письменным столом возвышалось шикарное алое кресло, украшенное золотой вышивкой.
— От чего ж не присесть, — сказал Лёша. — Присяду. День сегодня выдался непростой. Утомительный.
Он прошёл мимо меня; обошёл стол, чиркнул по краю столешницы кончиками пальцев. Тюлевая штора на окне изобразила парус: она выгнулась навстречу хозяину кабинета. Лёша привычным движением уселся в кресло, взгромоздил руки на алые подлокотники — будто взобрался на трон. Он посмотрел на меня поверх стола, сверкнул камнем на перстне. На своём рабочем месте Лёша явно почувствовал себя увереннее. Соколовский указал мне рукой на стул.
— Ты тоже не стой, Дмитрий Иванович, — сказал он. — В ногах правды нет. Располагайся. Чувствуй себя, как дома.
Соколовский ухмыльнулся.
Сказал:
— Вижу, что у тебя ко мне срочное дело. Иначе бы ты не нагрянул столь… неожиданно. Рассказывай, Дмитрий Иванович, что тебя ко мне привело. Помогу, чем смогу. А могу я очень многое. Правда. Да ты и сам это прекрасно знаешь. Чаю или кофе не хочешь? Или лучше коньяку для хорошего сна? Мне на днях прислали неплохой. Из Армении.
Я подошёл к стулу, сложил руки на его высокой спинке. Пистолет при этом всё ещё смотрел Соколовскому в лицо.
Лёше этот момент не понравился.
Соколовский дёрнул украшенной перстнем рукой и сказал:
— Дмитрий Иванович, убери пистолет.
Лёша прижал ладонь к груди. Покачал головой.
— Трудный был день, — признался он. — Мне сегодня знатно потрепали нервы. А ещё говорят, что я ничего не делаю и только деньги лопатой загребаю. Глупцы. Правда. Им бы мои заботы. Ещё и ты теперь… тычешь в меня стволом. Вижу, что у тебя, Дмитрий Иванович, ко мне серьёзный разговор. Так давай поговорим. Но обойдёмся без этих… понтов.
Лёша развёл руками — он снова продемонстрировал мне позолоченные часы и перстень с большим блестящим камнем. Соколовский отвёл взгляд от пистолета в моей руке (тот по-прежнему целил Лёше в лоб), посмотрел мне в лицо. Пару секунд мы с Лёшей бодались взглядами. Я тут же вспомнил, как мы с Димкой в детстве устраивали похожие баталии. Завершались они всегда с одним результатом. Соколовский опустил глаза. Он вздохнул, придвинул к себе пепельницу.
Лёша снова взглянул на меня исподлобья и сказал:
— Говори уже, Дмитрий Иванович. Что тебе нужно? Какой у тебя ко мне вопрос?
— Вопрос один, — заявил я. — Почему?
Замолчал, пристально посмотрел на Лёшу сверху вниз.
— Почему… что? — спросил Соколовский.
Он снова заглянул мне в глаза, дёрнул плечами и нервно продолжил:
— Не понимаю, Дмитрий Иванович. Поясни. Что значит это твоё «почему»?
Лёша пальцем погладил край пепельницы. Он постучал по нему ногтем указательного пальца — хрустальный звон я не услышал.
— Надежда Рыкова, — сказал я. — Следователь нашей городской прокуратуры. Жена моего младшего брата. Чем она тебе помешала?
Мне показалось, что Соколовский задержал дыхание. Я заметил, что у него на лбу (около аккуратно зачёсанных набок волос) выступили крохотные капли пота. Они блеснули в свете ламп, когда Соколовский дёрнул головой. Лёша сощурил глаза, нервно закусил нижнюю губу. Указательным пальцем Соколовский всё ещё постукивал по краю пепельницы, почти беззвучно. Так же беззвучно покачивалась штора, закрывавшая почти чёрный прямоугольник окна.
— Вот оно что… — едва слышно произнёс Лёша. — Понимаю.
Он убрал руку с пепельницы, потянулся к ящику стола. Тут же взглянул на пистолет.
— Закурю, — сказал Соколовский. — Не возражаешь?
Я покачал головой.
— Кури.
Лёша вынул из ящика стола красно-белую пачку «Marlboro», распечатал её. Уронил шуршащий целлофан на стол рядом с пепельницей. Вытряхнул из пачки сигарету, чиркнул металлической бензиновой зажигалкой, закурил. Пару секунд он задерживал дыхание, жмурил глаза. Я видел, как нервно дрожала жилка у него на шее. Соколовский шумно выдохнул. Посмотрел на меня сквозь серые клубы зависшего над письменным столом табачного дыма.
— Значит, это Серый проболтался, — сказал Соколовский. — Больше некому. Серый тоже ваш человек? Я имею в виду, он из… вашей организации? Из этой… как её…
Лёша пощёлкал пальцем, взмахнул дымящейся сигаретой. Облако дыма над столом пришло в движение, потянуло свои шевелящиеся полупрозрачные щупальца к приоткрытому окну.
— Нет, он не из наших, — ответил я. — Серый находился под нашим наблюдением.
— Понятно.
Соколовский усмехнулся, дёрнул головой.
— Получается, — сказал он, — это вы его сегодня…
— Это я его сегодня. Убил.
Мой голос прозвучал громко и резко. Лёша замолчал, снова направил свой взгляд на ствол ПМ. Он поднёс к губам сигарету и жадно затянулся дымом, будто выгадывал время на размышления.
— Да, мне рассказали о вашей перестрелке. Там, на дороге. Ты не ранен? Помощь не нужна? У меня есть…
— Не было перестрелки. Я его застрелил.
Соколовский выдохнул в потолок дым.
— Понятно, — произнёс он.
Лёша постучал сигаретой по пепельнице. В воздухе под клубами дыма закружили мелкие чешуйки пепла. Соколовский задумчиво пожевал губы, склонил на бок голову — под кожей у него на шее напряглась тонкая жила.
— Дмитрий Иванович, чего ты от меня хочешь? — спросил Соколовский. — Серый мёртв. Что тебе ещё нужно? Гарантии, что в нашем городе не появится другой Серый?
Лёша ухмыльнулся.
Я не почувствовал в его взгляде веселье.
Соколовский закашлял, будто подавился дымом. У него на глазах выступили слёзы.
— Чем тебе помешала жена моего брата? — повторил я. — Вот что меня интересует. Почему ты заказал её убийство? Зачем тебе это понадобилось, Алексей Михайлович?
— Это не я…
Соколовский вновь заткнул себе рот сигаретой. Он вдохнул полной грудью; сощурил правый глаз, рядом с которым проложил себе путь к окну сигаретный дым.
Лёша посмотрел мне в глаза, помотал головой.
— Я только нашёл исполнителя и сделал ему заказ, — сиплым голосом произнёс Лёша. — Лично у меня к следователю Рыковой не было никаких претензий. Вообще никаких. Правда. Но со мной связались очень важные люди. Они обратились ко мне с просьбой, чтобы я решил вопрос с Надеждой Рыковой. Полностью решил, понимаешь?
В голосе Соколовского прорезались грозные, решительные ноты.
Лёша взмахнул рукой — сверкнул камнем в перстне, сигаретным дымом прочертил в воздухе изогнутую линию.
— Это очень серьёзные люди, — заявил Соколовский. — Очень! Из столицы. Но они меня уважают. Так мне и сказали. Поэтому они не полезли в мой город со своими делами. Обратились ко мне за помощью. Потому что я здесь главный.
