но Мерлин немного помедлил.
— Помни, о чем мы говорили, — бросил он Гавейну, уходя. Тот кивнул, в мгновение посерьезнев.
— О чем вы говорили? — с любопытством спросила Трина.
— О том, что неловко задавать королю вопросы о традиции заниматься любовью в лесу, — отбрил ее Гавейн с налетом насмешки.
Что?
— О, боги! — воскликнула Трина. У нее и в мыслях не было, что поток людей в сторону леса означает нечто подобное.
«Поблагодарить духов плодородия», — вспомнила она слова Артура и почувствовала, как предательская краска в сотый раз приливает к щекам.
Гавейн изумленно посмотрел на нее:
— Ты выглядишь так, будто не знала, что это значит.
Трина покачала головой, выглядя сокрушенно. Как ей продолжать лгать Гавейну, когда на ее лице была написана правда?
Он подошел ближе.
— Иногда мне кажется, что ты не росла в деревне, — задумчиво произнес. И, нахмурившись, добавил: — Иногда мне кажется, что ты вообще не отсюда.
Трина резко вскинула голову. Неужели он знает? Догадывается?
Ей вдруг отчаянно захотелось признаться ему во всем. Узнать, как он отреагирует на то, что она действительно не росла ни в какой местной деревне, что она девчонка из будущего, что она… Должна покинуть Камелот. Должна сделать выбор, сбежать сейчас, так и не добившись ничего, либо отправиться с королем в путешествие, которое могло занять очень долгое время. Время, которого у нее не было.
Но сможет ли она уйти? Найдет ли кромлех, а если найдет, перенесет ли он ее обратно?
Ее вдруг осенило, что, возможно, ночь Белтайна была лучшим временем, чтобы постараться покинуть Камелот. Ночь, когда воздух был пропитан магией.
До рассвета оставалось еще пару часов, а значит, она успеет добраться до кромлеха. Попробует использовать заклинание поиска, которому научилась от Мерлина. Пусть она вернется домой ни с чем — она найдет выход вместе с бабушкой и мамой. Вместе они спасут ведьм и ее ковен. Лучше уйти, сбежать сейчас, прежде чем она окончательно потеряет голову от средневекового красавца, который стоял напротив нее, прежде чем король узнает правду и решит ее казнить, прежде чем ее убьет Моргана…
Да, она должна решиться.
Но отчего-то не решалась.
Она молча смотрела на Гавейна, впитывая каждую черту его красивого лица. Ей так хотелось коснуться его, провести ладонью по щеке. Ей хотелось…
— Не смотри на меня так, — прошептал хрипло.
— Как? — выдохнула еле слышно.
Он покачал головой, аккуратно, нежно касаясь кончиками пальцев ее подбородка.
— Я не подхожу тебе, Трина, — также мягко, но голос будто дал трещину. — Слышишь? Я не создан для этого.
«Я не создан для любви, Бриенна. Я воин».
Трина почувствовала, как слезы снова собираются в уголках глаз. Такие предательские и жгучие.
— Не надо, — еле слышно прошептал он. — Прошу.
Но первая хрустальная капля уже сбегала по щеке вниз, выдавая свою хозяйку с потрохами, обнажая все чувства, бурлящие внутри.
Из груди вырвался непрошенный всхлип, и в Гавейне, его броне, казалось, тоже что-то треснуло. Он также нежно и аккуратно коснулся горячими губами ее щеки, стирая слезу. И тут же отстранился, смотря на нее сверху вниз. Взял ее ладонь в свою, целуя и отпуская.
— Я не стою твоих слез, Трина, — серьезно. Твердо.
Она мотнула головой, и еще пара слезинок скатились вниз.
— Это не ты, — срывающимся голосом. — Не только ты. Я зря приехала сюда, — слова полились из нее потоком. — Я не должна была. Я так хотела все исправить, но у меня ничего не вышло. Я только запутала все еще больше… Дура.
Теперь уже слезы лились ручьем. Трина отчаянно стирала их кулаками, пытаясь спрятать от Гавейна, но тщетно. Где-то на задворках сознания понимая, что совершает очередную глупость, она развернулась и побежала, спотыкаясь на ступенях башни. Она должна попасть в свою комнату, успокоиться, а затем немедленно отправляться к кромлеху. У нее очень мало времени.
— Трина, стой! — Гавейн ринулся за ней и, конечно, оказался быстрее. Он остановил ее на лестнице, прижав телом к холодной каменной стене, пытаясь задержать. — Стой! Посмотри на меня.
Эта нежность в его голосе сводила с ума. Лучше бы он, как обычно, говорил с издевкой или сарказмом. Тогда ей было бы легче уйти, убежать. Солгать. Она хотела скрыться от него, но, повинуясь его словам, все равно подняла глаза, полные слез.
— Что с тобой? — осторожно спросил. — Что ты хотела исправить? Что запутала? Почему ты плачешь? Расскажи мне все.
Что-то между просьбой и приказом.
— Расскажи мне, — уже мягче прошептал, рукой поправляя выбившийся из ее прически локон. Их лица были так близко, что она чувствовала его дыхание на своей щеке.
— Я очень хотела бы этого, — честно призналась, — но тебе лучше не знать. Не знать, кто я, зачем я здесь, почему…
— Мне плевать на твое происхождение и причину, по которой ты приехала в Камелот, если только ты не задумала убить короля.
Трина отчаянно замотала головой.
— Конечно, нет!
— Тогда сейчас я провожу тебя в твою комнату, и ты все мне расскажешь, хорошо?
Трина вгляделась в его глаза, черпая в них решимость, ища чувства, на которые сможет опереться, чтобы признаться, открыть свою немыслимую тайну.
— Мне так страшно, Гавейн, — выдохнула. — Мне очень страшно.
— Не нужно бояться, — он покачал головой. Короткая искра ухмылки на губах. — Ведь я рядом.
Он отстранился, протягивая ей руку, и она приняла ее. Он сплел свои пальцы с ее, пуская по телу легкий электрический разряд.
Это было необъяснимо, неправильно, странно. Разве можно испытывать такое к тому, кого знаешь всего несколько недель? Разве можно так слепо довериться, чувствовать такую дрожь в теле и сердце?
Но это происходило. И это было таким реальным.
Трина старалась не думать о том, что будет утром. Что будет, если, сбежав сегодня, она окажется дома, в Шотландии двадцать первого века. Во времени, когда Гавейна не существует. Она не хотела об этом думать.
Все, чего она
