— Ты имеешь в виду женщин? — понял я его.
— Да, именно! О каком достоинстве женщины можно говорить, если она вынуждена делить мужчину с одной, с двумя, а то и большим числом соперниц?
— Согласен. Но что ты предлагаешь?
Виктор развел руками:
— В этом и беда. Мы понимаем неестественность положения, но ничего сделать не можем. А дальше, наверное, будет еще хуже. Ведь пока рождаются только девочки!
— Я не к тому. Я хочу тебя спросить, если в основу демократии ты ставишь достоинство каждого человека, то возможно ли при такой ситуации построение демократии? Если нет, то все наши потуги в этом отношении напрасны!
— Нет, не напрасны, — вмешалась в разговор Беата, — Владимир имеет в виду, в первую очередь, гражданское достоинство человека. Не так ли?
— Но оно неотделимо… — попытался возразить Виктор.
— Я не окончила. Негжечне, пан Виктор, тщеба даць даме выповедзецьсе до коньца.
— Простите!
— Кобита (женщина — польск.) в вашим сполеченьстве не йест невольница. Она йест владчина свего циала и души! Она може одейсьць и никто йей не затшима! Так?
— Так!
— То трохы компенсуе!
Беата, когда волновалась переставала говорить по-русски или же пересыпала речь польскими словами.
— Дайте мне сказать, — тихо подала голос Ильга, — представьте себе, что наступил голод. Если каждый поделится куском хлеба со своим ближним, разве от этого пострадает демократия?
— Вот как? Ты уже сравниваешь мужчин с куском хлеба.
— Это так, образно.
— А ты поделишься?
— Я? Не знаю. Но, наверное, да.
— Думаю, что тебе не придется делиться ни с кем, — нежно глядя на нее сказал Виктор.
— Кто знает? Разве мы знаем, что будет с нами через год, через месяц и даже через день? Разве я могла мечтать три месяца назад, когда сидела со своими двумя подругами по несчастью в запертой комнате, избитая, униженная, вся дрожащая от страха и отвращения и, в то же время, покорная до омерзения, что вот так буду сидеть вечером со своим мужем за столом и слушать завывание вьюги за окном.
— Не вспоминай об этом!
— Это не забудется никогда… Не правда ли, Беата?
— Так. Николы.
Виктор подошел к жене и нежно обнял ее за плечи:
— Ты только не волнуйся. Тебе это вредно!
Ильга была на третьем месяце беременности и Виктор не отходил от нее, предупреждая любые ее желания. Недели две назад ей внезапно захотелось клюквы. Виктор ничего не сказал, но на следующий день задолго до рассвета ушел на лыжах. После пяти часов хождения по лесу нашел болото и собрал полную корзинку мороженой ягоды.
Жизнь полна неожиданных противоречий. Вот и Виктор — блестящий адвокат, главарь банды, бесстрашный, искусный разведчик, любящий, нежный муж — и все это в одном человеке. Человек сложен и неповторим. Легче предсказать поступки целого общества, страны, чем одного-единственного человека.
За окном раздалось ржание лошадей и скрип полозьев. Я накинул полушубок и вышел. У крыльца стояли сани, с которых только что соскочил Паскевич. В санях, прижавшись друг к другу, сидели Катюша и Евгения.
— Принимай гостей! — потребовал Фантомас. Тем временем женщины вышли из саней и подошли ко мне.
— Ну, здравствуй! — сказала Катя, подставляя щеку для поцелуя.
Ее примеру последовала Евгения.
— Где твоя пани? — с едва заметной иронией спросила Катя.
Я хотел проводить их в дом, но меня схватил за руку Паскевич:
— Пусть сами разбираются, — шепнул он. На нем был долгополый тулуп, перевязанный красным кушаком, в руках кнут, а на голове пушистая пыжиковая шапка. Ни дать, ни взять — удалой ямщик. Таких пыжиковых шапок мы обнаружили на товарной станции целый контейнер. Но, когда я спохватился зимой и хотел взять себе такую, их уже не оказалось. Все щеголяли в пыжиках, только мы с покойным Борисом Ивановичем ходили в овчинных. Он тоже опоздал!
Сашка, притопывая валенками, ходил вокруг саней и поправлял выбившееся из-под ковра сено. Он молчал. Молчал и я. Стало холодно. Я хотел идти в дом, но Сашка дернул за рукав:
— Не рыпайся!
В доме было тихо. Не было ни криков, ни ругани, по-видимому, все шло в рамках приличия. Прошло еще полчаса. Наконец, дверь раскрылась и на пороге появилась Евгения, а за нею Катя, которая вела под руку Беату. Поначалу я ее не узнал. Этой зимой она ходила в овчинной дубленке и валенках. Теперь на ней была круглая соболевая шапочка с белым пером цапли и такая же шубка. На ногах — сапожки на высоком каблуке. Я вспомнил, что этот княжеский наряд был обнаружен на личном складе Можиевского и тогда я подарил его Беате. Она его берегла, как выяснилось, для торжественного случая. Теперь он представился.
