– А что за праздник? – поинтересовался Санёк.
– Как какой? Большое дело подняли! И тебя в клан приняли! Так что тебе тоже придется вложиться! Всё. Приехали!
Паровоз резко остановился перед воротами, створки которых были открыты, но проезд перегораживала стальная решетка. И, чтоб ни у кого не возникло желания ее вышибить, по обе стороны ворот возвышались башни с торчащими наружу пулеметными стволами. А сразу за решеткой, бок о бок, застыли два паровоза, поменьше того, на котором восседал Санёк, но с куда более длинными и толстыми орудийными стволами. И вид у них был погрознее: обтекаемые башни, закрытые щитами гусеницы. Санёк сообразил, что это и есть те самые «боевые» паровозы, о которых говорил Кирилл.
А это, наверное, сами гильдийцы.
Серые комбинезоны без знаков различия, круглые шлемы на головах, ослепительно-белые краги.
Чистильщики слезали с паровозов, оглядывались настороженно.
Корней что-то негромко говорил Шахиду и еще одному Чистильщику, могучему усатому мужику лет сорока с бритой головой, через которую тянулся свежий розовый шрам. Шрам, надо полагать, чесался, поэтому мужик то и дело потирал его ладонью.
– Это кто? – спросил Санёк.
– Гера Дагомыс, лидер траппа. Сталкер божьей милостью. Вот у кого чуйка! Почти как твоя везуха! – Она пихнула Санька кулаком в бок.
Больше он ничего спросить не успел: Барабас жестом поманил Любку.
Вчетвером они двинулись к воротам.
– Начальника позови, – не здороваясь, потребовал Корней.
– Ждать, – еще более лаконично ответил гильдиец.
Ждали недолго.
Начальник, который вышел к Чистильщикам, коренным образом отличался от стражи у ворот. Добродушный лохматый толстячок в несерьезной пестрой рубахе и совсем уж комичных на фоне формы и камуфляжа желтых шортах.
– Любка! Соловушка моя! Дай я тебя обниму!
И обнял, что характерно. И даже чмокнул в щечку. Любка не препятствовала, улыбнулась, похлопала толстячка по вислой щеке:
– Да ты никак похудел, дорогой мой Чомбас? Что такое? Забот много?
– Да уж прибавилось, девочка. Я теперь – третий заместитель управляющего транспортными операциями!
Сказано было с невероятной гордостью. Саньку было забавно наблюдать, как пыжится и важничает этот… пыжик.
– Ого! – присвистнула Любка. – Поздравляю и завидую!
– А ты не завидуй, девочка. Ты иди ко мне жить. Самую чистую еду будешь кушать, на белой постельке спать! А главное, никто тебя не разбудит ночью, тыча стволом в такое прекрасное личико. Ну как, согласна?
– Я подумаю, – еще шире улыбнулась Любка. – А пока можно тебя вернуть к менее романтической теме? У нас тут горючка в цистернах. Солярка. Хочу послушать, что уважаемый третий заместитель предложит за такой дефицитный и нескоропортящийся товар.
Толстяк подумал, почесал пузцо:
– Ммм… Полтора грамма за декалитр устроит уважаемых Чистильщиков?
– Чомбасик! Не зря говорят: чем выше начальник, тем он суровее! Разорить нас хочешь, да?
– Любка, Любка, любовь моя! Какое разорение? Или я не узнаю наших паровозов? Или ты скажешь, что договор по ним не с Черноухими заключен?
– А есть разница? – мило улыбнулась Любка. – Денежки вы получили сполна.
– Так ведь не вы их платили, милочка. И отмечу: товар ваш, кроме нас, и не нужен никому.
– Сейчас не нужен, может, потом понадобится, – возразила Любка. – Сам знаешь, сладкий мой, солярочка – она есть не просит. Она может и подождать. Давай подумай хорошенько и назови настоящую цену. Всё равно ведь денежки к вам вернутся, куда еще? А мы же с тобой друзья, Чомбасик, верно? Нам ли с тобой торговаться, как каким-нибудь… Черноухим?
Толстячок подумал, пожевал губами, еще раз почесал пузо…
– Два и два, – изрек он. – Только для тебя, любовь моя. И подумай хорошенько над моим предложением.
Зачем тебе вся эта беготня-стрельба, если можно жить в покое и неге?
– Непременно подумаю, Чомбасик, обязательно! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь! Как к отцу родному!
– Ох, Любка, Любка, беленькая моя! Зря ты отказываешься! Я б тебе такое показал, чего ты в жизни не видела. И не увидишь, если со своими немытыми клановыми останешься!
– Я же обещала подумать, верно? – улыбнулась Любка.
– Я буду ждать! – игриво проворковал толстяк. – С нетерпением! – И совсем другим тоном, холодным, властным, – стражнику: – Иди, проверь товар!
Тот бегом кинулся к цистерне. Вскарабкался, откинул лючок, принюхался… Потом то же проделал со второй, так же, рысью, вернулся, доложил:
– Соляра, начальник. Под завязку.
– Вызвать наряд отогнать транспорт.
Пока ждали водителей, толстяк обошел цистерны. Заметил, естественно, множество «заплаток», но и бровью не повел.
