоящая перед ними на коленях на мокрых плитах, была жалкой, несчастной и покорной. Она стискивала разорванный вышитый лил, некогда роскошный, а теперь разодранный от ворота вниз, мокрый и испачканный за ночь, проведенную на плитах площади.
— Вы знатная дама, — заметил Юлиан.
— Настолько, насколько я похожа на нее сейчас.
— Вы богаты.
— Это богатство моей семьи, — возразила женщина. — Теперь для меня это неважно.
— Ваша семья торгует золотом, — с неодобрением произнес Юлиан — подобно многим аристократам, он презирал ремесла и торговлю.
— Со вчерашнего дня для меня стали важнее железо и кожа, — ответила женщина.
— Не понимаю…
— Я смотрела в глаза хозяина, — объяснила женщина. — Теперь я знаю, что смогу быть счастлива только в покорности, в самоотверженной любви и служении. Я знаю, что смогу быть счастлива только тогда, когда стану рабыней.
Юлиан внимательно посмотрел на женщину.
— Я познала себя, — продолжала она. — Я видела глаза хозяина. Отныне я предана Дире, — женщина нагнулась к ногам Отто и поцеловала их. — Я принадлежу вам.
— Вы понимаете, что говорите? — рассердился Юлиан, но женщина не отводила умоляющих глаз от Отто. Неужели он не позволит ей выпрямиться на коленях перед ним? Он позволил. — Вы не понимаете, что творите, — втолковывал ей Юлиан.
— Мне снять одежду? — спросила она Отто, но тот отрицательно покачал головой.
— Ошейник предназначен для воров, мятежников, преступников, варваров, — перечислял Юлиан, — и для падших женщин.
— Для всех женщин, — возразила она.
— Для несчастных, которых постигла такая участь.
— Нет, — покачала она головой.
— Женщины смертельно боятся ошейника!
— Я не боюсь, — сказала она.
— Ошейник нужен тем женщинам, которые его заслужили, которым он походит.
— А каким женщинам он не подходит? — спросила она.
— Неужели вы хотите носить ошейник?
— Да, — твердо сказала она, глядя на Отто. — Я умоляю об этом!
— Ты знаешь, что с такими женщинами хозяева делают все, что угодно, продают и покупают? — спросил Отто.
— Да, — кивнула она.
— Вы плачете? — встревожился Юлиан.
— Неужели ты думаешь, что у тебя будет один хозяин? — продолжал Отто.
— Надеюсь, когда-нибудь у меня будет много хозяев. Я постараюсь хорошо служить им.
— Когда-нибудь ты пожалеешь о своем решении, когда почувствуешь себя бесправной, — предупредил Отто.
— Да, я знаю, что я бесправна.
Конечно, это была женщина, которая повстречалась им вчера — незнакомка в вышитом лиле, которая рассердила Отто, и тот ударил ее по губам, разорвал на ней лил и поставил перед собой на колени, как будто эта роскошно одетая аристократка была всего-навсего рабыней.
— Вы хотите принадлежать ему? — допытывался Юлиан.
— Да!
— А если я захочу, чтобы ты родила мне рабов? — спросил Отто.
— Как будет угодно хозяину.
— Возможно, я попробую тебя и посмотрю, на что ты способна, — пообещал Отто.
— Я ничего не умею, — смутилась она.
— Ты кажешься неглупой и скоро всему научишься, — успокоил ее Отто.
