– Ай, похорошели же вы, ваше сиятельство! – с восхищением сказала Вера и подставила зеркальце, чтобы и она могла глянуть на свое лицо с гладкой, сияющей кожей и счастливыми глазами.
– Да, похорошела, – рассеянно сказала она, все еще прислушиваясь. – И пополнела. А что Миша? – Так они с Алексеем Николаевичем решили назвать сына.
– Хороший мальчик, крепенький. Сейчас покушает и уснет. Вы не беспокойтесь, ваше сиятельство.
– Я хочу посмотреть, как его кормят.
– Вас уже в гостиной дожидаются. От государя и государыни с подарками. А о мальчике вы не беспокойтесь. Хороший мальчик. Здоровенький.
Но все ее мысли были там, где кормили ребенка. Она восприняла это с обидой. Ее сына кормила чужая женщина! Но так было нужно. Нужно кому? Двору? Государю, которому не терпится вновь ее видеть?
Муж был прав: история о мнимой смерти графини Ланиной и ее чудесном воскрешении произвела в Петербурге фурор. Рассказывали небылицы, которые, впрочем, были недалеки от истины. Якобы красавицу графиню пытались отравить завистники, было какое-то нападение и даже ограбление, чудесное спасение неким рыцарем, а потом тайное убежище, где скрывалась несчастная женщина, чей муж был в отчаянии, узнав о ее смерти. Все непременно хотели видеть воскресшую графиню, чтобы удовлетворить свое любопытство. Некоторые, особо рьяные, говорили даже о летаргическом сне, в который она якобы погрузилась вследствие беременности. И ее мол отнесли в фамильный склеп и закрыли его каменной плитой. А потом приехал муж и захотел глянуть на усопшую. Отодвинул плиту и вошел в склеп.
– Смотрит он в гроб, а там…
В этом месте слушателю предлагалось закатить глаза и спросить:
– Да что вы? Неужто же правда?
А особо чувствительные дамы падали в обморок. Далее дам спасали нюхательной солью и уксусом, которым растирали виски, а всех прочих успокаивали словами:
– Она оказалась живая, а вместе с ней ребенок.
– Как? Родился прямо в гробу?!
Тут рассказчик, как правило, разводил руками и с сожалением говорил:
– Меня при этом не было. А вот вы спросите у…
Называлось имя человека, которого уж точно при этом не было, но который знал наверняка от кого-то, кто уж точно там был, в этом склепе.
Слушая весь этот бред, Александра смеялась. Приехавший осматривать ее доктор, обрусевший немец, сердито сказал:
– Меня теперь все спрашивают, правда ли, что ваш младенец родился в гробу? И правда ли, что вы спали летаргическим сном, пока я принимал роды?
– И что вы отвечаете?
– Что ничего об этом не знаю. Что ребенок появился на свет самым естественным путем и он, так же, как и его мать, абсолютно здоров и хорошо кушает. Я, графиня, не понимаю, как можно быть настолько невежественным человеком, чтобы во все это верить! И ведь кто спрашивает?! Дамы! На отменном французском языке! Видите ли, неделикатно обсуждать эту щекотливую тему по-русски!
– Вы бы поехали в деревню, Карл Францевич, еще бы не то услышали, – рассмеялась она. – Вы бы сильно удивились, узнав, во что только верят люди.
– Вы должны немедленно опровергнуть все эти слухи, графиня, – все так же сердито сказал доктор.
– И каким же образом? Написать об этом в журнал? Или, быть может, развесить повсюду афиши? «После вечера у князя Н*, на котором будет петь очаровательная мадам Сиси, графиня Ланина расскажет всю правду о том, как она рожала», – с иронией сказала Александра. – Если бы я начать продавать на это билеты, я бы смогла купить еще один дом в Петербурге.
– О майн гот! – перешел на родной язык доктор. – Вы правы, черт возьми! Простите, графиня… Одно верно: вы опять самая модная женщина в Петербурге. Все только и говорят, что о вас. Что же касается моих доходов, то они несравненно выросли благодаря вам. Я теперь могу зарабатывать только на рассказах о вас. Я должен всю оставшуюся жизнь лечить вас бесплатно, – вздохнул он.
– Так за чем же дело стало, уважаемый Карл Францевич? – лукаво спросила она.
Но за визит все же заплатила.
Через три дня она уже ехала в Зимний дворец, чтобы приступить к своим придворным обязанностям. Начался сезон балов.
