– Но я ничего не говорила государю и цесаревичу о роли моей падчерицы во всей этой истории, – заметила Александра.
– Получается, моя милая, кто-то за вас похлопотал.
«Получается, что мне навязывают услуги, надеясь вскоре вернуть эти долги», – с досадой подумала она. Все вдруг стали с ней чрезвычайно любезны. Она с тоской вспомнила деревню, простую и на первый взгляд скучную жизнь, которой она тогда тяготилась и о которой вновь мечтала теперь.
Вернувшись в Петербург, Александра опять попала в заколдованный круг. Ее нынешняя жизнь была столь же блестяща, сколь и неспокойна. При дворе кормилось огромное количество людей, совершенно бесполезных, не приспособленных к какой бы то ни было деятельности, Алексей Николаевич в сердцах называл их трутнями. Но зато все эти люди замечательно умели интриговать. И все они, желая жить праздно, от бала к балу, от вечера к вечеру проводя время в бесполезных пустых разговорах, тем не менее жаждали денег, чинов, орденов, особого внимания со стороны членов царской фамилии, знания каких-то особых секретов. И все они теперь крутились возле графини Ланиной, надеясь выведать эти секреты. Казалось, меж ними идет негласное состязание: кто первый узнает, когда она станет любовницей государя? То есть, глаза и уши были повсюду, и Александру это невыносимо раздражало. Она ни с кем не могла говорить откровенно, даже с Аннетой. И тем более с Аннетой. Та вдруг стала вести себя так, будто ей-то уж точно известно что-то особенное.
Вдруг мужу графини Ланиной был пожалован орден Андрей Первозванного, а вслед за этим новый чин. Как было сказано в указе государя «За особые заслуги перед Отечеством». Об этих заслугах говорили, понизив голос, и с таким выражением лица, что сразу становилось понятно, насколько неприлично говорить, какого именно рода эти заслуги. Хотя все эти высокопоставленные мужья сами мечтали оказаться на месте графа Ланина, а их жены на месте графини. Добропорядочностью часто прикрывают черную, как ночь, зависть.
Александра поняла, что государь ждет от нее ответа. Причем ее поставили в такое положение, что отказ был невозможен. Едва она входила в залу, все затихало. Поклоны, которые ей предназначались, были особенно почтительные, в то время как взгляды, их сопровождающие, напротив, двусмысленные. Она еще ни на что не решилась, а все уже было обставлено так, будто она была признанной фавориткой государя.
Разумеется, эти слухи дошли до мужа, и они опять друг от друга отдалились. Алексей Николаевич принял высший орден и новый чин сдержанно, что можно было приписать его обычной манере открыто не проявлять своих чувств. Но Александра, которая давно уже его изучила, понимала, насколько это для мужа оскорбительно. Его заслуги перед отечеством были отмечены гораздо скромнее, чем заслуги его жены перед государем. Александра несколько раз порывалась с ним объясниться, но потом вдруг поняла, что этот разговор ни к чему не приведет. Пока еще она ни в чем не виновата, но эта вина неизбежна, потому что таковы обстоятельства.
Ей пришлось все это принять и ожидать только одного: когда же? Она все гадала, как это будет и где? Круг, в котором она оказалась, все сжимался, оставалось только дождаться развязки. И она наступила…
Однажды на светском рауте она встретила Сержа. Это было уже в самом конце зимы, которая пролетела для Александры как один день, в вихре балов и прочих развлечений. С тех пор, как они с Соболинским расстались, прошло более полугода. Все это время она избегала с ним встреч. Как и предсказывал граф Ланин, узнав о бегстве сводного брата за границу со всеми деньгами, Соболинский спешно вернулся в имение тетушки. Слух о примирении графа с женой дошел до него тут же. Алексей Николаевич вскоре уехал, и Серж с месяц как черный ворон кружил около усадьбы, в которой пряталась от него Александра. Он посылал ей письма, которые она не читала, пытался увидеться с графиней у соседей, заманивая ее от их имени на вечера. Но она никому не делала визитов, ссылаясь на свое состояние. Всем приходилось верить в слабое здоровье графини, чтобы не обвинять ее в высокомерии и пренебрежении прежними друзьями. Отчаявшись ее увидеть, Соболинский в конце лета уехал обратно в Петербург, и Александра вздохнула с облегчением. В начале осени туда переехала и она, но в Петербурге графиня Ланина опять таки никого не принимала, и сама никуда не выезжала. Эти три месяца, проведенные взаперти, в ожидании родов, были в ее жизни, пожалуй, самые спокойные.
