– И как удержать около себя самых завидных мальчиков в Гуськове? Пока эти ребята с Верой, все девочки и пареньки хотят стать членами ее элитной компании. Но едва Сачков, Кратов и Паскин переметнутся к Лене, у которой столько всего хорошего есть, Лазарева окажется на обочине. Чем можно привязать подростков? Сачкову можно напомнить про Ираклия и то, как он убил мальчика, ехавшего по краю оврага. Но остальные-то?!! У них какие тайны? Стыренный у соседей магнитофон? Украденные у родителей кошельки? Про Володю Вера выяснила много страшного, а про других? Ну да, им не захочется, чтобы мать узнала, как сын у нее деньги таскает, но по сравнению с тем, что совершил Сачков, это детский лепет. Вере не удастся навсегда привязать к себе приятелей, они перебегут к Михайловой, та станет королевой Гуськова. Сейчас вам собственные переживания тех лет кажутся глупыми, но у подростков нервы оголены, мир они видят иначе, а у вас вдобавок плохая наследственность. С одной стороны отец, готовый на все ради карьеры и бог весть какие дела творивший на работе, и мать с не совсем здоровой психикой. Вы просто хотели остаться королевой. И все.
– Да, – прошептала Лазарева, – да, Толя и Сеня под руководством Вовы натянули проволоку, они хихикали, думали, смешно получится. Генка наскочил на нее лицом… и…
– И? – подхватила я.
– Мы убежали, – выдохнула Вера, – поклялись молчать, если кто-то проболтается – ему смерть! Я их привязала к себе навеки! Они все даже слово мне поперек сказать боялись.
– А потом, наверное, пошли к матери? – участливо спросила Тоня. – Евгения Федоровна должна была знать, как дочь ради нее поступила!
– Сейчас… сейчас… все-все расскажу, – зачастила Лазарева.
Глава 37
Прибежав домой, Вера упала в кровать и заснула. Взрослым было не до нее, поэтому девочку никто не разбудил, она очнулась поздним вечером и пошла к Евгении Федоровне. Но в спальне матери был выключен свет, Вера не рискнула постучать в дверь. Она дождалась утра, опять поспешила к маме, но бабушка поймала внучку в коридоре и велела ей не приближаться к Евгении. Верочка решила не послушаться, выждать момент, но Анна Ивановна в оба глаза смотрела за ней. Вечером Володя Сачков «нашел» мопед, поднялась суматоха. Но Евгения из своей комнаты не вышла. Рано утром из реки подняли тело Феди, а в районе обеда Вера наконец-то пошла в комнату к матери и сказала:
– Мамочка, Гена мертв.
– Знаю, – отрезала бледная Евгения, сидевшая у окна, – убирайся. Не желаю никого видеть.
– Мамочка, послушай, – попросила дочь, – Володя не смог его над оврагом убить.
Евгения вскочила и отбежала к стене.
– Что ты несешь?
– Мамулечка, я все знаю, – зашептала дочь, – я слышала ваш разговор в доме Надежды Михайловны про Ираклия…
Евгения Федоровна остолбенела, а Вера говорила, говорила, говорила… В какой-то момент мать схватила с тумбочки маникюрные ножницы, бросилась на дочь и ударила ее в бок, Вера заорала, прибежал Петр Михайлович, стал отнимать у жены ножницы, появилась бабушка и кинулась к Вере. Лазарев надавал Евгении пощечин, начал задавать вопросы, жена принялась кричать:
– Все из-за тебя! Это ты виноват! Один ты!
– Немедленно запри дочь в комнате, – велел зять теще.
Последнее, что помнит Вера: она стоит у окна, видит, как отец тащит жену в сарай и захлопывает дверь. Девочка сообразила, что мать расскажет ему всю правду, папа устроит ей допрос, она бросилась в кровать, натянула на голову одеяло и притихла. Примерно через час отец вошел в детскую.
У Петра Михайловича было такое лицо, что дочь перепугалась, схватила подушку и прикрыла ею голову.
– Евгения рассказала мне все, – ледяным голосом произнес Петр Михайлович, – все! Теперь твоя очередь. Не смей лгать. Услышу слово неправды – задушу.
Веру заколотило в ознобе, она заплакала, но отец, вместо того чтобы утешить дочку, отвесил ей такую затрещину, что у нее зазвенело в ушах, а потом велел:
– Хорош…! Говори!
Вера призналась, как расправилась с Геной. Назвала имена Володи, Толи, Семена.
Петр Михайлович молча выслушал дочь, встал и вдруг спокойно произнес:
– Вы с Евгенией убийцы. Вы доставили мне кучу неприятностей, заварили крутую кашу. Сиди в комнате. Анна!
– Да, Петя, – испуганно пролепетала из коридора бабушка.
– Закрыть у этой… в спальне ставни, – распорядился Лазарев, – запереть дверь снаружи. Выпускать ее только в туалет, не оставлять ни секунды без присмотра. Тем, кто заявится сюда с соболезнованиями, говори: «Вере плохо, она от стресса заболела, я еле на ногах держусь, мы уезжаем в Москву». Усекла?
