рассчитывай! Я ничего не вижу, ничего не слышу и обещаю павшего похоронить с честью. Только советую тебе поторапливаться, потому что Садуко уже уходит. Вперед — у тебя и твоих людей есть копья, и ворота крааля открыты.
— Ты что же, предлагаешь мне убраться с пустым брюхом ради того, чтобы прибить паршивую гиену? — с напускной храбростью возмутился Масапо. — Нет уж, пусть дождется, пока я отдохну хорошенько. Сидите спокойно, люди! Я сказал, сидеть всем! Ты, Макумазан, передай ему, что я скоро приду, и сам держись от него подальше, не то свалишься в ту же дыру, что и он.
— Хорошо, передам, — ответил я. — Не знаю, правда, кто уполномочил меня быть твоим посыльным. Слушай меня, человек малых дел и громких слов. Если посмеешь хоть пальцем пошевелить против меня, я научу тебя кое-чему насчет дыр, проделав одну или несколько в твоем здоровенном торсе.
С этими словами я подошел к вождю и посмотрел ему прямо в лицо, одновременно похлопав по рукояти большого двуствольного пистолета, висевшего у меня на поясе.
Он отпрянул, пробормотав что-то.
— О, не стоит извиняться, — сказал я. — Только впредь будь осторожней. Ну а напоследок желаю тебе хорошенько отобедать, вождь Масапо. Мир твоему краалю, друг Умбези.
Закончив свою речь, я зашагал прочь, сопровождаемый недовольными криками разъяренной свиты Масапо и звонким, насмешливым смехом Мамины.
«За кого же из них она выйдет?» — думал я, направляясь к фургонам.
На подходе к своему лагерю я увидел, что быков уже запрягли, — по-видимому, Скоул распорядился об этом, услышав о ссоре в краале и решив, что нужно быть готовым к отъезду. В этом, однако, я ошибся: из-за кустов неожиданно появился Садуко и сказал:
— Инкози, я приказал твоим людям запрячь быков.
— Вот как? Похвально, — ответил я. — Может, скажешь почему?
— Потому что нам предстоит сделать большой переход на север до наступления темноты, инкози.
— На север? Я полагал, что наш путь лежит на юго-восток.
— Бангу живет не на юго-востоке, — медленно, растягивая слова, проговорил Садуко.
— Я запамятовал о Бангу, — предпринял я слабую попытку увильнуть.
— Неужели? — надменно обронил Садуко. — Вот уж не думал, что Макумазан из тех, кто нарушает обещание, данное другу.
— Не будешь ли ты так добр объяснить твои слова, Садуко?
— Разве нужны объяснения? — Он пожал плечами. — Если мои уши меня не обманули, ты согласился выступить со мной против Бангу. С разрешения короля я собрал необходимое количество людей, вон они, ждут там. — Он показал копьем в сторону полосы плотных кустов в нескольких милях за нами. — Если ты передумал, я пойду один. Но тогда нам лучше прямо сейчас попрощаться раз и навсегда, потому что я не люблю друзей, которые «передумывают», когда приходит время браться за ассегаи.
С умыслом ли так говорил Садуко или нет — не знаю. Полагаю, однако, что лучшего способа заручиться моей поддержкой он не смог бы найти: хоть я и не давал ему твердого обещания отправиться с ним, я всегда гордился тем, что выполнял даже наполовину обещанное туземцу.
— Я пойду с тобой, — спокойно проговорил я. — И надеюсь, если придется туго, твое копье будет таким же острым, как твой язык. Только больше никогда не говори со мной в таком тоне, иначе мы поссоримся.
Выслушав меня, Садуко не сдержал вздоха облегчения.
— Прости меня, господин мой Макумазан, — сказал он, схватив меня за руку. — Но сердце мое разрывается. Чую, Мамина задумала изменить мне, да еще после стычки с этим псом Масапо ее отец наверняка возненавидит меня.
— Если хочешь моего совета, слушай, — искренне проговорил я. — Сердце твое исцелится, когда ты выбросишь из него Мамину, забудешь само имя ее. Не спрашивай меня почему.
— Спрашивать я не стану, о Макумазан. Быть может, она любит тебя, а ты ее оттолкнул, как и должен был поступить мой друг.
(Порой испытываешь неловкость, когда тебя возводят на такой пьедестал, но я не пытался ни поддакивать, ни отрицать, а еще меньше — пускаться в объяснения.)
— Может, именно так все и было, — продолжил он. — Или она сама надоумила отца позвать этого жирного борова Масапо. Я не спрашиваю, потому что ты не скажешь, даже если знаешь. Да это и не важно. Но пока в груди моей бьется сердце, Мамина никогда не покинет его. Пока я могу помнить имена, ее имя никогда не забудется. И, помяни мое слово, она станет моей женой! А сейчас, прежде чем выступить в поход, я возьму несколько своих людей и заколю этого борова Масапо, дабы не стоял у меня на пути.
— Если ты сотворишь что-либо подобное, Садуко, ты пойдешь на север один, поскольку я тотчас же отправлюсь на восток. Я не желаю быть замешанным в убийстве.
— Хорошо, пусть будет так, инкози, если только он сам не нападет на меня. С боровом можно подождать, ведь он от этого станет лишь немного жирней. А сейчас, если тебе угодно, прикажи фургонам отправляться в путь. Я буду показывать дорогу, потому что мы должны стать на ночевку сегодня вечером вон в тех кустах, где меня ждут мои люди. Там я расскажу тебе о моих планах. Кстати, тебя там дожидается гонец с сообщением.
Глава 6
ЗАСАДА
Шесть часов мы добирались до зарослей по идущей вниз по склону, довольно скверной дороге, протоптанной скотом, — разумеется, иных дорог в то время в Зулуленде попросту не существовало. Мне хорошо запомнилось то место.
