быка и теперь одну часть его мяса варили в горшках, другую — жарили. Заметил я также несколько незнакомых зулусов. За забором, внутри крааля, я обнаружил сидящим в тенечке Умбези и нескольких его вождей, а рядом с ними огромного, тучного туземца, на бедрах которого красовалась муча из тигровой шкуры как знак его высокого ранга, со своей свитой. У ворот стояла Мамина: на ней были лучшие ее бусы, и в руках она держала бутыль из тыквы с пивом, которым, по-видимому, только что угощала гостей.
— Сбежишь, даже не попрощавшись со мной, Макумазан? — прошептала она, когда я поравнялся с ней. — Это жестоко, и я горько плакала бы… да только не бывать этому.
— Я все равно собирался подъехать сюда, когда волов запрягут, — ответил я. — Кто этот человек?
— Скоро узнаешь, Макумазан. Гляди, отец машет нам.
Я направился к кругу сидящих. Навстречу мне поднялся Умбези и, взяв меня за руку, подвел к гиганту со словами:
— Это Масапо, вождь племени амансома из народа куаби, он желает познакомиться с тобой, Макумазан.
— Весьма любезно с его стороны, — сухо ответил я, окинув взглядом Масапо.
Как я уже упомянул, это был весьма крупный мужчина лет пятидесяти: волосы его уже тронула седина. По прав де говоря, я сразу же почувствовал к нему резкую антипатию: что-то в его сильном с грубыми чертами лице и надменно-заносчивой манере держаться отталкивало меня. Не добавив ничего, я стоял молча, поскольку у зулусов, когда встречаются двое более или менее равно высокого ранга, тот, кто заговаривает первым, признает тем самым подчиненность второму. Поэтому я молча разглядывал нового жениха Мамины и ожидал дальнейших событий.
Со своей стороны, Масапо тоже какое-то время пристально рассматривал меня, затем обронил в сторону одного из своей свиты замечание, которого я не разобрал, и тот рассмеялся.
— Он слыхал, что ты иписи (великий охотник), — вмешался Умбези; по-видимому, он уловил натянутость ситуации и решил, что надо хоть что-то сказать.
— Неужели? — ответил я. — Что ж, в таком случае он удачливее меня, поскольку я о нем ничего не слышал. — Вынужден с сожалением признать, что это было ложью, ведь Мамина рассказывала мне в хижине о Масапо как об одном из ее женихов, но среди туземцев необходимо как-то поддерживать свое достоинство. — Друг мой Умбези, — продолжил я. — Я пришел попрощаться с тобой. Я отправляюсь в Дурбан.
Как раз в этот момент Масапо протянул мне свою лапищу, однако не поднимаясь, и проговорил:
— Сийякубона, — (что значит «доброе утро»), — Белый человек.
Сийякубона, Черный человек, — ответил я, едва коснувшись его пальцев. Увидев это, Мамина, обносившая гостей пивом и очутившаяся как раз против меня, скорчила гримасу и тихонько засмеялась.
Я развернулся, чтобы уйти, но Масапо прохрипел низким, грубым голосом:
— О Макумазан, прежде чем ты оставишь нас, я хотел бы переговорить с тобой кое о чем. Не соблаговолишь ли ты ненадолго присесть со мной в сторонке?
— Конечно, о Масапо. — Я отошел на несколько ярдов в сторону, так чтобы нас не могли слышать, он поднялся и проследовал за мной.
— Макумазан, — заговорил Масапо (я передаю суть его слов, поскольку начал он издалека). — Мне нужны ружья, а ты, насколько мне известно, занимаешься торговлей и можешь их достать.
— Да, Масапо, думаю, что за определенную цену могу, хотя незаконный ввоз ружей в Зулуленд — дело рискованное. Но позволь поинтересоваться, для чего они тебе? Стрелять слонов?
— Верно, стрелять слонов, — ответил он, оглядевшись вокруг своими огромными глазищами. — Макумазан, мне сказали, что ты осторожен и благоразумен и не станешь кричать с крыши хижины о том, что слышал внутри ее стен. Выслушай меня. В стране неспокойно. Не всем нам по душе род Сензангаконы, потомком которого является наш нынешний король Панда. Быть может, ты знаешь, что куаби, а мое племя амансома из этого народа, натерпелись на своем веку, пострадав от копья Чаки. И вот мы считаем, что может настать час, когда мы, словно козы, ощипывающие жалкие кустарники, сможем, как жирафы, дотянуться до верхушек деревьев, потому что Панда — слабый король, а его сыновья ненавидят друг друга и одному из них могут понадобиться наши копья. Ты понимаешь, о чем я толкую?
— Я понимаю, что ты хочешь ружей, Масапо, — сухо ответил я. — Поговорим о цене и месте доставки.
Мы недолго поторговались, но детали той давнишней сделки вряд ли кому-то интересны. В действительности я упоминаю о ней лишь затем, чтобы подчеркнуть: Масапо замышлял доставить большие неприятности правящему дому, который в то время представлял Панда.
Когда мы закончили одиозные переговоры — по результатам которых я должен был получить некое количество голов скота в обмен на некое количество ружей в случае, если мне удастся доставить их в конкретное место, а именно в крааль Умбези, — я вернулся в круг, где сидел Умбези со своими людьми и гостями, чтобы попрощаться. К этому времени, однако, принесли мясо, и поскольку я уже успел проголодаться, то остался разделить угощение со всеми. Насытившись и выпив немного твалы (кафрского пива), я поднялся уходить, но в этот момент в ворота вошел — кто бы вы думали? — Садуко.
— Пф-ф! — фыркнула стоявшая рядом со мной Мамина и тихонько, чтобы никто, кроме меня, не услышал, спросила: — Когда встречаются два самца, что происходит, Макумазан?
— Когда как. Иногда они вступают в схватку, иногда один бежит прочь. Очень многое зависит от самки, — поглядев на нее, так же тихо ответил я.
Она пожала плечами, сложила руки под грудью, кивнула Садуко, когда тот проходил мимо, затем грациозно облокотилась на изгородь и приготовилась наблюдать, что будет происходить дальше.
— Привет тебе, Умбези, — с гордым, как обычно, видом проговорил Садуко. — Вижу, пируешь. Желанный ли
