– Деньги, как говорится, не пахнут. Они то зло принесут, а то добро. Потому для доброго дела и у злодея, не говоря ему об этом, можно взять взаймы полмиллиона. Ежели он еще даст.
В квартиру Мазаевых влетел ветер раздора и самобичевания.
Никогда хозяин Николай Степанович не позволял семье доводить спор и всякие бытовые разногласия до буйного скандала, до мелочных обвинений и оскорблений. Ночь развела всех по своим горьким углам.
А в последний день ожидания приезда украинского гостя Маша принесла в дом и положила перед родителями на стол пачку денег, перетянутых резинкой.
– Здесь полмиллиона, – сказала она.
– Анзор дал? – взволнованно спросил Николай Степанович.
– Одолжил на год.
– Расписку потребовал, наверное?
– Расписку не писала. А вот покупаемую квартиру – в случае невозврата денег – пришлось заложить.
– Странная сделка.
– Другой не могло быть. Он спросил, зачем мне деньги… Я призналась. Он без занудства согласился дать. Лишь попросил гарантий, то есть залога. Через год не отдадим полмиллиона, придется купленную квартиру продать, размен какой-нибудь произвести, и ему вернуть его долг. Другого пути, как видите, у нас нет.
Слова Маши опровергнуть больше никто не пожелал. Пустая квартира Ивана Никодимыча вот-вот должна была обрести нового хозяина.
Глава девятая
– Закон подлости.
– Так не бывает.
– Еще как бывает! Посмотри на приглашения…
– Но так не должно быть. Маразм какой-то.
– Я и говорю: закон подлости. В один день приходят два приглашения на один и тот же месяц, да еще на одну и ту же неделю.
– Маша разрыдается. Она спала и видела Болгарию.
– Понимаю. Конкурс она не имеет права пропустить. Придется поездку мне отложить на неопределенное время.
– Да тебя американцы больше не пригласят.
– Пригласят. Куда они денутся?! Раз сейчас согласились принять, то и потом не откажут. Профессор Джеймс Харриган заинтересован объединить наши с ним научные подходы, усилия… Заинтересован избежать лишних разговоров о плагиате.
– Ты столько времени добивался этой встречи! К тому же тебя не поймет Алексей. Ты забыл, сколько сил он потратил на то, чтобы эта поездка состоялась?!
– А что делать? Денег нет. У Лизы начались проблемы с квартирой. Анзор намерен пустить ее с торгов на продажу. Он, хитрец, слово свое не сдержал. В эти дни, видимо, будет суд… Я уеду – и квартиру отнимут. Разве можно мне в этой ситуации куда-то ехать? Маша может, а я нет.
– У Маши еще сотня конкурсов будет, сотня поездок… А для тебя, я чувствую, это последняя возможность. И проект с алмазами не отдать иностранцам так запросто, и в университете на кафедре свое положение укрепить.
– Все. Решено. Чему не бывать, тому и не бывать. В России любой закон ненадежен, кроме закона подлости. Его-то никому не удалось обойти.
В семье Мазаевых так быстро еще не разрешалась ни одна неразрешимая проблема.
Сегодня Николаю Степановичу не повезло. Он возвратился из университета домой, а там его с грустным, разбитым видом встретила жена, держа в руках два письма. Молча протянула их, и он почему-то сразу догадался, что пришло долгожданное приглашение из Америки. Насторожило, а затем и взбудоражило лишь второе письмо. Оно было адресовано Маше. И Николай Степанович только собрался прочесть его, как жена пояснила – это вызов из Болгарии.
Он быстро сдался. Уступил дорогу дочери, хотя из месяца в месяц ждал приглашения поехать в Америку. Готовил себя к дальней поездке, к встрече с непонятными последствиями… Прочел несколько статей Джеймса Харригана, обновил знание английского языка. Даже не поленился заглянуть в учебник истории, чтобы на всякий случай выудить из него важные даты и имена, которые могут пригодиться в ходе неофициальных бесед.
Теперь все ожидания и волнения откладываются. Можно отдохнуть, расслабиться. И хорошо, что жена его поняла. Другая бы закатила скандал, устроила нервотрепку. Поезжай, мол, в Америку – и все, привези мне то-то и то-то… А Ольга смирилась с обстоятельствами. И от того, что жена не выступила в роли судьи, он вдруг впервые за многие, многие дни почувствовал тихую безмятежную радость на сердце и желание хоть действительно ненадолго расслабиться и забыть обо всем, что тревожило его в случае поездки в Америку.
