Я должна чувствовать себя неловко из-за безобразного плача или ненавидеть уязвимость, которую я только что продемонстрировала ему. Черт, на моем лице, должно быть, сейчас хаос.
– Привет, – говорю я, перекрывая икоту.
Его рука не перестает гладить мою спину, в то время как другая приподнимает мой подбородок. Он заглядывает мне в глаза, как будто что-то ищет.
Или кого-то.
– Ты чувствуешь себя лучше? – его голос тверд, но не резок.
Несколько непролитых слез выступают у меня на глазах, когда я киваю.
– Я напугал тебя, войдя через балкон? – осторожно спрашивает он.
– Мне уже снился кошмар, когда ты пришел, так что приступ спровоцировал не ты.
– Тогда что?
– Я не знаю. – У меня болит голова, и я ничего так не хочу, как спать.
Я отбрасываю эту мысль так же быстро, как она пришла. Что, если кошмары вернутся?
– Твои кошмары всегда чем-то спровоцированы? – Эйден все еще держит меня за подбородок, заставляя смотреть в его глаза.
По какой-то причине они не давят, как обычно, они просто… любопытные. Даже заботливые.
Может быть, именно поэтому я доверяю ему.
– Да. Доктор Хан говорит мне держаться подальше от всего, что может послужить спусковым крючком.
– Например? – подталкивает Эйден.
– Свечи. Подвалы. Тусклый красный свет. Глубина, например бассейны, пляжи и озера. Сон в темноте. – Я даже не знаю, откуда у доктора Хана этот список, может быть, он составлен из обрывков ночных кошмаров, которые я ему рассказывала.
Мои губы приоткрываются, и я, спотыкаясь, поднимаюсь на ноги.
– Черная машина!
Эйден следует за мной, уставившись на меня так, как будто опасается, что у меня снова начнется приступ.
– Черная машина. – Мой голос срывается. – На другой стороне улицы все еще припаркована черная машина?
– Нет.
– Откуда ты знаешь?
– Я припарковался на другой стороне улицы, но там не было никакой черной машины.
Я медленно отдергиваю занавески на балконе. И действительно, «Феррари» Эйдена припаркован через дорогу, его красный оттенок горит в свете фонаря.
Никакой черной машины.
Я вздыхаю и снова принимаю сидячее положение на кровати, заправляя непослушные пряди волос за уши. Мои глаза ощущаются опухшими.
У меня заложен нос, и я чувствую себя ужасно. Я не хочу, чтобы Эйден видел меня такой.
– Вообще, что ты здесь делаешь? – Я забираюсь под одеяло, пытаясь скрыть свой растерянный вид.
Хитрая усмешка трогает его губы, когда он садится рядом со мной.
– Как ты думаешь, почему я сказал тебе не засыпать?
По какой-то причине это заставляет меня улыбнуться в ответ.
– Ты часто забираешься на чужие балконы?
– Только на твой. Обычно я предпочитаю двери.
Я прикусываю губу.
– Подожди. У меня была включена сигнализация.
– Но ты оставила дверь на балкон открытой.
– Точно. – Я была так поглощена дождем, что забыла ее закрыть.
Какая-то часть моего мозга думает, что я должна злиться на Эйдена за то, что он прокрался в мою комнату, но я не зла. Совсем нет. Я не знаю, что бы произошло, если бы у меня случился сильный приступ, когда я была одна.
– Спасибо. – Новые слезы щиплют глаза, и я сглатываю их.
Эйден скидывает обувь и забирается на кровать рядом со мной. Он кажется слишком большим для того, чтобы беспроблемно поместиться на ней.
Я натягиваю простыню до подбородка.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я.
– Ложусь спать, – говорит он как можно небрежнее.
– Ты… ты не можешь здесь спать.
– Разумеется, могу.
– Но…
Слова застревают у меня в горле, когда Эйден прижимается своими губами к моим в мягком, быстром поцелуе.
Он притягивает меня к своей груди, так что моя голова оказывается на его бицепсе. Мои ноздри наполняются его чистым ароматом, и я не могу удержаться, чтобы не вдохнуть его поглубже, как наркоманка.
Сильные руки обнимают меня, когда он шепчет:
– Просто спи, сладкая.