Глава 13
Возвращение графини Ланиной в высший свет Петербурга было поистине триумфальным. На состоявшемся в начале января николаевском балу, куда съехались не менее трех тысяч приглашенных, она была единодушно признана красивейшей из дам. Все обсуждали роскошное платье графини дивного небесного цвета, который был ей особенно к лицу, ее прическу и ее великолепные бриллианты. Некоторые нашли, что она пополнела, но и самые злые критики не могли не признать, что Александре Васильевне это только к лицу.
Сам государь отметил ее своим вниманием, танцуя с ней в паре трижды, в том числе и мазурку. Все заметили живой диалог меж ним и графиней и нашли, что положение фрейлины Нелидовой отныне не такое уж прочное. Влиятельный родственник Варвары Аркадьевны, граф Клейнмихель был мрачнее тучи, а Александра Осиповна Смирнова-Россет то и дело пускала в сторону прекрасной графини ядовитые стрелы своего остроумия, прежде так забавлявшего государя. Сама она была одета скромно, как и прочие придворные дамы, считающие николаевский бал лишь утомительной придворной обязанностью. Дамы эти нашли, что богатство графини, которым она обязана исключительно своему мужу, просто неприлично. А поведение, как всегда, вызывающее.
Александра весь вечер была в чрезвычайном напряжении. Она понимала, что является главным предметов обсуждения, что ее внимания и расположения все теперь ищут, но понимала также, что не может ответить всем. Да и не хочет. Что после этого бала, который все считают ее триумфом, она наживет огромное количество врагов.
– Я жажду услышать от вас подробности, – интимно сказал государь, пожимая во время танца ее руку. – Эта история с вашим загадочным исчезновением… Надеюсь, вы спрятались не от меня?
– О нет, ваше величество. Это семейные тайны, и они не такие уж интересные, как вам может показаться.
– Если вы хотите, чтобы эти люди были наказаны…
– Они уже наказаны.
– Почему вы лишаете меня удовольствия позаботиться о вас, графиня? – с обидой спросил государь. – Я вот уже год жду от вас какой-нибудь просьбы, которую готов тут же исполнить.
– Сделайте так, чтобы меня здесь любили, а не ненавидели, – горько пошутила она.
– Кто-нибудь вам особенно докучает?
Она невольно посмотрела на Смирнову-Россет. Вот уж кого ее возвращение порадовало меньше всего! И кто особенно старается ее очернить в глазах всего света! Государь проследил за ее взглядом и что-то для себя отметил.
Прошло какое-то время, и при дворе уже вовсю обсуждали новость: супруг Александры Осиповны назначен калужским губернатором. Одной из любимиц государя теперь надо будет ехать вслед за ним к месту его новой службы. Разумеется, это великая милость – быть губернаторшей, но с другой стороны, блистать на уездных балах куда как менее приятно, чем на балах в Зимнем. К тому же, все знали об отношении новоиспеченного калужского губернатора Смирнова к своей блистательной супруге. Имея среди своих поклонников самых образованных и модных людей своего времени, в том числе знаменитых поэтов, Александра Осиповна так и не смогла привязать к себе мужа, ее обществу тот предпочитал пирушки в компании таких же повес и партнеров по игре в карты. Теперь же она должна вместе с ним ехать в Калугу. Это означало для Александры Осиповны не только закат придворной карьеры, но и одиночество, чему несказанно обрадовалась Аннета.
– Наконец-то! Я все ждала, когда же это случится? Я вовсе не злопамятна, но все равно приятно осознавать, что ты, наконец, отомщена. Теперь я вижу, ma chére, что ты можешь все, – шепнула она Александре. – Ты ведь не забудешь своих друзей, тех, кто от тебя не отвернулся в трудную минуту?
– Я всегда будут помнить вашу доброту.
Несмотря на то, что Головина была придворной интриганкой, до кончиков ногтей преданной своим хозяевам, она всегда держала сторону графини Ланиной и имела общих с ней врагов. Поэтому Александра не хотела терять эту дружбу.
– Если бы я получила то письмо… – лицо Аннеты выразило досаду. Она более других была в курсе того, что произошло с графиней Ланиной, и имела в виду письмо, которое уничтожила Элен. Отчаянную просьбу Александры к цесаревичу о помощи. – Иногда мне кажется, что с Леночкой случился приступ безумия, – пожаловалась гофмейстерина. – Я ведь знала ее совсем еще маленькой девочкой. О! Она была очаровательна! И так добра!
– Забудем об этом, – нахмурилась Александра.
– Она недавно писала ко мне, – призналась Аннета. – Просила помирить ее с отцом.
– И что же вы?
– Ее поступок заслуживает порицания. Полагаю, ее никогда больше не будут принимать при дворе.
Похоже, для гофмейстерины это была высшая оценка способностей любого человека: будут его принимать при дворе или не будут.
