– Вы надеетесь выиграть время? Полагаете, что через месяц-другой я смягчусь? Напрасно, сударыня, вы так думаете. Я завтра уезжаю. Хочу увидеть могилу моей жены. Когда я вернусь, мне не хотелось бы застать здесь вас и госпожу Осинкину. Это последнее, что я могу для вас сделать.
– Отец…
– Оставьте меня. И не забудьте отдать мне ту записку. Если же вы попытаетесь ее уничтожить…
Элен встала. Глаза у нее были сухие.
– Что ж, я уеду, – сказала она. – Вы сейчас думаете, что я сделала вас несчастным, на самом же деле, я вас спасла. Потому что я люблю вас.
– Вы никогда никого не любили, кроме себя.
– Ошибаетесь. Я хорошая дочь и хорошая мать. Я отстаивала права своей семьи и ничуть об этом не жалею.
– Уходите!
Когда Элен ушла, он еще долго сидел за столом, неотрывно глядя на алмаз. Камень опять к нему вернулся. Совершив круг зла, он словно бы успокоился и на время затих.
«Надо ехать, – подумал он. – Во-первых, я хочу попрощаться с женой. Во-вторых, встретиться с господином Соболинским, прежде чем он вернется в Петербург. Мне надо закончить все там же, где это и началось».
… Ночью графа разбудил камердинер. Поскольку спал Алексей Николаевич чутко, то проснулся, едва Федор коснулся его плеча, негромко сказав при этом:
– Ваше сиятельство… Вас спрашивают, ваше сиятельство… Говорят, дело неотложное.
– Что за дело? – спросил он голосом, в котором уже не было сна.
– Насчет какого-то Петра Сергеевича пришли.
– Зови! – велел он. – И подай мне халат.
Человек, которому он поручил следить за Петром Сергеевичем, дожидался в кабинете.
– Что случилось? – спросил он.
– Лицо, которое вас интересует, собирается бежать за границу. Выправлен подложный паспорт за немалые деньги.
– Да, деньги у него теперь есть, – усмехнулся граф.
– Что прикажите делать, ваше сиятельство? Доложить в полицию?
– Он один собирается ехать?
– Вроде как один.
– Один паспорт выправил?
– Именно так, ваше сиятельство. Один. Стряпчего, через которого дельце провернули, можно было бы в жандармское управление сдать. А там уж…
– Пусть едет.
– Как вы сказали, выше сиятельство?!
– Я сказал: отпустить.
– Но как же так? – растерялся посетитель. – А деньги? Это ж такие деньги!
– Пусть едет, – повторил граф. – Проводить до границы. Письмо, если таковое будет послано, перехватить.
– Слушаюсь, ваше сиятельство, – ночной гость низко поклонился и исчез.
– Федор! – крикнул граф, и велел прибежавшему на зов камердинеру: – Одеваться, живо! Мы едем немедленно!
«Я верно все сделал, – подумал он. – А главное, верно ему тогда сказал: человека, который подчинил вас своей воли, вы ненавидите еще больше, чем меня. Вот они, плоды этой ненависти! И какой предоставляется шанс для меня!»
Не прошло и часа, как он уже был в пути.
Глава 12
На подъезде к усадьбе его вдруг охватила тоска. Он ожидал, что возвращение сюда, после смерти любимой жены, будет нелегким, но то, что было с ним теперь, превзошло все ожидания. Захотелось даже крикнуть кучеру, чтобы повернул назад, а еще больше хотелось повернуть вспять само время.
Четыре года прошло с тех пор, как именно здесь он встретил обожаемую Сашеньку, но память еще была свежа. Он помнил семнадцатилетнюю девочку, сидящую на мраморной скамье в его саду с книжкой в руках. Помнил, как она его испугалась, как долго отказывалась ответить на его чувства. Девочка эта сначала показалась ему смешной, но она была такой чистой, такой необычной, отличающейся от всех салонных девиц, что он влюбился безоглядно, несмотря на огромную разницу в возрасте. И он ее добился.
И вот теперь он едет на ее могилу…
– Тпру-у-у… Отворяй! – крикнул кучер.
Ворота долго не открывали. Дворовый мужик, раздвинувший тяжелые кованые створки, смотрел на графа Ланина так, будто увидел самого черта. Алексею Николаевичу показалось, что усадьба как будто вымерла. Во всяком случае, хозяина здесь не ждали. Лишь около барского дома он встретил с десяток крестьян, которые, узрев экипаж с графскими гербами, торопливо поснимали шапки. Потом он увидел, как от дома к нему кто-то бежит.
– Где староста? – спросил он запыхавшегося парня, выходя из экипажа. Юное лицо с едва наметившимися усиками графу было незнакомо.
– На деревне, ваше сиятельство, где ж ему быть?
– А ты кто таков?
– Алешка, сын Марьи, старостовой кумы. Так ить староста вам писал, ваше сиятельство, чтобы определить меня в барскую усадьбу.