Как мало все-таки я знаю женщин! Беата, оказывается, не сомневалась, что все этим кончится. На сидениях в санях мне уже не было места. Я хотел было идти седлать коня, но Катя, со смехом схватила меня за воротник и свалила себе под ноги на дно саней.
— Эгей! Залетные! — крикнул Паскевич, щелкая кнутом.
Кони рванули и сани понеслись. Я лежал на дне саней, а эти «бестии», усевшись поудобнее, поставили на меня ноги и так ехали до самого дома.
— Как ты управляешься со своим «курятником»? — спросил я Паскевича дня через два
— Очень просто. Я их оставляю одних и говорю: «Решайте сами. Не нравлюсь — могу уйти. Но, чтобы ругани дома не было слышно. У меня работа нервная, ответственная и дома я должен отдыхать».
Дорогой ты мой Паскевич, если бы золото имело сейчас какую-то цену, то за каждое твое слово можно было бы отвалить целую кучу. Я последовал твоему примеру и с тех пор жил счастливо.
Летом Беата родила мне сына! Это событие взбудоражило всю нашу общину. Появилась надежда. Увы, Беата была, по-видимому, единственной женщиной, которая избежала иммунизации. Причиной этому явилась оторванность фермы ее отца от остального жилья и меры, которые он принял. Может быть, когда подрастет ее сестра, то у нее тоже родится мальчик. Девочке исполнилось летом двенадцать лет, но уже шли пересуды о том, кто будет будущим мужем этой Андрогении, как ее стали называть, т. е. родящей мужчину.
Сыну моему вся община целый месяц придумывала имя, пока не выяснилось, что Беата назвала его Адамом. Адам — значит мужчина. Постепенно польский Адам превратился в русского Андрея. Стоит ли говорить, что его берегли и лелеяли, но мальчик, несмотря на эти заботы, рос крепким и здоровым.
Глава XXVII
СТРАТЕГИЯ И ТАКТИКА
Незаметно пришла весна. Третья весна после катастрофы. В этом году она удалась ранняя и бурная. В апреле мы закончили все полевые работы. Техника, благодаря заботам Алексея и его слесарно-ремонтной бригады, еще не вышла из строя и, наверное, при бережном к ней отношении, послужит нам еще лет пять-шесть.
Собаки почти исчезли из ближайших окрестностей и стада наши паслись без помех. И, хотя у нас уже насчитывалось свыше полутора тысяч человек (из них, к сожалению, только 315 взрослых мужчин), мы уже могли позволить себе заготавливать мясо, если не вдоволь, то, во всяком случае, столько, что его дефицит в питании не ощущался.
По утрам до нас доносился трубный зов самцов-оленей, на полянах паслись могучие зубры, их с каждым годом становится больше. Расплодились лоси, озеро облюбовали утиные стаи. Птиц вообще стало больше. И что особенно радовало, появились ласточки, которые перед катастрофой совсем было исчезли. Их гнезда теперь встречались повсюду, в том числе, под крышами наших домов. Природа постепенно восстанавливала свои силы. Озеро кишело рыбой. Наши рыбаки почти каждый день доставляли на кухню сотни килограммов лещей, угрей и линей. Осенью женщины запасли много грибов. Их сушили, солили. К сожалению, мы не смогли мариновать их на зиму, так как не было ни уксуса, ни сахара, ни специй. Зато засолили десять бочек. На засолку пошли, в основном, зеленушки. Этот гриб высыпает на Волыни в октябре в изобилии. Женщины брали подводы, уходили на целый день в лес и возвращались только к вечеру.
Весной в меня два раза стреляли. Именно в меня, так как больше никто не подвергался нападению. Первый раз все обошлось благополучно. Второй раз подо мною убили коня. После этого случая бойцы два дня прочесывали ближайшие леса, но не обнаружили никаких следов. Я подозревал Марка. По-видимому, он прятался где-то поблизости. Во всяком случае, Беата, когда до нее дошли известия о случившемся, уверяла, что это именно он. Меня перестали с тех пор отпускать одного в верховые поездки. Однако подобных покушений больше не было. Либо он затаился и ждет встречи наедине, либо, убедившись в тщетности своих намерений, покинул наши края.
«Десантники», засланные нами в стан «Армии Возрождения», делали свое дело. В конце марта к нам стали прибывать дезертиры. К началу мая их было уже тридцать человек. Они быстро осваивались в условиях нашей жизни, женились, обзаводились хозяйством. Это были полезные люди и в том смысле, что умели обращаться с оружием. Многие хорошо разбирались в технике.
