И. И. Гольц-Миллер
«Слу-шáй!»
Как дело измены, как совесть тирана,Осенняя ночка черна…Черней этой ночи встаёт из туманаВидением мрачным тюрьма.Кругом часовые шагают лениво;В ночной тишине, то и знай,Как стон, раздается протяжно, тоскливо: — Слу-шáй!..
Хоть плотны высокие стены ограды,Железные крепки замки,Хоть зорки и ночью тюремщиков взглядыИ всюду сверкают штыки,Хоть тихо внутри, но тюрьма — не кладбище,И ты, часовой, не плошай:Не верь тишине, берегися, дружище: — Слу-шáй!..
Вот узник вверху за решеткой железнойСтоит, прислонившись к окну,И взор устремил он в глубь ночи беззвездной,Весь словно впился в тишину.Ни звука!.. Порой лишь собака зальется,Да крикнет сова невзначай,Да мерно внизу под окном раздаётся: — Слу-шáй!..
«Не дни и не месяцы — долгие годыВ тюрьме осужден я страдать,А бедное сердце так жаждет свободы, —Нет, дольше не в силах я ждать!..Здесь штык или пуля — там воля святая…Эх, чёрная ночь, выручай!Будь узнику ты хоть защитой, родная!..» — Слу-шáй!..
Чу!.. Шелест… Вот кто-то упал… приподнялся…И два раза щёлкнул курок…«Кто идёт?..» Тень мелькнула — и выстрел раздался,И ожил мгновенно острог.Огни замелькали, забегали люди…«Прощай, жизнь, свобода, прощай!» —Прорвалося стоном из раненой груди… — Слу-шáй!..
И снова всё тихо… На небе несмелоЛуна показалась на миг.И, словно сквозь слёзы, из туч погляделаИ скрыла заплаканный лик.Внизу ж часовые шагают лениво;В ночной тишине, то и знай,Как стон, раздаётся протяжно, тоскливо: — Слу-шáй!..
(1864)
Л. А. Навроцкий
Утёс Стеньки Разина
Есть на Волге утёс, диким мохом оброс Он с боков от подножья до края,И стоит сотни лет, только мохом одет, Ни нужды, ни заботы не зная.
На вершине его не растет ничего, Там лишь ветер свободный гуляет,Да могучий орёл свой притон там завёл И на нём свои жертвы терзает.
Из людей лишь один на утёсе том был, Лишь один до вершины добрался,И утёс человека того не забыл И с тех пор его именем звался.
И хотя каждый год по церквам на Руси Человека того проклинают,Но приволжский народ о нём песни поёт И с почётом его вспоминает.
Раз ночною порой, возвращаясь домой, Он один на утёс тот взобралсяИ в полуночной мгле на высокой скале Там всю ночь до зари оставался.
Много дум в голове родилось у него, Много дум он в ту ночь передумал,И под говор волны, средь ночной тишины, Он великое дело задумал.
И, задумчив, угрюм от надуманных дум, Он наутро с утёса спустилсяИ задумал идти по другому пути — И идти на Москву он решился.
Но свершить не успел он того, что хотел, И не то ему пало на долю;И расправой крутой да кровавой рекой Не помог он народному горю.
Не владыкою был он в Москву привезён, Не почётным пожаловал гостем,И не ратным вождём, на коне и с мечом,А в постыдном бою с мужиком-палачом Он сложил свои буйные кости.
И Степан будто знал, — никому не сказал, Никому своих дум не поведал.Лишь утесу тому, где он был, одному Он те думы хранить заповедал.
И поныне стоит тот утес, и хранит Он заветные думы Степана;И лишь с Волгой одной вспоминает порой Удалое житьё атамана.
Но зато, если есть на Руси хоть один, Кто с корыстью житейской не знался,Кто неправдой не жил, бедняка не давил,Кто свободу, как мать дорогую, любил И во имя её подвизался, —
Пусть тот смело идет, на утес тот взойдёт И к нему чутким ухом приляжет,И утёс-великан всё, что думал Степан, Всё тому смельчаку перескажет.
1864 (?)
В. И. Богданов
Дубинушка
Много песен слыхал я в родной стороне,Как их с горя, как с радости пели,Но одна только песнь в память врезалась мне, Это — песня рабочей артели: «Ухни, дубинушка, ухни! Ухни, березова, ухни! Ух!..»
За работой толпа, не под силу ей труд,Ноет грудь, ломит шею и спину…Но вздохнут бедняки, пот с лица оботрут И, кряхтя, запевают дубину: «Ухни, дубинушка, ухни!..» и т. д.
Англичанин-хитрец, чтоб работе помочь,Вымышлял за машиной машину;Ухитрились и мы: чуть пришлось невмочь, Вспоминаем родную дубину: «Ухни, дубинушка, ухни!..» и т. д.
Да, дубинка, в тебя, видно, вера сильна,Что творят по тебе так поминки,Где работа дружней и усердней нужна, Там у нас, знать, нельзя без дубинки: «Ухни, дубинушка, ухни!..» и т. д.
Эта песня у нас уж сложилась давно;Пётр с дубинкой ходил на работу,Чтоб дружней прорубалось в Европу окно, — И гремело по финскому флоту: «Ухни, дубинушка, ухни!..» и т. д.
Прорубили окно… Да, могуч был напорБессознательной силы… Все сталиЭту силу ценить и бояться с тех пор. Наши ж деды одно напевали: «Ухни, дубинушка, ухни!..» и т. д.
И от дедов к отцам, от отцов к сыновьямЭта песня пошла по наследству,Чуть на лад что нейдет, так к дубинушке там Прибегаем, как к верному средству: «Ухни, дубинушка, ухни!..» и т. д.
Эх, когда б эту песню допеть поскорей!Без дубины чтоб спорилось делоИ при тяжком труде утомленных людей Монотонно б у нас не гудело: «Ухни, дубинушка, ухни! Ухни, березова, ухни! Ух!..»
(1865)
Л. И. Пальмин
Requiem
Не плачьте над трупами павших борцов, Погибших с оружьем в руках,Не пойте над ними надгробных стихов, Слезой не скверните их прах.
Не нужно ни гимнов, ни слез мертвецам. Отдайте им лучший почёт:Шагайте без страха по мертвым телам, Несите их знамя вперёд!
С врагом их, под знаменем тех же идей, Ведите их бой до конца!Нет почести лучшей, нет тризны святей Для тени достойной борца!
(1865)
И. Ф. Фёдоров-Омулевский
* * *
Если ты странствуешь, путник,С целью благой и высокой,Ты посети, между прочим, Край мой далёкий…
Там сквозь снега и морозыНосятся мощные звуки;Встретишь людей там, что терпят Муки за муки…
Нет там пустых истуканов,Вздохов изнеженной груди…Там только люди да цепи, Цепи да люди!
(1865) * * *
Светает, товарищ!Работать давай!Работы усиленнойТребует край…
Работай руками,Работай умом,Работай без усталиНочью и днём!
Не думай, что трудНаш бесследно пройдёт;Не бойся, что дум твоихМир не поймёт…
Работай лишь с пользойНа ниве людейДа сей только честныеМысли на ней;
А там уж что будет,То будет пускай…Так ну же работать мыДружно давай, —
Работать руками,Работать умом,Работать без усталиНочью и днём!
(1867)
Неизвестные авторы
