В конце концов, Эссекс остался доволен тем, как провел день, а вечером его ожидало еще одно удовольствие. Он позвонил Кэтрин Клайв и напомнил ей, что сегодня они идут в Большой театр на балет «Жизель». Кэтрин сказала, что онa помнит.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Перед уходом из своего служебного кабинета Кэтрин просмотрела еще раз конфиденциальный недельный отчет Дрейка сэру Бертраму Куку, отчет, доступ к которому имела только она одна из всего посольства. Большая часть отчета состояла из оценки позиции русских на основе наблюдений за истекшую неделю, но в нем было уделено внимание и миссии Эссекса. Дрейк докладывал о ходе переговоров об Иранском Азербайджане и делал вывод, что едва ли эти переговоры увенчаются успехом. Он утверждал, что метод русских заключается в оттяжке и унизительном пренебрежении к английским интересам, и эта их тактика останется неизменной, каких бы специальных эмиссаров сюда ни присылали. Миссия Эссекса не может дать никаких результатов, и продолжение переговоров приведет только к дальнейшему оскорбительному отпору со стороны русских. Подобные миссии, напоминал Дрейк сэру Бертраму, не приносят пользы, ибо они вторгаются в работу, которую должным образом выполняет посольство; чем скорее закончится пребывание данной миссии в Москве, вне зависимости от достигнутых ею результатов, тем лучше будет для английской политики в России.
Дрейк не подал вида, что дает ей этот отчет для того, чтобы она прочитала об Эссексе. Предлог же был таков: надо уточнить некоторые детали по вопросу об английском имуществе, национализированном в балтийских государствах. Кэтрин догадывалась, что Дрейк хотел, чтобы она прочла о миссии Эссекса, и не знала, сердиться ей или смеяться. Она не совсем понимала, почему Дрейк это делает. В конце отчета он упоминал о Мак-Грегоре, человеке, по мнению Дрейка, на редкость посредственном и едва ли пригодном для трудной задачи, ему порученной. Это позабавило Кэтрин, и она пожалела, что не может сказать об этом Мак-Грегору. Да и Эссексу тоже. У каждого из них нашлось бы подходящее словечко по адресу Дрейка. Но они никогда не услышат от нее об этом. И все же Кэтрин неприятно было знать истинное отношение к ним Дрейка. Это ставило ее в ложное положение, и она считала, что Дрейк проявил бестактность, особенно в своих колких замечаниях о Мак-Грегоре.
– Как вам нравится Мак-Грегор, Элен? – спросила Кэтрин свою секретаршу, которая надевала на машинку футляр и сдувала со стола накопившийся за день сор от резинки.
– А я не обратила на него внимания, – ответила та.
– Ну, а все-таки, какое у вас впечатление?
– У него чудесная кожа, – сказала мисс Бойл. – Словно фарфор.
– И это все?
– А брюки висят мешком.
– Гм!
– Он похож на профессора.
– Что ж, это близко к истине, – сказала Кэтрин.
– А разве он профессор?
– Нет, но мог бы им быть.
– Ему здесь не место, – сказала мисс Бойл, – и, по-моему, он не нравится Джону Мелби. А его это мало трогает.
– Мак-Грегор, наверно, и не подозревает об этом. Он из тех людей, которые никогда не знают, какого о них мнения другие. А если и знают, то, как вы говорите, их это мало трогает.
– Тем лучше для него, – сказала мисс Бойл. – Зайти мне сюда вечером, может, будет почта для Майкла Кэртиса?
– Нет, я сама посмотрю, когда вернусь.
– А вы что, идете в театр Красной Армии?
– Нет, я передумала, – сказала Кэтрин. – Пойду в Большой на «Жизель».
– Тогда вам надо спешить.
– Да я не опоздаю, – сказала Кэтрин. – Я никогда не опаздываю.
Они не опоздали к началу, но уже в мраморном фойе их застал звонок. Кэтрин провела Эссекса сквозь толпу, спешившую в зрительный зал. Капельдинер в ливрее пропустил их в ложу и тихонько закрыл за ними дверь.
– Жаль, что такой чудесный театр отдали под балет, – Пробормотал Эссекс, когда началась увертюра. Он не переставал восхищаться Большим театром с той минуты, как вошел в него. Он ожидал, что большевики здесь все испортили, а его встретила атмосфера строгого порядка, чувствовалось, что дело здесь поставлено на широкую ногу. Богатая красная обивка не была ободрана, подновленная позолота сверкала до самого потолка. Все ярусы были переполнены, и внизу, в партере, не было ни одного свободного места.
После первого же акта Эссекс забыл свое пренебрежение к балету и в антракте сказал Кэтрин: – Несомненно, это лучшее в их культуре.