– И сколько он за это денег с Марьи содрал, каналья? Или по-родственному договорились? Тебе в солдаты надо, по возрасту вышел, вижу.
– Воля ваша, ваше сиятельство, только старосте-то вы не отказали, – хитро посмотрел на него парень. – И определение-то уже вышло. А в солдаты другого забрили.
– Вижу: ловок. Ладно, оставайся. Ступай, скажи, чтобы приготовили мои комнаты.
– Вы бы, ваше сиятельство, известили загодя, все б уже готово было, – с обидой сказал Алешка. – Не ждали вас.
– Как так: не ждали? – удивился он. – После того, что случилось, – и не ждали?
– А что бы вам здесь делать, ваше сиятельство? – парнишка оказался словоохотливым. – Вы, говорят, теперь с самим государем чаи распиваете.
– Что мелешь? – недовольно поморщился он.
– Так ведь люди говорят…
Парень хотел было идти в дом, но он его остановил.
– Пошлешь кого-нибудь в усадьбу Соболинских.
– Да я и сам слетаю, ваше сиятельство!
– Я уж понял, что ловок, – усмехнулся он. – Что ж, езжай. Постой, я напишу.
Алешка с готовностью подставил спину, на которую он положил листок и с нарочитой небрежностью написал несколько слов, после которых, он был уверен, господин Соболинский непременно захочет дать ответ.
– Отдашь в руки хозяйскому племяннику, Сергею Михайловичу. И никому более. Понял?
– Какой же он теперь племянник? – удивился Алешка. – Федосья Ивановна-то на днях померла!
– Федосья Ивановна умерла?!
– Вчера и похоронили.
– Вот как… Значит, хозяину отдашь. И вот еще что… Где ее могила?
– Там же и похоронили, ваше сиятельство, на погосте, где все Соболинские лежат.
– Постой… Почему графиню похоронили в имении Соболинских?!
– Какую графиню? – вытаращил глаза Алешка.
– Мою жену. Ты только что сказал, что ее похоронили на погосте, где лежат все Соболинские!
– Так я то про Федосью Ивановну сказал! Графиню-то откуда, ваше сиятельство?
– Ты что, совсем дурак? – рассердился он.
– Никак нет! – парень вытянулся в струнку и замер. Видимо, был научен, что если хозяин сердится, так ему лучше не перечить, а терпеливо и молча снести все. Даже если бить станет, все одно терпеть и молчать.
– Я спрашиваю тебя о моей жене, о графине Александре Васильевне! Где ее похоронили?
– Так ведь разве она померла?! Вот не знали, ваше сиятельство! – Алешка и самом деле чуть не заплакал. – Вот беда, так беда! Когда ж успела? Вчера только сидела на бережку, холстину красками пачкала. Сам видел. Я уж, простите, ваше сиятельство, больно любопытный. Не удержался, подплыл в лодке-то и глянул: что там барыня делают?
– Что ты несешь?! На каком бережку?! Какую холстину?! Ее убили с месяц назад! Разбойники напали на ее карету!
Алешка захлопал глазами, видимо пытаясь что-то сообразить. Он схватил мальчишку за грудки и затряс, крича при этом:
– Я тебя спрашиваю: где ее похоронили?! Все ли сделано, как должно?! Где староста?! Отвечай!!!
– Да я в толк не возьму, барин, о чем вы! – заплакал Алешка. – А что она в дом свой не едет, так в том не наша вина, хоть убейте! У сестры своей живет, в Иванцовке! Что ж было бежать за ней, сюда звать? Так ведь сами знаете: хозяин – барин… Ну не хочет она сюда, – заныл парнишка. – Так ни разу и не была…
– Как ты сказал? В Иванцовке… у сестры… – он внезапно охрип. Руки его сами собой разжались. – Ступай… Позови мне кого-нибудь…
От ворот к ним уже колобком катился запыхавшийся староста, видимо, камердинер Федор зря времени не терял. Пока хозяин допрашивал Алешку, кто-то из дворовых сбегал в деревню.
– Ваше сиятельство… – еще издалека слезно заговорил староста. – Вы уж не гневайтесь, коли мы в чем виноваты… За все до копеечки готов отчитаться… И про Алешку не гневайтесь… Коли вы бы мне сразу отказали…
– Оставь, – с досадой сказал он. – Отвечай мне: правда, что графиня жива?
Староста заморгал глазами, видимо, прикидывая, как сказать, чтобы еще больше не рассердить хозяина?
– Я говорю про графиню Александру Васильевну! Говори правду! – прикрикнул он.
– Так ить… мы так и поняли. Вы уж не гневайтесь, ваше сиятельство. Кто его знает, что там меж вами вышло? – хитро посмотрел на него староста, круглый и сдобный, как масленичный блин, мужик с окладистой бородой. – Вы господа, вам и воля. А мы что? Как сказали, так и сделали. От вас ведь никаких распоряжений на сей счет не было. А графиня молодая и не заезжала. И за мной не посылала. И денег, ваше сиятельство, не просила. Неужто бы я ей отказал? – с обидой спросил староста.