Анна Ивановна закивала.
– Алевтина сегодня появится? – спросил отец.
– Да, да, – зашептала бабушка, – около четырех придет, велю ей домой вернуться.
– Наоборот, – возразил зять, – сообщи девушке: «Мы собираемся в город, принеси из сарая пустые коробки вещи сложить». Сама туда не ходи! Не смей.
– Петенька, – прошептала бабушка и начала креститься, – Петенька… как же… Ты… ты… неужели… нет! Нет!
– Делай, что велено! – оборвал старушку Петр Михайлович.
Он удалился. Анна Ивановна молча захлопнула ставни и ушла, не забыв запереть дверь снаружи.
Вера сделала судорожный вдох:
– Утром меня увезли в Москву, бабушка объяснила, что мама очень больна. У нее развилось сумасшествие, и она покончила с собой. Меня отправили в другую школу, потом папа умер, бабушка сменила жилье на меньшее, денег у нее не было, я опять пошла в новую гимназию, поступила в медучилище… Налейте мне чаю, горячего-горячего… сахару побольше… голова кружится.
Я молча смотрела, как Тоня возится с чайником. Мы никогда не узнаем, что на самом деле произошло в том сарае. Могу лишь предположить, что Петр Михайлович убил свою жену и инсценировал суицид. Лазарев прекрасно понимал: если Евгения останется в живых, она в любой момент может впасть в истерику и разболтать то, что не следует. Жена-самоубийца – минус в анкете, но супруга, подтолкнувшая Сачкова убить мальчика, и дочь, которая замыслила и совершила тяжкое преступление, – это конец карьере. Лазарев решил спрятать концы в воду, и мы знаем, что у него это отлично получилось. Почему Петр Михайлович оставил в живых Сачкова, Кратова и Паскина? Пожалел подростков? Ну это навряд ли, они же могли развязать языки. Наверное, он отложил расправу с ними, чтобы не привлекать излишнего внимания к событиям, о которых сплетничала вся округа. Смерть этих ребят могла подлить масла в огонь, вызвать цунами пересудов. Сачкова и Паскина воспитывали одинокие неимущие матери, ни связей, ни денег у них нет. Но с Кратовым другой коленкор. Его отец писатель с толстым кошельком. Если с Толей случится нечто плохое, папаша дернет всех своих знакомых, вызовет опытных специалистов из Москвы, отодвинет в сторону прикормленных Лазаревым участкового Кузнецова и начальника милиции Собакина. Бог весть, что откопают люди из столицы. Нет, ребят трогать сейчас опасно, и они напуганы содеянным, будут молчать. Лазарев прекрасно знал: иногда надо просто повременить. Пройдет осень, настанет зима, и он по-тихому уберет пацанов. Один попадет под машину, другого убьют в драке… Никто не свяжет эти смерти с гибелью Гены. Петр отложил казнь на время, но не успел лишить подростков жизни, потому что сам умер. Но это лишь мои предположения, узнать правду не у кого.
Вера отодвинула пустую чашку и сбросила с плеч плед.
– Зачем вы храните на работе в запертом столе альбом с рисунками? – поинтересовался Жданов. – Картинки, кстати, красивые. Лес, река, дети катаются на мопедах. И текст интересный. «Толя Паскин, Федя и я собираем в сентябре грибы», «Семен Кратов, Гена и я пьем чай на веранде нашего дома в январе». Волков и ваш брат погибли летом, они никак не могли осенью ходить с корзинкой по лесу, и зимой вы в Гуськово не приезжали.
Вера молчала.
– Посещали психолога? – предположила Антонина. – Не знаю, были ли вы до конца откровенны с ним, но он посоветовал вам метод изменения прошлого.
– Прошлое невозможно подкорректировать, – мигом встрял Денис.
– Верно, – согласилась Юрская, – что сделано, то сделано. На самом деле ничего нельзя исправить. Ни Федя, ни Гена не оживут. Евгения Федоровна и Петр Михайлович не вернутся. Но можно облегчить свои душевные терзания. Если в тот момент, когда жизнь кажется невыносимой, нарисовать счастливую картинку, то станет легче. «Толя Паскин, Федя и я собираем в сентябре грибы». Да, Федя осенью был мертв, но на бумаге он жив, и какая-то часть тебя начинает в это верить: да, да, брат не умер, он просто куда-то уехал.
– Это так, – подтвердила Вера. – Вначале я не очень мучилась, совесть меня не грызла, и после смерти бабушки я какое-то время нормально жила. Но потом… Я постоянно стала думать про то лето… Ой! Не могу! Стало так плохо, пропал сон, аппетит, я прямо умирала. В клинике, где я тогда работала, был психотерапевт, я не рассказала ему всей правды, приврала, что ходила в детстве с приятелями в лес, их убил маньяк, а я убежала, и сейчас мне нехорошо от этого. Он посоветовал терапию счастливых картинок. Объяснил: «Рисуйте медленно, со вкусом».
