К середине дня Никки и Зак уже переехали в палату, где обитали с полдесятка других новоиспеченных мамочек: они спали, кормили грудью или осторожно передвигались по направлению к туалету — обычно в сопровождении медсестры, мужа или кого-нибудь из взволнованных родственников.
Место вокруг кровати Никки уже заполнилось открытками и подарками, включая большую плетеную корзину от Дрейка Мюррея и его жены, наполненную всем необходимым, начиная от пинеток и бутылочек и заканчивая мягкими игрушками, комбинезончиками и большой бутылкой вина «Моэ и Шандон». Ребята с «Фабрики» скинулись и прислали огромный букет цветов, который Кристин и Дэвид отвезли домой.
Дэнни примчался только в начале одиннадцатого, извергая потоки счастья и поздравлений и требуя дать ему подробный отчет о том, как проходили роды. Как только он перевел дыхание и заставил Никки так громко смеяться, что остальная часть обитателей палаты тоже присоединилась к ней, не понимая, в чем причина такого веселья, он стал с важным видом расхаживать вокруг кровати и потратил всю карту памяти на снимки того, как Зак моргает, спит, ест, вращает головой и молотит воздух крошечными кулачками. Однако когда пришло время менять подгузник, он чуть не грохнулся в обморок и передал камеру Спенсу.
Хотя Никки все еще ощущала усталость и боль, ей удалось не заснуть во время приема то увеличивающегося, то стихающего потока посетителей, который не прекращался весь день: все их друзья с «Фабрики» считали своим долгом заскочить в палату и поздравить Зака с приходом в мир; похоже, все они полюбили его с первого взгляда. Он ел, и срыгивал, и какал, а один раз, к восхищению родителей, даже тихонько пукнул после очередного приема пищи.
Ей удалось принять душ утром, пока Спенс сидел с Заком — тот все время спал, прижавшись к плечу отца, словно, как заявил Спенс, уже понимал, кто это.
— Я так горжусь им, — сказал он Никки, когда они снова остались одни, прежде чем вечером нагрянула очередная порция посетителей. — Я не могу поверить, что это мы его сделали, а ты?
— Это просто чудо, — пробормотала она, рассматривая ребенка на руках у Спенса, его пушистые темные волосы и сморщенное личико. — Я всегда знала, что он будет идеален, но должна признаться, под конец мне стало страшно.
Не поднимая глаз, Спенс спросил:
— Как ты считаешь, нужно сообщить твоим родителям?
Сердце Никки кольнула боль, и она закрыла глаза, чтобы скрыть свои чувства. Хотя какая-то ее часть отчаянно хотела позвонить им, она не могла рисковать, давая им возможность испортить это волшебное время. И потому она лишь сказала:
— Давай подумаем об этом позже.
Похоже, не имея ничего против такого поворота событий, Спенс продолжал смотреть на Зака.
— Нам так повезло, — пробормотал он, — но, даже если бы с ним что-то было не так, мы бы все равно его любили.
— Конечно, — согласилась она, наклоняясь вперед, чтобы поцеловать нежную, как бархат, щеку Зака. — Педиатр еще не видел его, но акушерка говорит, что мы, наверное, сможем забрать его домой уже завтра.
Когда Спенс встретился с ней взглядом, он был наполнен такой любовью, что в глазах у нее заблестели слезы.
— Сколько ты сможешь пробыть с нами? — спросила она, боясь услышать ответ. «Пожалуйста, пусть ему не нужно возвращаться в Лондон немедленно».
— Я еще не говорил с Дрейком, — ответил он, — но надеюсь, что он заменит меня на все три дня. Если так, я могу побыть с вами до конца недели.
— Нужно будет делать монтаж?
Он кивнул.
— Он уже сказал, что хочет, чтобы монтаж я взял на себя, потому что он должен подготовиться к собственным съемкам на следующей неделе. Так что, весьма вероятно, что мне придется провести в Лондоне как минимум воскресенье: нужно посмотреть первые дубли и обсудить, как он видит весь процесс.
Никки казалось неправильным говорить сейчас о других обязательствах, когда единственным значимым явлением был Зак, но ей пришлось заставить себя быть прагматичной и храброй. В конце концов, причина ведь была не в том, что она боится не справиться одна: она просто хотела, чтобы рядом с ней был Спенс. Или ее мать. Но ведь у нее есть еще миссис А., которая будет часто заходить к ней, оказывая ровно столько моральной и практической поддержки, сколько Никки понадобится. Местная акушерка тоже будет приезжать к ней, и почти целую неделю рядом будет Дэвид, а возможно, и Кристин, и у них столько друзей в округе, что она сможет получить столько помощи, сколько пожелает, если ей это понадобится — а скорее всего, ничего и не понадобится.
— Ты все еще собираешься взять отгул на две недели в начале февраля? — спросила она у Спенса.
— Конечно, — с жаром ответил он. — Я ни в коем случае не намерен это менять. Вообще-то, к тому времени мы уже должны будем начать упаковывать вещи для переезда, так что хорошо, что я буду поблизости, — он снова посмотрел на Зака так пристально, словно никак не мог насмотреться. — Жизнь станет потрясающей, как только мы все переедем в наш лондонский дом, — пробормотал он. — Только ты не должен нам мешать спать по ночам своими криками, — предупредил он сына.
— Давай я подержу его? — предложила Никки, чувствуя просто физическую потребность ощутить на руках тяжесть сына.
Спенс огорченно посмотрел на нее.
— Можно еще минутку? — грустно спросил он.
Растрогавшись оттого, что он тоже не хочет ни на минуту расставаться с младенцем, она подавила собственное желание и, подняв взгляд, увидела, как к одной из противоположных кроватей приблизились очередные посетители: охающие, ахающие, нагруженные подарками.
— Какие у тебя планы на вечер? — спросила она Спенса, который снова поцеловал Зака в лоб.
Он улыбнулся.
— Если мне не нужно будет возвращаться в Лондон, то мы, как и запланировали, будем праздновать день рождения ребенка, — напомнил он ей.
Она рассмеялась и закатила глаза.
— Дэнни остается?
— Да. Он вернется часов в шесть, чтобы повидаться с тобой, Крис и Дэвидом, так он сказал, а затем мы все встречаемся на «Фабрике» около восьми.
Она не сводила глаз с Зака. Жалела ли она, что не сможет участвовать в праздновании сегодня вечером? Быть среди друзей, блевать с перепоя и падать под стол? Нет, вовсе нет. Во-первых, она слишком устала, во-вторых, кормит грудью, и все, что она действительно хотела, это поближе познакомиться с сыном.
Ее сын.
Она теперь мать.
«Я — мать!»
Как же трудно это понять: самое волнующее и одновременно умиротворяющее чувство, которое она когда-либо испытывала в своей жизни.
— Он проснулся, — объявил Спенс, когда глаза Зака начали открываться. — Кажется, он смотрит на меня. Привет, мой мальчик. Как дела? — пробормотал он. — Ты хорошо поспал?
