шеями да короткими гривами, после чего процессия тронулась с места.
Ехать через толчею города, ничуть не уступавшую, а кое-где и превосходившую портовую, оказалось куда удобнее, чем идти пешими. Могучие быки, точно два челна, рассекали людскую толпу, и даже на самых запруженных улочках прохожие умудрялись убираться с их пути, всеми силами стремясь не попасть под копыта и колеса повозки. Наиболее же нерасторопных подгоняли звонко щелкающими хлыстами стражники. И все же, даже несмотря на все эти хитрости, путь до дворца царицы, что отделяли от порта сразу четыре кольца стен, высоких и мощных, занял почти два часа. Дивен-Град оказался невероятно огромным, и в размерах своих, как поняла Марья, вполне мог поспорить с даже необъятным подводным городом Володыки. Впрочем, изысками своими он ее родному дому все же уступал. Пусть местные статуи, фонтаны, башни да украшенные цветастой мозаикой дома и растущие пред ними диковинные растения, напоминающие мохнатые резные столбы с уложенными на макушках листьями, и превосходили любые, ранее виденные Марьей на земле, города.
– Ожидайте. За вами придут.
Проведя путников во дворец сквозь многочисленную охрану, глава стражников, который так и не удосужился назвать свое имя, не прощаясь, вышел, а Марья с товарищами осталась одна в пестрящем светом, золотом, зеленью растений и обилием цветастых подушек зале.
Туда же почти сразу явились и слуги. Молчаливые, никогда не смотрящие в глаза, облаченные в одинаковые белоснежные тюрбаны, широкие штаны и свободные рубахи, они принесли с собою три огромных, в человеческий рост чаши. Вереницей кувшинов наполнили их водой с лепестками роз, а затем, разложив вокруг каждой купели непрозрачные балдахины, помогли гостям своей царицы омыться. Завершились приготовления к встрече с Несмеяной тем, что пред путниками разложили подходящие случаю одежды. Легкие, светлые, воздушные, из нежнейшего шелка и украшенные тончайшей серебряной нитью. А затем принесли и угощения: кувшины с терпким, разбавленным льдом вином, тарелки с сыром, липкими янтарными сладостями, орехами и многочисленными фруктами всех цветов, размеров и вида.
– Да… ох, как у них тут устроено-то…
Царевич, переодевшись в чистое, только присвистнул, дивясь тому, как ладно и гладко все спорится у прислужников царицы.
– М-да, недурно… Хоть одеяния и девичьи. Тебе, царевич, кстати, вполне к лицу!
Водяной, не став переодеваться, все свое внимание уделил яствам. Выбрал чешуйчатый, точно рыба, плод с колючим кустистым навершием. Откусил здоровенный кусок – и тут же сплюнул обратно в чашу:
– А вот жратва – гадость! Тьфу!
Он недовольно оглядел остальные угощения, присматривая очередное на пробу. И как раз в этот момент из-за ширмы показалась облачившаяся в струящийся по гибкому, сильному телу шелк Марья.
– Что за диво, никак, я брежу… – Иван, подняв на нее взгляд, замер.
– Ну ты и словоблуд! – царь вод, впрочем, и сам не донес до рта круглый, желтый, точно солнце, плод. – Но выглядишь ты, царевна, и впрямь… по-царски!
– Переоденься и ты, прошу, – Марья приняла их восхищения как должное. Со снисходительной, сдержанной улыбкою.
– Слышала я, что Несмеяна весьма охоча до того, чтобы все чин по чину было. Не желаю, чтоб из-за твоего упрямства она отказала нам в нашей просьбе.
– Да, – царевич тут же поддакнул ей с ехидной улыбкой. – Мне так вообще купцы говаривали, что тех, кто ее гостеприимством пренебрег, царица конями рвет на четыре части. А головы с туловами на стене вешает.
