Калабрию объявили умиротворённой. А в Тироле происходило то же самое, что и в Калабрии. Когда австрийцы после Ваграмского сражения вышли из войны, тирольцы оказались брошенными на произвол судьбы. Некоторое время они продолжали одерживать поразительные победы, но не могли сражаться вечно: не хватало провианта, быстро распространялось разочарование, появились растущие трудности с удержанием людей в армии. Когда в Тироль со всех сторон вошли дополнительные вражеские войска, к концу года сопротивление потерпело крах.
Почти несомненно, что и на Пиренейском полуострове массовое восстание галисийского типа было бы подавлено. Хотя вооружённые крестьяне были бельмом на глазу французов, они лишь очень редко могли остановить продвижение французских войск — например, в марте 1809 г. при походе на Порту маршал Сульт смог без труда рассеять толпы ordenanca, которые мешали его передвижениям. Более того, Сульт, двумя месяцами позднее вынужденный британскими войсками отступить в Галисию, разработал план, основанный на сочетании действий гарнизонов, блокгаузов и карательных колонн, который стал бы смертельной угрозой для повстанцев. Однако у него просто не хватило сил, чтобы привести этот план в действие: даже в Галисии французам приходилось принимать меры против крайне отощавших испанских регулярных войск, которые всю зиму прятались в горах на границе с Португалией, к тому же к лету 1809 г. Центральной Испании угрожало вторжение победоносных британцев. Французы, поскольку у них было недостаточно сил, чтобы одновременно справиться со всеми опасностями, отреагировали выводом войск из Галисии. Короче говоря, нерегулярное сопротивление на Пиренейском полуострове делало столь эффективным постоянное присутствие регулярных войск[183], — не только англо-португальских, но и испанских, — поскольку французы, пока им приходилось сталкиваться с подобными противниками, так и не смогли направить все свои войска на борьбу с партизанами, как они поступили в Калабрии и Тироле.
Во всяком случае, имевшаяся в Испании картина осложняется тем, что массовое восстание 1808–1809 гг. закончилось или по крайней мере снизился его накал. Вместо этого появилась сильная тенденция к слиянию вооружённых крестьян в постоянные отряды. Одни из них, часто пополнявшиеся дезертирами из всех армий, действующих на Пиренейском полуострове, всегда были в первую очередь не более чем бандами, тогда как другие все в большей и большей мере приобретали такой же характер. Однако значительное число отрядов постепенно принимало регулярную форму, и именно они на самом деле взвалили на свои плечи большую часть бремени ведения партизанской войны. К такому развитию событий приводили многочисленные факторы. С одной стороны, центральное правительство, стремящееся раздуть пламя борьбы и получить контроль над положением в сельской местности, направило в занятые провинции ряд офицеров для организации нерегулярного сопротивления, причём эти офицеры, естественно, старались как можно скорее сформировать воинские части обычного типа. В то же время отдельные полки регулярных войск, а иногда даже целые дивизии, получали задание проводить партизанские операции. Между тем, всевозможные предводители партизанских отрядов, выдвинувшиеся из народа за счёт местных факторов, отваги или силы характера, также быстро оценили по достоинству выгоды военизации, поскольку она позволяла им не только повысить эффективность действий против французов, но и завоевать большее доверие со стороны правительства и британцев (и, таким образом, получать большее оружия и припасов), добиться больших полномочий для себя лично, поднять свой престиж и внушить страх действующим по соседству вождям-соперникам.
Так появились знакомые всем исследователям Полуостровной войны партизанские отряды; к самым известным из них относятся возглавлявшиеся Эспосом-и-Мина, Эль Эмпесинадо (El Empecinado), Хулианом Санчесом (Julian Sanchez), Франсиско Лонга (Francisco Longa), Херонимо Мерино (Jeronimo Merino), Хуаном Диасом Порльером (Juan Diaz Porlier) и Хосе Дураном (Jose Duran). Эти отряды, способные проводить длительные кампании и предпринимать операции, значительно превосходившие по своим масштабам те, на которые могли отважиться вооружённые крестьяне, добились значительного успеха — например, к началу 1813 г. Эспос-и-Мина фактически вывел Наварру из-под контроля французов. И всё же существовали границы их возможностей. Партизаны до тех пор, пока британцы не снабдили их горными пушками, были по большей части совершенно неспособны ослабить многочисленные французские гарнизоны, усеивавшие сельскую местность, к тому же они лишь очень редко могли меряться силами с посланными против них частями, имея какой бы то ни было шанс на успех. Ещё меньшими были их возможности остановить решительное наступление французских армий (между концом 1809 г. и началом 1812 г. французы захватили огромные части территории патриотов, а вместе с ними ряд жизненно важных испанских баз). Не будучи в состоянии отвоевать эти территории из-за неспособности организовывать крупномасштабные операции, партизаны в то же время препятствовали комплектованию регулярных армий, которые могли бы с этим справиться, предоставляя убежище для дезертиров и уклоняющихся от призыва и ввергая значительные районы страны в полнейший хаос. Испанию спасло присутствие в Португалии дисциплинированной и хорошо подготовленной армии Веллингтона. Действительно, не будь там войск Веллингтона, трудно сказать, как удалось бы избежать окончательного разгрома — хотя непоколебимый Кадис, может быть, и устоял, — как только была бы разгромлена последняя испанская армия, партизанские отряды неизбежно оказались бы выслежены и сокрушены. Критики этого взгляда, несомненно, сошлются на мнимое единение испанского народа с партизанами, но последние, можно сказать, скорее жили не среди народа, а за его счёт. Партизаны не только часто вели себя более хищнически, чем французы, но даже были не в состоянии хоть как-нибудь защитить население. Естественно, никто не стал бы их долго терпеть.
В качестве последнего аргумента можно сослаться на то обстоятельство, что, с военной точки зрения, испанские партизаны действовали ничуть не лучше, чем повстанцы где бы то ни было в других местах. Хоть Испания и избежала полного завоевания, но освободиться ей удалось только за счёт британского вмешательства (хотя справедливости ради следует отметить, что испанские партизаны сыграли существенную роль в победах Веллингтона). Самое большее, чего можно было бы ожидать от партизан, — это то, что французы, разочаровавшись в успехе, эвакуировали бы Испанию по своей воле, что, учитывая огромные трудности, причиняемые французам «народной войной», было вполне возможным. В Калабрии победа отняла пять лет и стоила 20.000 жертв; в Испании на это определённо ушло бы ещё больше времени, к тому же, по одной оценке, она к 1813 г. обошлась в 180.000 человек. И в Испании война перестала платить по своим счетам: вместо того, чтобы приумножать казну, она заставила Наполеона потерять по меньшей мере три миллиарда франков. Внутренние последствия таких расходов естественно, имели серьёзный характер, тем более, что сильно увеличился призыв в армию, и к тому же подрывалась и сама