Водители-гильдийцы залезли в кабины, толстяк Чомбас с неожиданной легкостью вспрыгнул на лестницу первой цистерны и уехал вместе с паровозами.
– Что теперь? – спросил Санёк у Кирилла.
– Ждем.
– Долго?
– Не больше часа, – это подошла Любка. – Пока проверят качество, пока топливо сольют…
– А этот толстый, он тебе – кто?
– Жених! – Любка засмеялась. – И раньше он был завидный, а теперь вообще мечта порядочной девушки. Третий зам любого управляющего – верхняя гильдийская элита. Любая клановая за великое счастье посчитала бы стать его наложницей. Это как в миру замуж за газового гендиректора выйти. Вот он и недоумевает: почему я не соглашаюсь?
Вопреки ожиданиям, паровозы вернулись практически сразу. И с новыми цистернами.
– Деньги в ящиках, – сообщил Чомбас Корнею. – Мы вычли стоимость ремонта цистерн, – теперь в его голосе вместо сахарного сиропа доминировал металл. – Ждем следующую партию.
– На тех же условиях?
– Да. Когда?
– До заката подойдет еще один транспорт, – сказал Барабас. – Следующие – завтра.
В ящиках лежали узкие тонкие пластинки серого металла. С насечками.
– Это что? – спросил Санёк. – Серебро?
– Палладий, – ответила Любка.
– Дорогой?
– В миру – раза в полтора дешевле золота.
– Круто!
– Твои полтора процента. Один – бонус от Барабаса, а половинка – твоя доля от доли траппа. Только я бы на Свободу везти драгметалл не стала. Здесь это деньги. Можно много такого купить, что на Свободе куда выше котируется. Регенерат, например. Другие биоресурсы… Ты что, не рад?
– Знаешь, я просто не знаю, что делать с такими деньжищами, – вздохнул Санёк. – В миру я никогда больше двадцати тысяч в руках не держал. Рублей.
– И не держи, – успокоила Любка. – В Хранилище положи. Пригодится. Ладно, деньги тебе не нужны. А чего бы ты хотел?
– На второй уровень! – не раздумывая, заявил Санёк.
– Эк ты… – Любка покровительственно потрепала его по голове, для чего ей пришлось встать на носочки. – Ты у нас химера, ясное дело, Игра тебя любит, но всё же губу не раскатывай. Люди годами в Игре и даже не знают, с какой стороны подступиться. Вот тот же Барабас или Шахид.
– Но я же многих встречал и со вторым, и с третьим, и даже с четвертым!
– Ну у вас, фехтов, это как-то быстрее происходит, говорят, – Любка закрыла ящик с палладием. – И что, они тебе согласились помочь?
– Как бы не так! Ржали только!
– Вот видишь. Ладно, на выход. Пойдем к празднику закупаться. Я нашим пригожусь.
– В смысле?
– Не в том, что ты подумал! – засмеялась Любка. – Я же переговорщик! Мог бы и заметить, кстати.
– И в чем твой прикол?
– Людям я нравлюсь! Пошли, балаболка! У нас час на всё про всё…
За час не управились. Провозились почти два.
Причем не из-за продуктов, а потому, что Шахид с несколькими бойцами ездил на какой-то склад и вернулся с паровозом, набитым тяжеленными, как позже выяснилось, ящиками с военной маркировкой. Тронулись, когда третий паровоз не только подъехал, но и успел обменять полную канистру на пустую.
По дороге разделились. Один паровоз, загруженный деньгами и продуктами, с пятью, включая Любку и Санька, Чистильщиками направился к поселку, а два других – к «месторождению» солярки.
– Куда это они? – поинтересовался Санёк.
– Шахид Черноухих на рынке видел, – сказала Любка. Она всегда была в курсе новостей. – Поехали подходы к нашей горючке минировать, ну и всё остальное. Скорее всего, ночью Черноухие попытаются завод отбить. И мы им врежем! – заявила она с неистребимым оптимизмом. – Жаль, лучшая половина клана там будет, но с ними ты завтра выпьешь.
Глава сорок первая
Игровая зона «Умирающая Земля». Нападение
Голова, Шахид и Кирилл к вечеру вернулись в поселок.
– Ты же наш, Сашка, из нашего траппа! Как же мы можем пропустить такой праздник! – сказал Голова. – Заводишко этот и без нас удержат.
Всего в поселке оставалось человек пятьдесят. Примерно половина. Все – бойцы, независимо от пола. Пусть не самые лучшие (лучших Барабас забрал на охрану топлива), но умеющие стрелять не по тарелкам – по врагу. Сейчас все они, за исключением караульных, собрались за одним столом в гостином зале «клубного» дома. Играла музыка, по стенам метались цветные тени – с потолка свисал шар из зеркальных плоскостей, подсвеченный разноцветными юпитерами. Шкворчало мясо, пенилось местное фруктовое вино, а для любителей чего покрепче имелось местное же шестидесятиградусное виски, на изготовлении которого специализировался один из мирных кланов. Ну относительно мирных, потому что на Умирающей Земле каждый житель, независимо от пола, стрелять умел лет с пяти.