– Ни в коем случае! – воскликнула Кэтрин. Они уже смешались с толпой зрителей, круживших по большому верхнему фойе. – Музыка и драма у них ничуть не хуже, а опера лучше, чем в Лондоне, и спектакли идут гораздо чаще. По правде говоря, ни в каком другом городе нет таких театров и такой музыки, так что вы не ворчите.
И он перестал ворчать.
Когда они досмотрели балет до конца и стали в очередь за пальто, Кэтрин сказала: – Вы когда-нибудь видели что-либо подобное?
– Да, пожалуй, нет, – сказал Эссекс. – Во всяком случае, такого балета я не видел.
Бесшумная посольская машина доставила их домой.
– Хотите выпить чашку кофе из моего термоса? – спросил Эссекс, остановившись у подъезда.
– Нет, мне надо кончить работу, – сказала она.
– Так поздно?
– Да, кое-какие доделки.
– Тогда я подожду вас.
– Нет, не надо. Я кончу работу и сейчас же лягу. Мне надо очень рано встать.
– Так вы все-таки уезжаете завтра?
– Я еще не решила, – ответила она. – Я готова к отъезду, но еще не решила, ехать или нет.
– А когда же вы окончательно решите?
– Вот сегодня подумаю.
– Если вы не прочь подождать, то можете лететь со мной и Мак-Грегором.
– А когда вы рассчитываете вылететь? – спросила она.
– Думаю, что в течение недели.
– Вы что же, готовы сдаться и уехать ни с чем?
– Вовсе нет, – сказал Эссекс. – Я уеду не раньше, чем закончу свое дело здесь. Но это не займет много времени в том случае, если у меня будут развязаны руки.
– Лондон может отозвать вас.
– Не думаю, – сказал он, изумленный таким предположением.
– Вам приходилось иметь дело с сэром Бертрамом Куком? – спросила она.
– Никогда. Это патрон Дрейка.
Минуту они молчали.
– Вам бы следовало остаться в Москве и просвещать меня и дальше, – предложил он.
– Если я уеду, – сказала она, – то уеду завтра.
– А может быть, вы все-таки зайдете выпить кофе?
Кэтрин немного подумала и снова отказалась. Они расстались у лестницы.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Вечером в посольство дали знать, что на следующий день Вышинский примет Эссекса.
– Ну, кажется, наступил перелом, – сказал утром Эссекс, как всегда полный энергии в эти часы. – Мы добьемся уступок, Мак-Грегор, если только заставим их разговаривать об Азербайджане. Это будет нетрудно.
– А как вы думаете, что вынудило их изменить позицию? – спросил Мак-Грегор с неподдельным любопытством.
– Конечно, нота. А что же еще!
– Может быть, они не хотят, чтобы ваша миссия закончилась неудачей, – сказал Мак-Грегор.
– А какое им дело до моей неудачи?
– Может быть, они не хотят осложнений с нами. Ведь если мы не уладим этого спора, могут возникнуть большие трения.
– Неприятности все равно будут, – уныло сказал Эссекс. – Между прочим, Мак-Грегор, я получил телеграмму из Лондона, там вполне удовлетворены вашими объяснениями по поводу измышлений американских корреспондентов. Видите, как вам везет на вашей новой работе. Другой молодой человек никогда не узнал бы, расположен к нему Лондон или нет.
Мак-Грегора в данный момент вовсе не интересовало, как относится к нему Форейн оффис. Он положил перед Эссексом листов пять-шесть машинописного текста.
– Это что такое? – осведомился Эссекс.
Мак-Грегор ответил как можно небрежнее: – Во вчерашней сводке департамента по делам Индии сказано, что мы выдвигаем семь или восемь кандидатов для расширения азербайджанского правительства. Так вот я составил на пятерых из этих кандидатов коротенькие справки. По-моему это может быть интересно для вас, особенно перед свиданием с Вышинским.
– Весьма интересно, – сказал Эссекс. – А как вы составляли это, по вашим собственным сведениям?
– Нет, по нашим сводкам.
– И что это за люди? – спросил Эссекс.
– Неважные, – сказал Мак-Грегор.
– Вы, вероятно, хотите, чтобы я отклонил их кандидатуры?
– Я думаю, что, прочитав это, вы так и сделаете. Я не выбирал худших. Я просто взял тех, имена которых мне известны. Из пятерых четверо были против союзников во время войны, а двое долгое время находились под нашим наблюдением.
– А кто именно был под наблюдением?
– Ага Тавризи и Джафар-и-Садык.
– Да, да, – сказал Эссекс, – эти имена я помню.
– И именно этих двух департамент особенно хотел бы видеть в азербайджанском правительстве, потому что они фанатичные мусульмане. С их точки зрения, азербайджанские демократы – атеисты и неверные и их надо повесить. Они требуют священной войны в Иранском Азербайджане против курдов и армян и восстановления светской власти духовенства.
