- Помни, - свистел невидимый демон, - пророчество гласит, что уничтоживший меня погибнет в тот же миг, когда я паду! Так что даже не пытайся убить!
- Да мне, - тяжело дышал в разреженном воздухе Стигней, - все равно, когда я подохну. Лишь бы месть ушли из моей черной души. Я ведь хотел ей смерти, моей возлюбленной! И Оракул сказал, что таки, сделаю это! Месть падет, а вместе с нею и я! Пророчество может, должно ошибаться! И месть уйдет! – Монах разрубал кислотником тонкие невидимые щупальца, пытавшиеся выдавить ему глаза и снять с буйной головы Паладина уши, над головой которого опять появился загадочный зеленый нимб.
- Не смей выгонять мою госпожу! – сипел демон-ветер. – Святоша полусмертный!
Далее капитан не видел развивающихся событий, поскольку превратившееся в длинный стеклянный меч щупальце, едва не снесло ему скальп. Он уклонился, бросаясь на пол и почти проскальзывая под ногами соперника. Развернувшаяся, покрытая острыми прозрачными иглами рука пробила ему предплечье, отбрасывая назад.
Его швырнуло на спину Стигнею, сбивая того с ног, вместе с другим демоном.
- Черти, - ругнулся, едва не рехнувшись от злости, Затворник. Ведь он едва не отрубил только что призрачное предплечье своему противнику.
- Эй, сопляки, - словно эхом возвратившийся, сказал очень знакомый густой баритон.
В коридоре стояли, сжимая увесистые плазменные винтовки двое невысоких мужчин – Клипард-2 и двойник Стигнея. За их спинами не было мечей в пустых ножнах, потому что кислотники не поддавались размножению, сколько не пытайся это сделать Антон.
Люди подняли свое оружие и, вместе со скорпионом, меткими выстрелами отбрасывали демонов все дальше от лежащих монахов. Они улыбались, гордые тем, что помогают своим братьям и отцам.
Истинные монахи поднялись, бросившись на противников, едва их копии прекратили огонь. Лживые божества могли теперь только защищаться, ведь каждый раз, когда они пробовали атаковать, их сразу же отбрасывал шквальный залп из плазменных ружей.
Некоторое время Клипард и Затворник сражались плечо к плечу, жаль только, что на монстров не действовали обычные фокусы типа «замедления», синхронно взмахивая мечами в заученных кем с детства, а кем за несколько часов, ударах. Потом пришлось разделиться, когда демон льда нырнул внезапно в оружейную нишу.
Антон бросился за ним, оступаясь, подвернув лодыжку и падая лицом вниз. Это его и спасло.
Прятавшийся от холода и закутанный в несколько скафандров Инквизитор, разрядил в него полный боезаряд из игломета. Капитан, поблагодарив Господа за избавление, краем глаза отмечая, как над головой, пролетая сквозь потерявшее вдруг очертания божество, проносится сноп покрытых парализующим ядом иголок. Он мигом сгруппировался и, упершись локтем в пол, вонзил кислотник в нависшего над ним Ханмуна.
- Ты будешь моим, полусмертный, - из ледяной груди вырвался истошный вопль умирающего демона. – И придешь, я чувствую! Ох!
Ложный бог скончался вместе с умершим от смертельного холода Инквизитором, на губах которого пузырился кровавый иней.
Помня о взрыве после упокоения первого выходца из Ада, Клипард выкатился из ниши, но Ханмун просто осыпался огромной грудой льда, выпустив тучу крупинок воздуха. Воздух заметно потеплел – система климатического контроля, наконец, смогла победить неведомо откуда взявшуюся стихию мороза.
Поднимаясь на колено, капитан, хотел, было броситься на помощь своему другу, но безнадежно опоздал. Он видел, как одновременно зеленый, окруженный паром меч Стигнея вонзается в почти неосязаемое тело Завывона. В тот же час за его спиной бесшумно открывалась дверь. Время, казалось, остановилось, сам того не желая, капитан вошел в «замедление», теперь уже жалея об этом.
Затворник, уже закончив движение и вытаскивая меч из опадающего грязными клочьями демона туманов, внутренне почувствовал опасность, и начал уклонятся. Но рефлексы старого Турреца действовали во многом быстрее, чем на это мог рассчитывать Паладин.
Ярко светящийся желтоватый клинок вошел ему прямо в середину головы, разрубая ее, как нож ополовинивает яблоко – удар пришелся сверху. Кровавая пена хлынула изо рта не знающего страха воина, но встретившего свою любовь. Он встал, поднялся на дрожащие ноги вместе с мечом в голове, его глаза остекленели, но сил хватило на последний удар.
