приемник на батарейках, чтобы слушать радиочастоты, если отключится Флик.
– Если шторм и правда будет таким страшным, нас выручат мои родители, – пообещал Грант.
– А если они за нами не придут? – спросила Джейн, и ее голос дрогнул.
Тогда Грант впервые увидел ее такой испуганной, и ее уязвимость его глубоко тронула. Ему нравилось чувствовать себя тем, кто о ней заботится. Грант поцеловал Джейн в губы.
– Ну, я-то буду с тобой.
Джейн кивнула и уткнулась лбом ему в грудь.
Ураган «Ксавьер» налетел с яростью, которой Грант никогда не видел. Он вырос в регионе, где случались очень сильные шторма, но тут все было по-другому. Когда ураган обрушился на север Бостона, они с Джейн только проснулись. Потоки дождя хлестали по окнам, ветер рвал кроны кленов на их улице. Дерево упало и раздавило машину возле их квартиры, и вой автомобильной сигнализации стал зловещим предвестником грядущего.
– С нами все будет хорошо, – успокаивал ее и себя Грант. – Мы не в зоне обязательной эвакуации.
Словно дождавшись его слов, свет погас, и студия погрузилась во тьму.
– Думаю, надо уходить. – Джейн зажгла свечу. – В Уолдене же есть генераторы?
– Здесь мы в полной безопасности. У нас есть все, что может потребоваться. К тому же это романтично: ты и я против непогоды, – ответил Грант, прижимая Джейн к себе в тусклом свете свечи.
К вечеру, когда они мыли посуду, вся улица была затоплена. Сначала тротуар, потом ступени домов. Когда вода достигла окон магазина на углу, на мгновение снова включилось электричество, и Грант быстро подключился к Флику. Канал заполнили сообщения от отца.
Грант, дай нам знать, если тебе что-нибудь нужно. Мы в Плавучем городе, на подхвате, для тебя есть место.
Они становились все эмоциональнее:
Грант, дай знать: припасов достаточно?
Ты там? Пришли сообщение.
Грант, если мы не получим от тебя вестей в течение часа, я вылетаю.
Я в пути.
Выйдя из системы, Грант обнаружил Джейн в холодной темной ванной, освещенной серым квадратом окна в крыше.
– Что ты делаешь? – спросил он удивленно, проводя рукой по ее мокрым волосам.
Джейн рассказала, как в детстве часто находила обгоревшие трупы животных, пытавшихся убежать от пожаров.
– Я не хочу умереть как животное.
– Ты не умрешь. – Грант попытался ее поцеловать, но Джейн отвернулась.
– Откуда такая уверенность?
О прибытии отца возвестил рокот металлических лопастей. Грант поднял взгляд к окну и увидел вертолет, зависший над крышей.
– Твой отец?
Грант кивнул.
– Я схожу наверх, разузнаю. Приготовься, я за тобой вернусь.
Джейн вышла из ванной.
Грант поднялся на крышу. Ветер был таким сильным, что ему пришлось изо всех сил навалиться на дверь, чтобы открыть ее. Сквозь плотную завесу дождя он едва мог разглядеть в воздухе вертолет, отмеченный шпилем Плавучего города. Грант услышал голос не видимого в шторме отца:
– Приземлиться никак, Грант. Давай по лестнице!
– Одну минуту! – крикнул Грант в ответ. – Я позову Джейн.
– Нет минуты. Давай!
Вертолет нырнул ближе, и теперь Грант рассмотрел высунувшегося из двери отца. Этот образ надломил что-то внутри. Грант никогда не видел, чтобы отец ради него рисковал. Вертолет отбросило назад порывом ветра, и показалось, что отец вот-вот вывалится.
Грант бросился на крышу, и дверь с грохотом захлопнулась за спиной. Он тут же вымок до нитки.
– Иди на голос! – прокричал отец.
Грант встал на четвереньки и пополз по крыше на звук лопастей несущего винта. Когда отец скомандовал остановиться, он поднял голову и вцепился в перекладину веревочной лестницы. Как только Гранта втащили внутрь, отец крепко прижал его к себе:
– Мама будет так рада тебя видеть.
Не то чтобы слова любви, но лучшего он никогда от отца и не услышит. И Грант порадовался, что весь вымок и отец не видит, что он плачет.
– Мы должны вернуться за Джейн, – спохватился Грант, когда вертолет начал подниматься.
– Все будет хорошо, – успокоил его отец. – Пошлем за ней другую вертушку.
Грант смотрел, как исчезает из поля зрения крохотная крыша их дома. Бостон погрузился во тьму, лишь кампус Уолдена светился желтым.