– Не видел я никаких голов… – Водяной с неохотой, но все же схватил с мягкого пуфа рубаху.
– Порты не сменю, и не просите. И тряпку на голову вязать не буду, – куфия[21] полетела на пол. – Пусть Несмеяна трижды царица, да только и я царь.
– Не тревожься, царь. С девой не перепутают, – Иван, с сомнением оглядев Водяного, покачал головой. Сам он волосы укрыл весьма охотно.
Марья же, слушая их уже ставшую привычной перебранку вполуха, медленно прошлась по зале и неожиданно для себя самой остановилась у резного комода, привлеченная лежавшим на нем небольшим ручным зеркальцем. Старинное, сделанное явно не руками здешних мастеров, оно, тем не менее, привлекло царевну отнюдь не внешним видом и изысками. А тем, что ее собственное отражение в нем внезапно улыбнулось Марье. Сперва царевне подумалось даже, что ей привиделось. Но стоило только, подчиняясь наитию, осторожно взяться за резную рукоять и заглянуть в истертое временем серебряное оконце рамки, как улыбка повторилась.
– Ты можешь взять его, дочь вод.
В этот же миг двери залы бесшумно распахнулись, и позади Марьи раздался надменный, властный и глухо звучащий голос.
– Когда-то мы с этим зеркальцем недурно проводили время.
Неспешно вернув находку на место, Марья обернулась и увидела высокую, точеную, словно из мрамора, деву. С ног до головы она была укрыта в тяжелую, плотную белоснежную парчу, укрытую поверх невесомой, парящей, казалось, от любого дуновения и движения полупрозрачной светлой тканью. Поняла царевна, и отчего голос незнакомки звучал так странно. Виной тому была скрывающая лицо, глухая, даже без прорези для рта, серебряная маска. Украшенная искусной витиеватою резьбой, она, как подумалось Марье, наверняка в точности повторяла скрытые под собой черты. И сквозь ее надежную защиту видны были лишь глаза незнакомки – щедро подведенные сурьмой, глубокие, точно два темных омута. Прекрасные и печальные одновременно.
– Да, – незнакомка невесело усмехнулась, не обратив внимания на преклонивших головы Сокола и Ивана. – Однако же с некоторых пор беседы наши стали… Натянутыми. А потом и вовсе на нет сошли. С того времени оно так тут и пылится. Жалко его, если подумать. А с тобою оно вполне поладить сумеет: падко зеркальце мое до красы девичей. А ты, Марья, прекрасна, как звезды над великой Пустынью.
– Благодарю, – Марья едва склонила голову, продолжая ловить взглядом каждый жест незнакомки.
– Нет нужды благодарить, царевна, – та остановилась напротив, в свою очередь, разглядывая лицо своей гостьи. – Ты знаешь, кто я?
– Знаю. Царица Несмеяна.
– Идем… – хозяйка дворца под маской явно улыбнулась.
Вслед за Несмеяной путники прошествовали по залитым ярким желтым светом и теплом галереям и вышли в просторную, сотворенную невиданными умельцами из стекла, дерева и злата залу. Здесь, среди воздуха и света, царила напитанная запахом многочисленных растений и цветов прохлада, а слух ласкало задорное журчание воды в небольшом питьевом фонтане. Подле него, и не думая прятаться среди листвы, по устланным мелкими разноцветными камешками дорожкам вольготно расхаживали горделивые, непуганые пестрые птицы. С яркими перьями, роскошными хвостами и сладкими голосами.
– Добро пожаловать в мои сады, – царица неспешно опустилась в плетеное кресло, и двое стоящих по бокам слуг тут же заработали огромными опахалами. – Я не люблю духоту дворца и предпочитаю принимать просителей здесь.
– А мы просители? – Водяной недобро хмыкнул.
– Разумеется. А как ты думал, хозяин вод, коль вы с просьбой пришли, а не с дарами?
– Хм…
Царь вод, не ответив,