Я никогда не засыпаю после кошмаров, если могу, потому что боюсь, что они продолжатся.
Но в объятиях Эйдена я не чувствую страха или паранойи. Я даже не думаю о тех кошмарах, которые у меня были.
Я чувствую себя… в безопасности.
Я запускаю пальцы под его футболку и прикладываю ухо к его успокаивающему сердцебиению – нормальному сердцебиению.
Я закрываю глаза и падаю в объятия сна.
В безопасности.
Глава 27
Никаких кошмаров.
Это первая мысль, которая приходит в мое сонное сознание, как только я открываю глаза.
Затем я вдыхаю тепло. Так много тепла.
Эйден провел здесь ночь.
В моей постели.
Я смотрю на него. Его подбородок касается моего лба, и легкая щетина щекочет мою кожу.
Одна из его рук обнимает меня за талию, ладонь покоится на середине моей спины. Другая безвольно лежит под моим ухом, потому что я использую его бицепс в качестве подушки.
Его нога сжимает обе мои, как будто он предотвращает мой возможный побег.
Мне приходится запрокинуть голову, чтобы полностью рассмотреть его лицо. Его ресницы кажутся гуще и длиннее, когда глаза закрыты.
Черты его лица безмятежны, как будто он не чувствует тяжести моей головы на своей руке.
Кто бы мог подумать, что кто-то вроде Эйдена будет выглядеть таким умиротворенным, когда спит?
И кто знал, что настанет день, когда я буду спать всю ночь напролет, обнимая его?
Когда он притянул меня к себе, я почувствовала… привязанность.
Нет. Я не должна чувствовать никакой привязанности к Эйдену, когда я все еще не разобралась в нем.
Это тот же самый человек, который душил меня в тот злополучный день и пообещал, что уничтожит меня. Я не могу начать доверять ему, потому что он забрался ко мне на балкон и прогнал кошмары.
…верно?
Чувствуя себя сбитой с толку, я медленно убираю его тяжелую руку со своей талии и подползаю к краю кровати, прихватив по пути свой телефон.
Я встаю и бросаю последний взгляд на массивное тело, распростертое на моей кровати. Мурашки пробегают по пальцам ног и позвоночнику.
Нет, я туда не вернусь.
Я плетусь в ванную и тихо закрываю дверь.
Вздох срывается с моих губ, когда я смотрю на свое лицо в зеркале. Беспорядок – это долбанное преуменьшение века.
Мои глаза, налитые кровью и опухшие, это чудо, что они все еще в состоянии открываться. Пряди моих светлых волос торчат из головы как антенны, а слезы оставили дорожки на моих щеках.
Как Эйден вообще мог смотреть на меня, не говоря уже о том, чтобы обнимать, пока я спала? Это мое лицо, и оно вызывает у меня отвращение.
Я открываю кран и брызгаю водой себе на лицо. Странно. У меня нет желания вытирать руки дочиста. Обычно это первое, что я делаю после кошмаров.
Почистив зубы и собрав волосы в неряшливый пучок, я поворачиваюсь, чтобы выйти из ванной.
На столешнице жужжит мой телефон.
Поскольку сейчас почти семь утра, мне не нужно гадать, кто мог написать мне в такую рань.
Тетя Б.: Доброе утро, милая. Сегодня выходные, так что выспись, ладно? Мы все еще заняты, так что, возможно, вернемся поздно вечером. Я буду проверять контейнеры, так что не пропускай приемы пищи.
Я смотрю на ее сообщение и обдумываю, что ответить.
Я не хочу отвечать прямо сейчас. Сегодня суббота, так что я притворюсь, что сплю, как она мне посоветовала.
Ты задумывалась о том, что, возможно, ты живешь их жизнью, а не своей?
Я бы хотела, чтобы Ким никогда не произносила этих слов, потому что я не могу перестать прокручивать их в голове.
Вчерашний кошмар напомнил мне о том, что я всегда откладывала на потом.
Например, о реакции тети и дяди на мои кошмары.
Зачем тете Блэр задавать вопросы? Почему дядя Джексон выгнал ее?
Как будто они знают больше, чем рассказывают.
Мои кошмары не являются обычными, и они всегда следуют одному и тому же шаблону. Я в подвале. В воде. В темноте.
