- Я помню, - раздался голос за моей спиной.
Я обернулся. Увлеченные воспоминаниями, мы и не заметили, как средь нас очутился третий. Он стоял на пороге, держась за ручку двери. Высокий, статный, с усами. Идентификатор мне подсказал, что это Павлов.
Мы помолчали, глядя на него - во всяком случае, я - почти с неприязнью.
- Ну, как вы? - появилась из-за его плеча Сусанна. Казалось, она искренне мне обрадовалась как доброму знакомому. - А мы - только что. На нас напал ураган, нападал снег. Мы сами чуть не попадали. И почему нельзя парковаться ближе?
- Да какой ураган - так, метелица, - сказал Алик. - Ты, радость моя, погуляй пока.
- Я только поздороваться забежала, - ещё раз улыбнулась Сусанна и исчезла.
- Ну, так ты и есть наш пресловутый гибрид? - обратился Алик к Накиру. Меня он "узнал", а что касается Накира, то его фанк, повторяю, не фиксировался. - Могли бы тебе обличье интереснее подобрать.
Если Алик и был заинтригован встречей с этим полусобой, то виду не подал. Держался он со своей обычной развязностью.
- Тебя не спросили, - буркнул Накир.
- Тут я промашку дал, не позаботился. Честно говоря, не верил, что ты получишься. Ну-ка, скажи, как я зову про себя Полозкова?
- Помазок, - сказал Накир.
- Точно, - ухмыльнулся Алик, возможно, Викторовичу, который, конечно, теперь узнает об этом прозвище. - А ту девчонку, ради которой я киберу мозги вынес?
- Не вороши этого, не томи свою душу во мне, - шутовски, в стиле Алика, взмолился Накир. - А впрочем, Галей.
- А где у Гали была ее знаменитая родинка?
Накир опять оживился, он столь же охотно пустился в воспоминания с Аликом, как минуту назад со мной. Я еще от умиления не отошёл. Тем не менее, прислушивался со вниманием, одновременно пытаясь усвоить, или хотя бы поставить себе ряд вопросов, такие, как: насколько органично нейронный клубок Торопецкого вплетается в нейронную сеть Павлова? Мы в Накире - психически независимы, или сознание двоится в нем? А если зависимы, то как? Враждебны или дружны? И кто захватчик, кто добыча? Кто в нем превалирует, то есть более эготичен - Алик? Я?
- А как звали нашего пса, помнишь?
- Не-а. Забыл. Дедушка Маразм, знаешь ли.
- Маразм? У меня два раза маразм был. Но породу хоть помнишь?
Это ж опыт двух жизней, в сумме лет двести, я думаю. Наши конфигурации переплелись. Всегда ли он различает, где моё, где Аликово?
- Породу... Да, вспомнил: ризеншнауцер, Шварц.
- Ну что ж, можно сказать, что мы бегло друг друга удостоверили, - сказал Алик.
- Да, ты моя полноправная половина, - согласился Накир.
- Что ж, будем дружить. Как говорил мой повар-француз: пуркуа бы не па? Присоединяйся к нашей дружбе, каюр, - предложил Алик. - Мы ведь теперь повязаны, мы ж с тобой родственники через него. - Он кивнул на Накира: небрежно, пренебрежительно почти. - У меня тут мысль возникла на днях: а что если все базы между собой связать, объединить всё человечество в одно мегасознание? И разумеется, этот сверхразум как-нибудь активировать. Представляешь, что можно замутить при такой соборности? Сколько всего можно объять этой сферой сверхразума? Индивидуальная база, например, твоя или моя, будет всего лишь нейрон этого супермозга.
- И кто в этой метабазе главным будет? - спросил я. Я не стал ему говорить, что такое не только приходило мне в голову, но даже было опубликовано в бытность мою в Силикатном.
- Думаю, что лобные доли, - сказал он. - А точнее - неокортекс. Я непременно тебя в эти доли возьму. Часть баз составят нам мозжечок, ответственный за рефлексы, где плотность нейронов так велика. Часть пустим на строительство ретикулярной формации, мозолистого тела и прочих структур. Лузеры - отравленные, убитые клетки.
- Кстати о лузерах, - сказал я. Что долго так в лазарете торчал?
- Ну, не по своей прихоти, - уклонился Алик. - А тебя, - он обернулся к Накиру, - здесь вытаскивали и воплощали?
Ну конечно! Наверняка у Гартамонова свой лазарет! Иначе как обеспечить секретность того же Накира, не говоря уже о предстоящих нам воплощениях? Я решил, что сегодня же поговорю с ним насчет этого.
- А помнишь твое томление по девчонке из 8-го В? - спросил Накир, который никак не хотел останавливаться
Он же знает всю мою подноготную! Самое сокровенное, камерное! Впору покраснеть и насупиться. Этак недалече до личных обид.