Туррец Аквинский, Главный Инквизитор республики, педофил и любитель мужчин, один из генералиссимусов великой державы сжимал торчащий у него из солнечного сплетения кислотник.
- Никогда не думал, - доверительно сообщил он неведомо кому, - что умру от этой железяки! – И завалившись на бок, так и не долетев до пола, умер, ухватившись скрюченными синими пальцами за дверной косяк.
Кислотник погибшего Паладина Жизни, легендарного Оруженосца всех ступеней Овала, уничтожившего в одиночку целый легион Республики, замерцал в теле Инквизитора и ушел из реальности в тот же миг, как на лице Стигнея Коричневого Затворника заиграла печальная последняя улыбка.
- Передай ей, - в последний раз выдохнул склонившемуся Клипарду на ухо монах, - что Оракул ошибался! Я сумел полюбить, но не победил месть, и, все же, не убил ее! – Он умер на руках своего побратима, наблюдая, как становится прозрачным и тает его кислотник.
Его точная копия также схватилась за грудь, покачиваясь. Клону предстояло помереть, как сообщал уникальный Раздвоитель, спустя сутки после смерти своего оригинала.
- Я пойду за братом, - горестно вымолвил копия монаха, поднимая винтовку, и выпустил целый заряд себе в голову.
Что было дальше, Клипард помнил с трудом, в каком-то кромешно кровавом тумане. Он поверить не мог, что непобедимый Паладин когда-нибудь умрет. На его глазах скончался человек, бывший ему кумиром в годы юношества, только фильмы о мифических монахах удерживали маленького сироту от того, чтобы не броситься с крыши детдома. Теперь его не стало, никого не осталось из тех героев детства, заменивших родителей, тех, на которых стоило равняться.
Оставшись без командиров и богов, Инквизиторы сдавались десятками изрядно потрепанных кораблей. Маленькие катера Ордена вились вокруг них, добивая последних, кто не желал отдаться на волю победителей.
Тяжелую печаль Антона еще больше взбудоражил тот факт, что «Солнечный спрут» погиб в самом конце боя. Последний выживший корабль Инквизиции бросился на него в самоубийственную лобовую, и взорвался вместе с ним. Спасся только один из маленьких Шептунов, да невысокого роста металлический богомол, зовущийся Тхудлаком, Сыном Тьмы[23].
Несколько дней «Стремительный странник» не двигался, оставаясь среди покрытых горестными воспоминаниями и гарью обломков на мертвом поле брани. Вокруг него круглосуточно вели дежурство несколько звездолетов Ордена, чей флот также никуда не спешил, собирая щедрое награбленное и ценных пленников. Они вызвали на место происшествия всевозможных торговцев и следователей, способных официально подтвердить, что трофеи законные, и никто больше не имеет на них прав.
Собрав останки своих погибших, всех погибших сложили в огромный саркофаг, сваренный из больших остатков уничтоженных кораблей.
На десятый день, как и положено, по Большому Межзвездному Уставу, летучий гроб снабдили медленно работающими, почти вечными двигателями и отправили в сторону Неисследованного космоса. Там, по преданиям, находился Край галактики, где обитал бог, ведь никто не догадывался, что Творец и так живет в каждом живом существе. А в небольшой искусственной кабине сидел смотревший вперед Затворник. На его искалеченную голову был надет коричневый балахон плаща, скрывавший страшную рану.
Клипард лежал в своей каюте, повернувшись к иллюминатору, и неотрывно смотрел на звезды. Лиина постоянно подходила, не пытаясь даже заговорить, тихонько ложилась рядом, согревая его своим шелковым телом. Шептала, словно во сне, ласковые нежные слова, гладила по голове, потом вставала и шла отрабатывать вахту за них обоих. Антон безропотно принимал свои порции ласк, но безмолвствовал, лишь горько вздыхая.
Он периодически глотал из большой плоской фляги с коньяком, которую ему наполнял боцман так, чтобы не заметила Ромеро, из своих старых и уже ненужных Бибулу запасов. Мысли бродили в голове капитана, не находя себе места.
Ведь погибли ни в чем неповинные люди, заплатили жизнями за какую-то банальную затею старого козла, зовущегося Ионой. Хорошие человеки, знающие страх, но и сострадание, ненависть, но и любовь, умеющие приносить боль, но также умеющие дарить ласку. Самые обычные добрые люди, тем и отличавшиеся от остальной массы человечества – своей обычностью.
Эвелина также безутешно рыдала, запершись в своей комнатке-каюте. Она перекрасила все свои наряды в черное и коричневое, как символы памяти о Стигнее. Все решили, что отныне форменной одеждой экипажа станут эти цвета.
