— Вышла Полина наша, только что вышла по срочному делу, вот какая незадача! Но я могу передать ей, если что надо. Не стесняйтесь. Может, передать, чтоб вам позвонила? Она позвонит! Вы из гостиницы?
— Мне нужно с ней поговорить, — сказал Визин.
— Отсюда с ней вряд ли… Да тише вы!.. Минуточку, я закрою окошко, а то спасу никакого нет… Ну вот! Она не любит говорить с работы. Да и без конца народ. Не получится у вас разговора.
— Что вы посоветуете?
— А идите к ней домой. Она — женщина гостеприимная, хлебосольная. Часиков в шесть уже дома и будет. Уклонная, 19. Это — в сторону больницы, к озеру. Пихтова Полина Григорьевна. Вообще-то она Аполлинария. Это мы, по-свойски уж — Полина да Полина. Сокращенно, значит.
— Вы уверены, не прогонит? — подлаживаясь к ее тону, спросил Визин.
— Ну зачем же! Человек светлым днем, по делу…
— Спасибо вам.
— Пожалуйста, только вы ей не говорите, что я адрес дала. Узнает привидение из меня сделает.
— Не скажу.
— Ну, всяческих вам успехов. Извините — народ… — И опять донесся гул — она открыла кассу…
Чтобы убить время, Визин пошел к озеру. Расспросы привели его к узкой полосе песка, усеянной купальщиками. Большей частью это была ребятня, но были и взрослые, без сомнения — гости Долгого Лога, медлительные, обгорелые, с блаженными и ленивыми лицами, в ярких купальниках, держащиеся группками.
Визин разделся в стороне и побрел в воду, слишком теплую, чтобы избавить от знойной разомлелости и одури. Впереди, метрах в четырехстах, был островок, и от него выдавалась стреловидная полоса тростника, далеко уходящая в озеро. Визин расслабился и не спеша поплыл к ней.
Он давно не плавал на такое расстояние и поэтому скоро устал — пришлось перевернуться на спину и отдохнуть; и так, с остановками, он достиг, наконец, стрелы. Когда руки коснулись первых тростин, он попытался встать, но с головой погрузился в воду, и поплыл дальше, раздвигая мощные жесткие стебли. Наконец, он ощутил под ногами близкое, захламленное и колючее дно и стал отдыхать. Вода доходила ему до груди; чуть заметно покачивались тростины; над головой носились стрекозы; где-то совсем рядом заливалась камышовка; и жгло, жгло неисчерпаемое солнце.
Ему вдруг пришла в голову нелепая мысль, что если бы, скажем, его сейчас поразил солнечный удар, то он бы захлебнулся, — совсем безболезненно, не испытав ужаса, не заскулив животно, так как захлебнулся бы в бессознательном состоянии, — и никто бы, скорее всего, никогда его не нашел — погрузился бы на дно, в бузу, оплели бы водоросли, засыпало бы обломками отмирающего тростника, и так через несколько лет оказался бы он в толще новообразовавшегося пласта; а когда-то озеро обмелело бы, высохло, и Г. П. Визин превратился бы в недра, а через тысячи лет, во время раскопок, — «хотя, если мы уцелеем, то к тому времени не будет уже давно этих кустарных раскопок, а будет какой-нибудь аппарат, способный видеть сквозь землю», — будут обнаружены хорошо сохранившиеся останки, и никто не будет знать, что это — бывший заведующий газовой лабораторией, доктор наук, профессор Визин, учивший некогда студентов уму-разуму, в то время, как сам означенного ума-разума был начисто лишен… «Какая только собачья ахинея не придет в голову, — подумал он с досадой. — Так и страху на себя можно нагнать, и в самом деле не выберешься отсюда, и последним твоим деянием сочтут несколько прощальных писем, одно несуразнее другого, хотя нет последним будет все-таки телефонный разговор с этой дурой-невидимкой, которой, словно нарочно, чтобы весь город знал, поведал о заветном желании…»
Визин приготовился уже плыть назад, как услышал какой-то шорох. Он внимательно огляделся и, осторожно раздвигая заросли, двинулся на звук. С каждым шагом тростник становился гуще, идти было все труднее, и он почти уговорил себя повернуть назад, как вдруг увидел совсем рядом резиновую лодку и в ней — загорающую Полину, На ней был густо-зеленый купальник; она повернула голову, посмотрела на Визина и совершенно невозмутимо произнесла:
— Ну и ну.
«Не удивляться! — сказал он себе. — Нисколько и ничему. Все идет как надо. Как ей надо. Поэтому ты здесь… Тут особая логика. Где начинается Лина, брат Визин, коллега, там кончается твоя реальность». Вслух было сказано:
— Только час назад я звонил на автостанцию, и ваша сослуживица сказала, что вы вышли по срочным делам…
— И советовала вам не затевать со мной разговоров на работе, и дала вам мой адрес, и просила не говорить, что она дала, и вы обещали.
— Совершенно верно, обещал. И вам обещаю не говорить вашему начальству, что вы тут занимались срочными делами.
— Глупости, — хмурясь сказала Полина. — Пусть и она поработает. Довольно поотлынивала. Что вы тут делаете?
— Прогулка вплавь! — дурашливо ухмыльнулся Визин. — А вообще-то вам лучше знать, что я тут делаю. Я тут — по вашей воле, вне всякого сомнения. Это доказано.
— Бред какой…
— Почему бред? Что, «служба утешения» — тоже бред? А та радиограмма в самолете? Жаль только, что я потерял ее, а то бы продемонстрировал. Между прочим, и почерк один и тот же: в записке, в радиограмме и в бумажках на вашем столе.
— С вами сейчас будет солнечный удар, вот что с вами сейчас будет! - строго, как учительница, сказала она. — Разве это не легкомыслие — в такую жару без головного убора? А еще бог знает куда собрались! Возьмите-ка!
Над ним взмыл бумажный колпак, он поймал его и надел.
— А вы? — спросил он.
— Рыжим можно без головного убора.
— Вы не рыжая. Вы гнедая, или каштановая. Вот Коля — этот рыжий.
— Коля — светло-рыжий, а я — темно-рыжая.
— Вот! И тут без Коли не обошлось, — нарочито кисло проговорил он. Куда бы не ступил…
— А что Коля? — Голос ее возвысился. — У вас шоры на глазах, вот что!
— «Шоры», — повторил он. — За что-то вы меня очень не любите. Понять не могу…
По лицу ее прошла тень грустной улыбки; она подавила ее.
— Не любите, а возитесь… В чем причина?
— Это вы сами с собой возитесь. Возитесь, копаетесь, перебираете, ни на что толком решиться не можете…
— На кое-что я все-таки решился.
— Вы сказали «А». А дальше?.. Чем только не нагрузились, собравшись в такую дорогу… Ах да что, вы меня и не слышите нисколько.
— Нет, я слышу, слышу, Между прочим, — добавил он, все также дурашливо, — один человек сказал, что мы были бы неплохой парой.
— Этот человек, — вспыхнув, сказала она, — маленькая, безвольная, безответственная, мечтательная дурочка. Она достукается, что я из нее привидение сделаю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