По-другому восприняла отказ отца Маша. Два вечера подряд она настойчиво убеждала его изменить свое решение. Она даже в училище попросила найти себе замену. Но, получив от директора суровый выговор и отказ, вернулась домой с назойливой мыслью – найти деньги и ехать по своим делам обоим. А взять в долг можно опять у Анзора.
– Твоим издевательским предложениям нет конца, – возмутился Николай Степанович. – Суд на носу… Ты это знаешь?!
– Нет.
– Странно. Тебе твой Анзор разве ничего не сказал?
– А что он мне должен сказать? – возмутилась теперь Маша. – И почему ты со мной таким тоном разговариваешь?!
– Потому что твой Анзор заявил мне, что он отнес заявление в суд…
– Никакой он не мой.
– Он якобы больше не намерен ждать возвращения долга. Таким образом, квартиру Лизы мы скоро можем потерять.
– Почему?
– Анзор возьмет ее за долги. Я не знаю, какую бумагу ты у него подписала, когда брала деньги. Но ежели в ней указан другой срок возврата, да еще обещано отдать квартиру за долги, то считай, что он тебя красиво обманул. И в нашу квартиру он перевезет жить своего деда. Кажись, он так мне намекнул.
– Все не так. Все было гораздо проще. Он дал деньги, потом бумагу… Сказал: распишись, что вернешь долг. Я расписалась. И все.
– Объясни почетче. Что было написано на бумаге? Вспомни…
– И вспоминать ничего не надо. Я сама писала, что беру в долг полмиллиона рублей – и все…
– Непонятно. Если других приписок не было, то на каком основании он собирается отсудить у нас квартиру?
– Он пошутил, наверное, а ты всерьез подумал. Давай я все у него сама разузнаю. Хорошо?
– Разузнай. Осторожно так, чтобы его не злить… И не вздумай денег у него просить. У него, как у еврея, берешь рубль, отдаешь пять.
– Анзор – не ростовщик.
– Заступайся, заступайся за него, – проворчал Николай Степанович. – Он если не хуже еврея-ростовщика, то уж очень похож на него. Кроме денег, квартиры, еще и тебя в полон берет.
Встретил в штыки отказ друга ехать в Америку и Алексей Константинович. Сперва он устроил горячую головомойку коллеге в университете, затем примчался к нему домой и уже там продолжил читать нотации. Душа его кипела обидой, носившей не отстраненный, холодный характер, а имевшей как личностную, так и научную подоплеку. Все-таки Алексей был давним, испытанным другом, и геологическое открытие происходило на его глазах, и получение им искусственных алмазов действительно имело важное государственное значение. Встреча с американским профессором Харриганом могла пролить свет на то, каким образом иностранцы раньше русских застолбили «алмазное» открытие. Решилась бы и проблема с определением роли геолога Николая Мазаева в данном научном открытии.
Огорчению Алексея Константиновича не было предела. Вспомнились затраченные труды, время, происшествия, вспомнились и беспробудный сон на гальке лицом к огню, и всечеловеческая дружба геологов, заблудившихся в пасмурной тайге, вспомнились полосатые щуки невероятных размеров, тихие и опасные топляки на реке, пробившие дно лодки, собаки в ледяных сосульках на шерсти, жмущиеся по холодным ветреным ночам к спальным мешкам. Они трудно, но романтично жили в те времена. Их следы навечно остались в далеких краях… И теперь Алексей Константинович желал себе и другу одного – чтобы прожитая жизнь не пропала даром, а научные достижения обрели имена подлинных героев-первооткрывателей.
– Зачем отдавать успех тем, кто не видел снег на верхушках сопок, кто не промывал желудок отваром хвои? – вопрошал он. – Зачем? Американцы просто-напросто присвоили твое открытие, наши труды… Поезжай. Разберись. У тебя такие доказательства на руках!
– Кроме моего доклада, публикаций – других доказательств нет, – озабоченно возразил Николай Степанович.
– Для нас с тобой, может быть, доклад мало значит. Нам подавай экспедиции, отчеты, минералы, палатки… Доклад для американцев – это нечто другое, это мысли, идеи. Без них нет науки. Так что они не зря тебя пригласили. Поезжай! Не откладывай на потом… Куй железо, пока горячо. Денег нет? Соберем на кафедре.
Николай Степанович упрямо молчал. Еще один напор, еще десяток минут убедительного монолога, и он мог согласиться с другом, сдаться. А отступать было нельзя. На кону стоял вопрос с квартирой Лизы. Даже если Маша не давала письменных опрометчивых обещаний отдать квартиру за долги, все равно следовало ждать провокации со стороны Анзора. Последний разговор с ним служил подтверждением тому, что квартира для него вдруг стала важнее денег.