Если она и думала о Серже, то заставляла себя вспоминать только плохое. Мысленно она даже составила список несчастий, которые он ей причинил. Тут была и кража алмаза, и самоубийство сестры из-за несчастной любви к нему, и его сговор с Элен, и нападение разбойников, новая кража алмаза, и…
«Но он меня любит, – невольно вспоминала она, мысленно перечислив все эти „подвиги“ Сержа. – Я не могу верить ни единому его слову, но то, что он любит меня, я знала всегда. В этом его чувстве много странного и даже жестокого, но, видимо, он по-другому и не умеет. Он любит так, как может, и так, как сам, похоже, не хочет любить. Но было бы странно, если бы в человеке, совершающем бесчестные для дворянина поступки, вдруг проснулась чистая и совершенно честная по отношению к женщине любовь. Он никогда не стеснялся в средствах, устраивая свои дела, почему же он должен стесняться в средствах со мной? Он потому и выбрал меня, что только я, быть может, и способна принять такую любовь…»
Получалось, что она опять его оправдывала. Ее новые успехи в высшем свете, без сомнения, стали для него приманкой. Он стал искать ее и однажды нашел. До этого дня они раза три виделись на балах, но встречи эти были мимолетными. Он не осмелился пригласить ее на танец, зная наверняка, что она откажет. Она же старалась его не замечать и довольно холодно раскланялась с Кэтти, которая бывала теперь везде, где только можно. Это желание госпожи Соболинской вести бурную светскую жизнь было смешно, Кэтти вовсе не для того была предназначена. Но ее принимали, потому что состояние ее было огромно и стараниями госпожи Соболинской только росло. За глаза ее звали не иначе как «наш кошелек». Она охотно ссужала всем денег в долг, с не меньшей охотой давала советы, как вести дела. Она, скорее, была мужчиной в юбке, чем женщиной, и быть может, поэтому Бог так и не посылал ей детей. Александра не решалась указать другую причину: муж к ней холоден и супруги спят раздельно. Уж если Кэтти сумела взять под контроль все финансовые дела обожаемого Сереженьки, конечно же, она нашла способ заставить его исполнять супружеские обязанности.
В этот вечер ничто не предвещало беды. Отправляясь на бал к одному из любимцев государя, важному сановнику, Александра заехала в ставший недавно модным салон юной княгини К* отдать визит вежливости. Их судьбы чем-то были похожи: княгиня до замужества тоже жила в глубокой бедности, но зато ее по знатности рода зачислили в штат фрейлин. Государыня сама приискала хорошенькой и покладистой девице жениха, ей дали богатое приданое, и вот она уже хозяйка модного салона! Александра знала, что княгиня видит в ней свою соперницу, нет, не за внимание высочайшей особы, а за то положение в свете, которое занимает графиня Ланина. Хотя сама Александра не находила в этом ничего выдающегося, а уж тем более предмета для зависти. Но поскольку княгиня явно искала с ней сближения, отказаться от приглашения было бы невежливо.
На вечере собралась самая изысканная публика, так называемые сливки общества. Гостиная была великолепна, хотя Александре сразу же пришла в голову мысль, что где-то она уже это видела. Как, впрочем, и платье самой хозяйки. Все это было где-то или на ком-то подсмотрено, в одном из модных домов, на модном вечере, у модного господина или модной дамы, потом заказано у того же мебельщика и того же портного. И вот уже весь Петербург говорит, что юная жена князя К* – женщина с большим вкусом, к ней все едут, все хвалят ее модный дом, восхищаются ее туалетами. Цель достигнута.
Александре вдруг стало невыносимо скучно. На все вопросы, которые могли ей задать, у нее уже был готов ответ, все комплименты, которые ей скажут, она знала заранее, все лица были одинаковы, с одинаково любезными улыбками. А все взгляды были одинаково зеркальные, то есть в глазах всех этих людей можно было увидеть лишь собственное отражение, либо отражение других модных людей, тех, которым дозволено высказывать мнение. За зеркалом этим была пустота, никаких своих мыслей и, упаси боже, чувств, а если они вдруг и были, это скрывалось настолько же тщательно, насколько тщательно скрывают шифр от банковского сейфа.
Она была в бальном туалете и в диадеме с жемчугами и алмазами. Хозяйка тотчас принялась выражать свое восхищение ее красотой, туалетом, а в особенности, диадемой. И в этот момент Александра заметила входящего в гостиную Сержа. Соболинский был один и тоже, похоже, собирался на бал. На нем был черный фрак, из-под которого виднелась белоснежная сорочка и узкие панталоны, подчеркивающие стройные ноги. Александра обернулась: где же Кэтти? Соболинский, меж тем, направился к ним.
