И. З. Суриков
Казнь Стеньки Разина
Точно море в час прибоя,Площадь Красная гудит.Что за говор? что там противМеста лобного стоит?
Плаха черная далекоОт себя бросает тень…Нет ни облачка на небе…Блещут главы… Ясен день.
Ярко с неба светит солнцеНа кремлёвские зубцы,И вокруг высокой плахиВ два ряда стоят стрельцы.
Вот толпа заколыхалась, —Проложил дорогу кнут:Той дороженькой на площадьСтеньку Разина ведут.
С головы казацкой сбритыКудри черные как смоль;Но лица не изменилиКазни страх и пытки боль.
Так же мрачно и сурово,Как и прежде, смотрит он, —Перед ним былое времяВосстаёт, как яркий сон:
Дона тихого приволье,Волги-матушки простор,Где с судов больших и малыхБрал он с вольницей побор;
Как он с силою казацкойРыскал вихорем степнымИ кичливое боярствоТрепетало перед ним.
Душит злоба удалого,Жгёт огнём и давит грудь,Но тяжёлые колодкиС ног не в силах он смахнуть.
С болью тяжкою оставилВ это утро он тюрьму:Жаль не жизни, а свободы,Жалко волюшки ему.
Не придётся Стеньке кликнутьКлич казацкой голытьбеИ призвать её на помощьС Дона тихого к себе.
Не удастся с этой силойСилу ратную тряхнуть —Воевод, бояр московскихВ три погибели согнуть.
«Как под городом Симбирском,Думу думает Степан, —Рать казацкая побита,Не побит лишь атаман.
Знать, уж долюшка такая,Что на Дон казак бежал,На родной своей сторонкеВо поиманье попал.
Не больна мне ёа обида,Та истома не горька,Что московские бояреЗаковали казака,
Что на помосте высокомПоплачусь я головойЗа разгульные потехиС разудалой голытьбой.
Нет, мне та больна обида,Мне горька истома та,Что изменою, не правдойГолова моя взята!
Вот сейчас на смертной плахеСрубят голову мою,И казацкой алой кровьюЧёрный помост я полью…
Ой ты, Дон ли мой родимый!Волга-матушка река!Помяните добрым словомАтамана казака!..»
Вот и помост перед Стенькой…Разин бровью не повёл.И наверх он по ступенямБодрой поступью взошёл.
Поклонился он народу,Помолился на собор…И палач в рубахе краснойВысоко взмахнул топор…
«Ты прости, народ крещёный!Ты прости-прощай, Москва!..»И скатилась с плеч казацкихУдалая голова.
(1877)
Д. Н. Садовников
Зазноба
По посаду городскому,Мимо рубленых хором,Ходит Стенька кажный вечер,Переряженный купцом.
Зазнобила атамана,Отучила ото снаРаскрасавица Алёна,Чужемужняя жена.
Муж сидит в ряду гостиномДа алтынам счёт ведёт,А жена одна скучает,Тонко кружево плетёт.
Стенька ходит, речь заводит,Не скупится на слова;У Алёны сердце бьётся,Не плетутся кружева.
«Полюбилась мне ты сразу,Раскрасавица моя!Либо лаской, либо силой,А тебя добуду я!
Не удержат ретивогоНи запоры, ни замки…Люб тебе я али не люб.Говори мне напрямки!»
На груди её высокойТак и ходят ходенемПерекатный крупный жемчугС золотистым янтарём.
Что ей молвить?.. Совесть зазритСлушать льстивые слова,Страхом за сердце хватает,Как в тумане голова…
«Уходи скорей отсюда! —Шепчет молодцу она. —Неравно старик вернется…Чай, я — мужняя жена…
Нешто молено?» — «Эх, голубка,Чем пугать меня нашла!..Мне своей башки не жалко,А его — куда ни шла!
Коль от дома прочь гоняешь,Забеги через задыВ переулок, где разбитыВиноградные сады…
Выйдешь, что ли?» — «Неуемный!Говорю тебе — уйди!Не гляди так смело в очи,В грех великий не вводи!..»
— «Ну, коль этак, — молвит Стенька,Так на чью-нибудь беду,Я, непрошеный, сегодняНочью сам к тебе приду!»
Отошёл, остановился,Глянул раз, пообождал,Шапку на ухе поправил,Поклонился и пропал…
Плохо спится молодице;Полночь близко… Чу!.. Сквозь сонПоловица заскрипела…Неужели это он?
Не успела «ах» промолвить,Кто-то за руки береёт,Горячо в уста целует,К ретивому крепко жмет…
«Что ты делаешь, разбойник?Ну, проснется, закричит!..»— «Закричит, так жив не будет…Пусть-ка лучше помолчит.
Не ошиблась ты словечком, —Что вводить тебя в обман:Не купец — казак я вольный,Стенька Разин — атаман!
Город Астрахань проведатьЗавернул я по пути,Чтоб с тобой, моя голубка,Только ночку провести!
Ловко Стеньку ты поймала!Так держи его, смотри,Белых рук не разнимая,Вплоть до утренней зари!..»
1882
М. Горький
Легенда о Марко
В лесу над рекой жила фея,В реке она часто купалась;И раз, позабыв осторожность,В рыбацкие сети попалась.
Её рыбаки испугались,Но был с ними юноша Марко;Схватил он красавицу феюИ стал целовать её жарко.
А фея, как гибкая ветка,В могучих руках извиваласьДа в Марковы очи гляделаИ тихо над чем-то смеялась.
Весь день она Марка ласкала;А как только ночь наступила,Пропала веселая фея…У Марка душа загрустила…
И дни ходит Марко, и ночиВ лесу, над рекою Дунаем,Всё ищет, всё стонет: «Где фея?»А волны смеются: «Не знаем!»
Но он закричал им: «Вы лжёте!Вы сами целуетесь с нею!»И бросился юноша глупыйВ Дунай, чтоб найти свою фею…
Купается фея в Дунае,Как раньше, до Марка, купалась;А Марка — уж нету… Но всё жеОт Марка хоть песня осталась,
А вы на земле проживете,Как черви слепые живут;Ни сказок о вас не расскажут,Ни песен про вас не споют!
(1895), 1902
П. Г. Горохов
Изменница
Бывало, в дни весёлыеГулял я молодцом,Не знал тоски-кручинушки,Как вольный удалец.Любил я деву юную, —Как цветик хороша,Тиха и целомудренна,Румяна, как заря.Спознался ночкой тёмною,Ах! ночка та была,Июньская волшебная,Счастлива для меня.Бывало, вспашешь полосу,Лошадку уберёшьИ мне тропой знакомою,В заветный бор идёшь,Глядишь: моя красавицаДавно уж ждёт меня;Глаза полуоткрытые,С улыбкой на устах.Но вот начало осени;Свиданиям конец,И деву мою милуюЛаскает уж купец.Изменница презреннаяЛишь кровь во мне зажгла,Забыла мою хижину,В хоромы жить ушла.Живёт у чёрта старогоЗа клеткой золотой,Как куколка наряжена,С распущенной косой.Просил купца надменного,Её чтоб отпустил;В ногах валялся, кланялся, —Злодей не уступил.Вернулся в свою хижину —Поверьте, одурелИ всю-то ночь осеннююВ раздумье просидел.Созрела мысль злодейская,Нашёл во тьме топор,Простился с отцом-матерьюИ вышел через двор.Стояла ночка тёмная,Вдали журчал ручей,И дело совершилося:С тех пор я стал злодей.Теперь в Сибирь далёкуюУгонят молодцаЗа деву черноокую,За старого купца.
(1901)
В. Г. Тан (Богораз)
