Я смотрел на пол рядом с фонтаном и не сразу мог понять, что там не так.
Хрустальная лужица легла по-иному.
* * *
Я не сразу поверил. Поверишь тут, ведь столько всего было так, как не может быть. Но лужица легла по-другому. Это так. В тот раз — когда? где? — она дотянулась щупальцем до ближайшего кресла. А сейчас щупальцев не было, был почти идеальный круг.
Я вернулся в то место. Я не сразу понял, что это и почему. Но если можно что-то сделать с осколками, то…
Я представлял и вспоминал, с упорством обречённого, дверь манила меня, прошлое кричало «невозможно! не бывает!» — и крики приходилось глушить усилием воли.
Снова полёт. Снова каскад брызг. Снова лужица на полу.
Снова другая.
* * *
Сколько прошло времени, я не знал. Несколько часов, а может быть и суток, кто знает. Я сбился со счёта, сколько раз я «разбивал бокал по-новому». И не вполне понимаю, не сразу понял, что именно и как именно менялось.
Я видел, что бокал чуть отклонялся. Сквозняк, чуть другое мускульное усилие, что-то ещё — он летел иначе, и, хотя повторно разбивался, но полёт был другим.
Я не мог управлять полётом. Но я мог видеть их множество.
С какого-то момента я начал осознавать, что ещё до завершения последней параболы вижу, куда именно ударится бокал. Это ощущение было сильным, оно захватывало и давало чувство предвидения, то, которое шло по пятам все последние недели.
Бокал мог уцелеть только в одном случае: если бы он избежал свидания с наконечником.
Он избежал его внезапно, где-то посреди бесконечности полётов.
Всплеск — бокал ударился о плоскость крохотного озерца — недовольный всхлип и сосуд мягко погрузился, звонко ударившись дном.
Я не сразу решился подойти и посмотреть. Перед глазами стояли сотни или миллионы предыдущих полётов. Сотни хрустальных лужиц. На этот раз лужицы не было.
Я вынул бокал трясущимися руками и едва не упустил. Бокал обжигал холодом студёной воды, и я выплеснул добрую половину себе в лицо.
Это подействовало, руки перестали трястись. И я заметил, что Ники стоит рядом. На расстоянии пары шагов — стоит, смотрит и улыбается.
— Можно? — она протянула руку и я протянул бокал. Она приняла его, медленно поднесла к губам, выпила (я содрогнулся, а её лицо ничего не отразило), отвела бокал от губ и… разжала пальцы.
Не потребовалось сотен попыток. Я взмок, мгновенно, показалось, что я проваливаю экзамен, теряю навсегда что-то драгоценное… я почти сразу увидел, что если бокал чуть отклонится, если упадёт на её пояс, если скатится по штанине…
Он упал на пояс, скатился по штанине и, звякнув, обиженно укрылся под креслом.
— Я теперь человек? — я хотел сказать совсем другое, я ждал от неё похвалы, возгласов одобрения. Но она просто улыбалась.
— Ещё нет, — она протянула руку и я обомлел — вместо спортивного кимоно на ней была та куртка и те брюки, в которых я её застал в тот первый день там, в студенческом городке. Но теперь я понял, каким образом это случилось… если она вообще надевала кимоно.
— Ещё нет, — она жестом указала в сторону кресла. — Но уже не тень.
Звонок. Он слышен во всех комнатах.
— Кто там? — Доминик спросила негромко, не отводя взгляда от моего лица.
— Послание для мсье Брюса Деверо, — послышался ответ.
— Иди, — шепнула она. Я не сразу пошевелился. — Иди, я к тебе в почтальоны не нанималась, — произнесла она сухо, но на последнем слоге рассмеялась. — Иди же.
* * *
— Мсье Деверо? — курьер с той стороны был словно манекен, застывшая почтительность, ни эмоции больше. — Прошу, — он протянул мне пакет. Я подписал его листок, курьер кивнул, развернулся и направился в сторону лифта. Из его лица я запомнил только короткие усы. Усатых людей я вижу всё чаще, что это — случайность?
Я запер дверь, прошёл назад, в гостиную. Ники так и стояла — в куртке, брюках, шарфе и тех самых туфлях.
— Что там? — поинтересовалась она. Я хотел было пожать плечами, как…
Я видел, как Фрейен подписывает этот пакет и отправляет мне. Видел его довольное лицо. Я едва успел перехватить это предприятие у южноафриканских конкурентов, я заплатил на двадцать миллионов больше, нежели собирался. Но Батистини сказал: сеньор, оно того стоит. Многие рабочие останутся с вами. Я постараюсь, чтобы остались все. И я ему поверил.
— Фрейен согласился на мои условия, — я отложил пакет в сторону. — Я приобрёл его завод за триста сорок миллионов, здесь личное письмо от него. Все бумаги мы подпишем завтра.
— Откуда ты знаешь? — Ники улыбалась. — Ты ведь не был уверен в точной сумме.
Глядя ей в глаза, улыбаясь в ответ, я протянул руку за ножиком для писем и взрезал внешний, защитный слой. Он тут же изменил цвет — был молочно-белым, стал радужным, как цвета побежалости. Вынул внутренний, обычный конверт, достал письмо, посмотрел на него, протянул Ники.
— Я видел, как он его подписывает, — я отвёл взгляд. — Или мне показалось, неважно.
— Хорошо, — она хлопнула в ладоши. — Ты уже умеешь видеть и умеешь находить. Теперь ты должен научиться выбирать осознанно. Завтра же и приступим.
— Завтра? Почему не сейчас?
— Брюс, который час?
— Часов пять, — предположил я. Она указала рукой на настенные часы.
Восемь часов двенадцать минут вечера. Ничего себе! Господин Фрейен и впрямь думал долго и основательно.
— Нельзя спешить, — Ники взяла меня за руку. — Идём. Тебе сейчас кажется, что ты всё можешь и всё осилишь?
— Да, — признался я. Так и было. Я не ощущал усталости, наоборот — прилив сил.
— Скажи это, — она сжала мою ладонь. Я улыбнулся.
— Скажи! — она перестала улыбаться. — Скажи вслух!
Я всё могу и со всем справлюсь, — едва я произнёс последнее слово, как испытал необычное чувство — словно ветер подул где-то внутри меня, в районе сердца — тёплый ветер, он приносил силы и свежесть. И сразу еж всё прошло.
Ники посмотрела на меня, улыбнулась и кивнула.
— Это… ты? Это ты сделала?
— Нет, — она покачала головой. — Я даже не знаю, что ты почувствовал. Но это что-то приятное, правда?
Я кивнул.
— Можешь считать это знаком, — она подвела меня к двери, открыла её свободной рукой. — Или совпадением. Чем хочешь. Главное, что ты это почувствовал.
— Что теперь?
Она приложила палец к моим губам.
— Не спрашивай. Займись, чем хочется. Постарайся отвлечься от всего, что было. Тебе должно казаться, что ты просидел здесь несколько недель.
Если не лет! Я кивнул.
— Прогуляйся в парке. Сходи в кино. Посети казино. Я не знаю. Должна же быть у тебя тайная страсть! Не я! Я не тайная, — добавила она с улыбкой. — О нас с тобой все газеты пишут. Ты не боишься сплетен?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