- Давай не будем про это, - сказал я.
Томление имело место. Однако в силу различных причин я предпочел бы про это забыть. И забыл, кажется.
Никак не могу привыкнуть, что я не один. Что меня, если можно так выразиться, уже двое. Вот только Алик на нем повис и мешает ему оставаться всецело мной. В сущности, Накир - это я с плюсом. Если Алика можно плюсом назвать. Скорее, с придурью.
- Выкладывай! Выкладывай про него всё! - вскричал Алик.
- Или твою кражу из учительской, в которой ты так и не был никогда уличен? - Он обращался к Алику, и на этот раз в нем злорадствовал я.
- А вот это точно не нужно! - запротестовал тот.
- Или как с Быдлосом, оба пьяные, прохожих грабили на Цветном?
Меня категорически не устраивал такой мезальянс. Я бы, конечно, предпочел Эйнштейна к себе подмешать. Или, в крайнем случае, братьев Стругацких. И почему затесался меж нами именно этот авантюрист? Привнес свой жуткий житейский опыт с кражами и разбоем. Как бы и меня не наградил своей подлостью.
- Обнаглел этот лошак, - сказал Алик с досадой. - Наше былое себе в голову вбил и возомнил равноправие. Ты всего лишь жалкий плагиат, понял?
Служба в привилегированном учреждении сделала его высокомерным. Однако и Накир состоял из тех же причуд. С примесью моих, впрочем.
- Имей в виду, я еще не всё про тебя высказал, - пригрозил он.
Ощутимо повеяло холодком.
- Если помнишь, четыре года назад, в Киеве... - начал Алик.
- Не стоит это копать. О себя уколешься, - хладнокровно пресёк Накир.
- А в прошлом году, когда взяли ...
- Осторожно. Там тоже ты.
Эмоциогенная ситуация усугублялась. Я бы мог ее разрядить, развести противников по углам, а потом подумал, пусть, интересное приключение получается, может, в запале что-нибудь важное сообщат.
Однако этот борей, переходящий в бурю, пресек Джус. Он вошел и сказал:
- Кончайте дискуссию. Пол, дураки, пятого. Обед стынет.
Я заметил, что к обедам в этом доме относились с почтением. Вот и Джус перенял хозяйскую рачительность насчет кормления и даже в качестве превзошел. Тем не менее, я был немного сердит на него. Такую ссору сорвал.
- Да, и чья там женщина бродит? - спросил он. - Или ничья?
Далее произошел обед, который, несмотря на присутствие новых лиц и в особенности Сусанны, мне не особо запомнился.
Разумеется, такую тему, как собственное убийство, я не мог обойти. Я весь вечер искал случая отбить от стаи и зажать где-нибудь в уголке Алика или Накира. Наконец, один из них, Алик, дал себя ухватить за рукав и припереть к стене в коридоре.
- Расскажи-ка мне, друг любезный, - сказал я, - как вы меня убивали.
- Обыкновенно. - Он вежливо высвободил руку и пригладил рукав. - Всадили по пуле в тело и бросили в воду.
- А трип, микс? Каким образом это происходило?
- Мы как раз обсуждаем. Мы обсуждаем, как удобнее вписать эту информацию в твой мозг. Ведь лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, тем более от такого трепача, как я, не так ли? А еще лучше - самому пережить.
- И когда состоится кино? - спросил я.
- Пишем сценарий, - сказал он.
Большего ни от него, ни от Накира, я добиться не смог. Я обратился к Гарту, сказав, что опыт микса мне крайне необходим. Для сценария.
- Потом, братец, потом, - отмахнулся он. Последнее время он был чрезвычайно занят, и даже за столом стал реже бывать.
На мой вопрос относительно лазарета сначала выразил недовольство, потом велел Викторовичу мое любопытство удовлетворить.
Однако в подвал, в инкубатор, куда мне хотелось больше всего, Помазок меня не пустил.
- Еще заразу какую-нибудь занесешь, - сказал он. - Я и сам туда редко заглядываю.
Что касается повивальных машин (как он назвал восстановительную аппаратуру), то она была аналогична той, что на Острове. Только анька была миниатюрней, на двенадцать персон. Я обратил внимание на ряд горшков, стоявших в нише над дверью в анимационную. Оказалось, что это урны с прахами предыдущих тел.
- Чьих тел? - спросил я.
- Хозяина, - ответил Викторович.
Всего горшков было пять. Значит, не менее пяти ходок. И тут врал.
Моё расположение к Накиру сильно поколебалось, когда однажды я услышал (случайно), как он говорил Алику:
- Монету... Золотую... Затырил и утаил от друзей.