С высоты полета Плавучий город выглядел более ошеломляюще, чем с материка. Каждый концентрический круг мерцал, и даже в шторм Грант мог разглядеть оранжереи и широкие пастбища на внешнем кольце города. Группа стеклянных шпилей Второго сектора выдавалась настолько высоко, что буквально протяни руку – и коснешься. В Третьем секторе горели огни, освещая магазины и рестораны голубым неоновым светом. Четвертый сектор было невозможно разглядеть четко. С неба самый центр Плавучего города походил на темную дыру.
Вертолет приземлился на крышу башни его родителей. В пентхаусе с видом на бурлящий Атлантический океан ждала мать. Когда Грант вошел, она подбежала к нему и заключила в объятия.
– Мой малыш, – проговорила она. – Мы так за тебя беспокоились.
– Где Джейн? Ее уже забрали? – спросил Грант, оглядываясь.
– Она скоро будет здесь, дорогой. А тебе следует поспать.
Грант позволил матери отвести его в спальню, сделанную для него лично, в которой он еще не провел ни одной ночи. Он снял мокрую одежду и забрался в кровать, на свежие простыни. Снаружи, далеко внизу, бушевал шторм, но наверху Грант пребывал в блаженной дали от него. «На минутку прикрою глаза, – подумал Грант, – а потом пойду на кухню, сварю кофе, сяду и буду ждать Джейн». Ветер, вьющийся между башен, пел колыбельную, словно призрак.
Когда Грант проснулся, наступило утро. В окно лилось солнце. На мгновение позабыв, как он сюда попал, Грант наслаждался видом, игрой света на голубых волнах океана, когда прилив мягко накатывал на берег.
«Джейн!» – вдруг вспомнил Грант.
Мать приготовила ему на комоде отглаженную отцовскую рубашку и брюки защитного цвета. Грант быстро оделся и, выбежав из спальни, обнаружил родителей в столовой. Они пили кофе и завтракали яйцами всмятку.
– Где она?
– И тебе доброе утро, Грант, – отозвался отец.
– Садись. Я поставила тебе тарелку, – мать похлопала по пустому стулу рядом с собой.
– Где Джейн? – снова спросил Грант.
Отец постучал серебряной ложечкой по нежной скорлупе яйца.
– Мы пытались отправить вертушку, но условия не позволили.
– Ты ее не забрал? – Во рту Гранта появился металлический привкус крови.
– Она в порядке, Грант. Пинсон подтвердил уровень воды на ее улице, наводнение некритичное. Она поймет, что произошло, как только ты ей все разумно объяснишь.
– Яичко? – предложила мать и снова указала на стул.
– Я должен ее найти. – Грант направился к двери.
Отец поднялся из-за стола.
– Брось, Грант. Туннель на материк закрыт. Транспорт заработает не раньше чем через неделю.
– И сраные вертолеты? – резко спросил Грант.
– Нет необходимости грубить. Все они отправлены на материк помогать тем, кто действительно нуждается. Разрушения катастрофические. Джейн – в числе счастливчиков. – Отец указал на тарелку. – И ты вполне можешь позавтракать.
Грант сел за стол и уставился на серебряную рюмку с идеально гладким, без единого пятнышка яйцом.
– Ну вот, разве не лучше? – спросила мать и улыбнулась. – Мы все снова вместе и там, где должны быть.
– Не могу поверить, что город достойно пережил шторм, – кивнул отец с ноткой гордости.
Грант вынул яйцо из рюмки и покачал на ладони. А потом, не говоря ни слова, со всей силы швырнул в стену. Над низким тиковым сервантом потекла густая желтая струйка.
Родители никак не отреагировали, продолжая орудовать ложечками. Через несколько минут из боковой двери вышла горничная и начисто вытерла стену.
В письме, которое Грант получил от Джейн, подробно описывалось все, что произошло после того, как он ее бросил. Она допила всю бутилированную воду, затем очистила ту, что была набрана в ванну, йодированными таблетками. Первым делом Джейн съела все свежие овощи и фрукты, глядя, как за окном поднимается уровень воды. Потом перешла на консервированного тунца, чтобы поддерживать уровень железа, и кукурузу с бобами для грубой клетчатки.
Джейн вычерпала воду из бачка унитаза и справляла нужду в суповую кастрюлю, которую поставила в ванной комнате. На пятый день дожгла последнюю свечу. А на седьмой написала:
Я начинаю привыкать к звуку своего плача в темноте.
Письмо Гранту ее отвлекало. Позволяло занять руки.
Поначалу оно было полно разъяренных слов:
Да как ты только посмел бросить меня и лакомиться филе миньон в своем хрустальном пентхаусе, ты, ублюдок? Ты любил меня лишь ради бунта, эдакой экзотики.
