от старости, так не увидев и половины из них.
— Я должен подумать. — твердо сказал Феликс, встретившись глазами с хозяйкой.
Хепзиба подняла тонкую бровь в легком недоумении.
— Мне показалось, что совсем недавно вы сказали, что не в праве отказываться от такой работы.
— Да, но… я должен подумать — повторил Феликс, проведя рукой по легкой щетине, которая успела отрасти за эти несколько дней, которые он провел в беспамятной лихорадке.
— Чтож, — со вздохом произнесла Хепзиба, — это ваше право, господин Лихт, но прошу вас не затягивать с принятием решения. День святого празднества наступит совсем скоро.
— Да. — произнес Феликс, поднимаясь на ноги.
Сейчас его мозг был полностью поглощен борьбой между давящей жадностью и скользким страхом, поэтому тело осталось без командира, и действовало само. Потоптавшись на месте, он направился к расписным дверям. Проходя мимо Эна, который все еще величественно располагался на диване, Феликс кинул быстрый взгляд на его богатые одежды, украшенные переливающейся канителью, и сверкающие в ярких лучах солнца золотые украшения. Взгляд маленького вора скользнул вверх, на плавные черты лица, и остановился на поблескивающих глазах, смотрящих на него из полутьмы налобной шелковой повязки. Несколько секунд Феликс стоял как вкопанный, не в силах пошевелиться и разорвать эту непостижимую связь, которая возникла между ним и молодым ювелиром. Затем он почувствовал странный прилив отваги и решимости, будто ему влепили пощечину во время бурной истерики, возвратив его разбежавшиеся мысли на место.
— Я согласен. — проговорил Феликс, переведя решительный взгляд на Хепзибу. Собственные слова показались ему далекими, словно он стоял рядом и слышал, как за него говорит кто-то другой, но при этом полностью разделял это решение. — Я украду священную скрижаль.
— Вы удивительно быстро принимаете решение, уважаемый Феликс. — снова распушив птичий веер, улыбнулась Хепзиба. — Это еще один из ваших редких талантов?
— Наверное, это ваш волшебный чай на меня так подействовал. — ответил Феликс, садясь обратно в кресло. Он стал чувствовать, что к нему возвращается его кошачье подхалимство. — К тому же я просто не могу отказать столь прекрасной даме, моя дорогая Хепзиба. Но мне нужна будет помощь.
— Все что угодно, если это будет в моих силах. — твердо проговорила Хепзиба.
— Для начала мне понадобится пропуск в архивы, чтобы заранее подготовиться, и изучить все слабые места. — сказал Феликс, схватив с блестящего металлического подноса медовое печенье.
— В этом нет необходимости. — ответила Хепзиба. — В архивы пускают всех желающих, ну, может быть за исключением прокаженных и совсем уж недостойных простолюдинов.
— Нет, вы не поняли, мне нужно попасть в закрытые архивы на нижних этажах замка. — уточнил маленький вор.
— Но ведь скрижаль находится в главных помещениях. — озадачено произнесла Хепзиба, бросив обеспокоенный взгляд на Эна, словно хотела получить в золотых глазах подтверждение своих слов. — Зачем вам понадобилось спускаться на нижние ярусы?
— Потому что порой хриплый шепот писарей и смотрителей куда полезнее, чем обстоятельные карты и чертежи, которые те с таким рвением берегут. Уверен, что в нижних архивах есть люди, которые ухаживают за плитой, и знают устройство всех ловушек, которые эту плиту охраняют.
— Я услышала вас. — кивнула Хепзиба. — Конечно, я прослежу чтобы вы получили нужное вам разрешение. И, наверное, вам понадобиться вот это.
С этими словами она засунула руку в украшенный воздушной бахромой рукав, и через секунду достала из него маленькую коробочку, обтянутую темно-синим бархатом. Взяв ее в руки, Феликс отодвинул железную петельку, и увидел, что внутри коробочки находится блестящий черный порошок. Маленькие кристаллики поблескивали в ярких лучах солнца, переливаясь всеми цветами радуги.
— Небула. — пробормотал Феликс, захлопнув бархатную крышку. — Я бы предпочел обойтись без нее, но все же возьму, на непредвиденный случай.
— Еще что-нибудь? — спросила Хепзиба.
— Да. Пусть вас это не удивляет, моя уважаемая леди, но в моей жизни укоренилась привычка составления письменного акта, который закрепит все наши обязательства, чтобы потом не возникало разногласий. Я, конечно, всем сердцем доверяю вам, но не могу оставить этот немаловажный пункт без внимания. Особенно, когда речь идет о такой сумме. Уж поймите меня, дорогая Хепзиба.
— Мне распорядиться пригласить писаря? — Хепзиба и бровью не повела на такое странное предложение.
— Не стоит утруждать посторонних людей такими деликатными хлопотами, я и сам все смогу составить сегодня же вечером. А пока что все… — сказал Феликс, допивая чай и отправляя последний кусочек печенье себе в рот. — Разве что хочу попросить воспользоваться вашей замечательной каретой еще раз, а то я, боюсь, свалюсь раньше, чем доберусь до ближайшего трактира.
— О чем речь, господин Феликс. — со смешком проговорила Хепзиба. — Вы можете остаться у меня.
— Нет-нет. — замахал руками Феликс. — Я не хочу слишком сильно злоупотреблять вашим гостеприимством.
— Не говорите ерунды. — строгим тоном сказала Хепзиба, щелкнув веером. — Вы не доставляете мне неудобств. Правда, сейчас в доме из слуг осталась лишь моя личная горничная, остальные придут на работу вечером. Я отослала их, чтобы мы смогли спокойно переговорить.
— Я буду сопровождать Феликса Лихта до комнаты. — вызвался Синох.
— Тогда покажи ему комнату на втором этаже, ту, что выходит на сад. — сказала хозяйка.
Кивнув, монах сделал жест, приглашая Феликса следовать за ним. Пройдя несколько шагов, Феликс вдруг остановился. В его голову только что пришла вполне логичная мысль, которая должна была посетить его уже давно, и, возможно, даже она и заглядывала туда, когда в его голове царил балаган, вызванный неожиданным предложением. Но, увидев, что там ей не место, тут же удалилась, чтобы навестить его в более спокойные времена. И вот, сейчас, словно старенькая тетушка, снова очутилась на пороге его разума.
— А зачем вам понадобилась эта небесная скрижаль, госпожа Хепзиба? — спросил он, выпустив свою мысль на волю.
— Я отвечу на ваш вопрос тогда, когда придет время, мой друг. — сказала дама, пряча лукавую улыбку за цветастыми перьями веера.
Поднявшись на второй этаж, Синох проводил его к дальней двери, на которой были изображены солнечной краской сказочные птицы и цветы. Открыв ее, он показал Феликсу просторную комнату с большой пуховой кроватью и целой горой мягких белоснежных подушек на ней. Такой комнате, наверное, обрадовался бы даже сам король, что уж говорить о Феликсе, который провел последние дни в полуразрушенном сарае, где спал на колючей соломенной постели.
— Теперь я должен прощаться. — сказал Синох. — Слуги придут вечером, но, если нужно, я буду находиться внизу.
Закрыв за собой двери, грозный монах оставил Феликса наедине с его собственными трудноразрешимыми мыслями. Сняв сапоги, он плюхнулся на мягкую перину, обдумывая неожиданное дело, которое свалилось на его голову, грозясь стать самым великим событием, которое происходило
