нас не достанется. Впрочем, даже коль бы и не трон, сдается мне, ничего бы то не поменяло.
– Это еще почему же?
– Хах!
Очередной смешок.
– Чудной ты, царевич! Или… Хм… Многого, как я погляжу, ты о нашей Марье не знаешь. Скажи вот…
Водяной с азартом подался вперед.
– А слыхал ли ты, что царевна наша не просто Кощея знала, как она во дворце у меня говаривала. Нет. Ее с Бессмертным давняя вражда связывает. А может, и не только вражда…
Сально ухмыльнувшись, Водяной глотнул вино.
– Это ведь она его на Буян-острове заточила. И ни Кладенец Кощею в бою том не помог, ни сама сила всей Нави. Вот как так вышло? М?
– И что ты в виду имеешь? – Иван нахмурился. – Не юли. Говори прямо.
– А я прямо и говорю. Ты-то в таких делах несведущ – все задолго до твоих прадедов было. Да только Кощей Бессмертный такой силой обладал, что и вообразить трудно. И орды под его дланью собрались немалые. И людей, и тех, кто людьми умер. Вот и выходит, что такого, как он, только хитростью взять можно было. Чарами, что ни одному мужу недоступны да пред коими каждый муж падок. Даже немертвый[22].
Царь вод, чей лоб покрыли мелкие капельки пота, медленно погладил усы.
– Смекаешь, о чем я толкую, царевич?
– Смекаю. Да только нам дело какое до того, что пес знает когда было?
– Что с того, говоришь? – от выпитого вина язык Водяного начал заплетаться. – Я вот что сам себе думаю… Уж не Марья ли сама Володыку извела? А теперь, с нашей помощью, любовь былую освободить хочет? Вину, – он с шумом выдул воздух, – загладить… С тех пор времени прошло много… А обиды… они забываю… тся… Топнут, что путники в болоте. Это в отличие… от любви.
– Пьян ты, Водяной, вот и несешь чего попало… – Иван неодобрительно покачал головой, но глаза его оставались серьезными.
– Да нет, человече… – Водяной тряхнул головой. – Вино, оно… мне мысли… не вяжет. Только язык. И коль я прав, царевич? Что тогда?
– Мне все равно, – Иван ответил не сразу. Точно все тщательно взвесив. – Покуда есть шанс батюшку моего, царя Еремея отыскать, я хоть в пасть Змея Горыныча за ней прыгну. Так что давай о том не будем больше. Скажи-ка лучше мне, вы́ходят ли витязей моих твои русалки?
Царевич испытующе всмотрелся в хмельные глаза Водяного.
– Вы́ходят, – хозяин вод махнул рукой и усмехнулся. – Даже не сомневайся. И вы́ходят, и еще кой-чем подсобить смогут…
Он захихикал.
– О! За то и выпьем!
Царь вод, бухнув кувшином о кубок царевича, залпом опрокинул в себя остатки вина, сильно запрокинув голову. Затем сосуд выпал из его внезапно ослабевших пальцев, и Водяной громко захрапел.
– Да. Твое здоровье.
Иван-царевич, отсалютовав спящему собутыльнику, отставил кубок и вышел из зала.
* * *
Буря в пустыне не стихала еще несколько дней. Ее, громадную, необъятную, похожую на упавшую с небосвода грязно-бурую тучу, хорошо видно было со стен и башен дворца Несмеяны. Царица Дивен-Града не лукавила – пройти сквозь такую смог бы, пожалуй, лишь сам Вольный Ветер. И Марья, всякий раз глядя на бушующую круговерть песка, молний и пыли, разрывалась в своих чувствах. С одной стороны, буря давала им передышку, время на то, чтобы крепко обдумать предстоящее дело. Но, с другой, Марья буквально всей кожей чувствовала – каждая минка, что она бездействовала, была смерти подобна для придонного царства. И оттого царевна мрачнела все больше с каждым днем вынужденного безделья.
Единственным отвлечением в то тяжкое время стали для нее прогулки с Иваном. Хотя первая из них и не задалась.
В тот вечер Марья поднялась с кресла, в котором провела почти весь вечер, и вознамерилась отправиться к себе в покои, как Иван вдруг сказал:
– Царевна, раз дела такие, что и разговоры все выговорили, и буря стихает, не соизволишь ли ты со мною пройтись?
– Пройтись?
– Ну да. Прогуляемся, красоты здешние поглядим. Дворец-то ведь страсть какой красивый, а ты его, почитай, и не видела. Идем? Когда еще доведется владения самой Несмеяны повидать? – он сделал шаг к Марье и, видя явное нежелание на ее лице, с нажимом добавил: – Позволь настоять.
Он чуть поклонился, предлагая царевне руку, и она, мимоходом улыбнувшись, благосклонно молвила:
– Ну, раз так даже, отчего бы тогда и не прогуляться…
– Да, лепота…
Неспешно шествуя с Марьей вдоль дивного сада, огороженного высокой, укрытой буйной зеленью и яркими белыми да охровыми цветами оградой, Иван со значением покачал головой.
– Ну, недаром ведь град сей Дивным называют. А дворец – его жемчужина.
Марья охотно подхватила разговор. Почти с самого начала их внезапной прогулки ее охватывало странное, отнюдь не достойное наследной морской царевны смятение. В голову лезли, совсем не ко времени, чудные помыслы да думы. И не раз ловила себя царевна на том, что нет-нет да поглядывает на Ивана, а уста ее при том озаряет блаженная улыбка. Замечала она и то, что, поддерживая беседу с ним, сама задним умом думает внезапно вовсе не о том, что должно. Не о скорейшем возвращении Володыки на трон, а про то, как ей, Марье, нынче хорошо, уютно и спокойно подле этого смертного. Царевич, с коим свели ее судьба да злой рок и который был обещан ее сестре, нежданно, должно быть, для них обоих, смог дать царевне то, что доселе удавалось лишь одному Чародею. Давным-давно, совсем в другой жизни. И теперь Марья, к стыду своему, поняла, что была бы, наверное, совсем не против быть Ивану суженой вместо Варвары.
Именно на этих пугающих мыслях и завел царевич разговор о красотах сада. И Марья, в тщетной попытке отрешиться от не подобающих царевне слабостей, уцепилась за его слова, точно щука за удила.
– Говорят, его без малого век строили, что по меркам людским срок немалый…
– Немалый, – Иван кивнул отрешенно, а затем, словно сам для себя, добавил: – Только я о дворце разве?
Царевич хитро улыбнулся.
– Сколь гуляем, не заметил я ничего вокруг, что тебя бы, Марья, было прекраснее.
– Что говоришь такое? К чему?
Марья нахмурилась, силясь недовольством укрыть смущение.
– Говорю правду, как есть. А к чему? Да к тому, что не могу иначе. Гляжу на тебя, и сердце само устами глаголет. Почитай, против воли…
– Ох и сладки же твои речи, царевич… – Марья невольно улыбнулась. – Словно мед гречишный. Только ты мне лучше вот что скажи, а будет ли в том меде ложка дегтя?
– Куда ж без нее… – Иван, поджав губы, вздохнул. – Не стану скрывать, если любоваться красой твоей можно век без устали, то вот понять тебя мне, к сожалению, пока не по силам.
– Да? Любопытно, отчего же так?
– Хм, знаешь, коль уж ты сама спросила, так скажу, как есть. Не серчай…
Он взъерошил на затылке
