Компьютер истолковал слова Иисуса как «морально-этическое обоснование экономически оправданного принципа защиты местного сельхозтоваропроизводителя». Илларионов намеревался этим удовлетвориться, как вдруг совершенно случайно — на самой периферии поиска — в позднеевангельского периода рукописи, хранящейся в исторической библиотеке в Дамаске (ее аутентичность, впрочем, оспаривалась специалистами из Джорджтаунского университета), — набрел на имя Лоим, которому будто бы и были адресованы слова.
Илларионов, как ковш экскаватора, устремился вглубь этого имени и выяснил, что Лоим — дальний родственник апостола Павла (в прежней жизни налогового инспектора Савла) — поставлял из Сирии в Египет запеченное в керамических горшках мясо, вино и сушеные фрукты, которые стоили значительно дешевле местных и которые вынужденно приобретала на рынке стесненная в средствах матерь Господа Христа Мария.
Видимо, у повзрослевшего Иисуса остались не самые радужные воспоминания об этих продуктах, потому что, случайно встретив на иерусалимском крытом рынке Лоима — дряхлого, но с тех пор значительно расширившего свой бизнес старца, — он вспомнил его восковую печать (торговую марку) и заметил, обращаясь к обступившим его слушателям: «Хлеб и вино чужой земли сладки в чужой земле, где ты гость, но невыразимо горьки в родной, ибо нет печальнее земли, что не кормит обитающий на ней народ, потому что это земля без работника и без хозяина».
«Почему говоришь так? — возмутился богач Лоим. — Мое запеченное с каштанами мясо едят в Египте и на Кипре! Вино из моих амфор пьют в кабаках Галлии, в тавернах на берегах дикого Анубиса!»
«В твоем вине нет сладости жизни, но есть горечь изгнания. Твое мясо не укрепляет, но расслабляет тело, ибо не для утоления голода после трудов праведных приготовляют его твои люди, — ответствовал Иисус, — но единственно для получения денег, то есть преумножения твоих богатств!»
Прямо посреди Тверского бульвара — под ногами (гусеницами) у бронзового изваяния первого президента России па натуральном с облупившейся, правда, от дождей краской танке — недавно был открыт большой подземный книжный магазин. Илларионов давно перестал покупать книги современных российских авторов, но зачем-то спустился по замусоренным ступенькам вниз, долго бродил вдоль стеллажей, рассматривая розовые от обнаженных тел, красные от крови, коричнево-зеленые от змей, драконов и прочей нечисти с рогами и клыками глянцевые обложки.
Определенно и здесь имело место превращение. Даже на обложке только что изданного труда В. И. Ленина «Развитие капитализма в России» Илларионов обнаружил совершенно голую рыжую девицу, широко раскинувшую ноги на куче угля.
Название одной из книг показалось ему знакомым.
Илларионов полистал страницы с просторно набранным текстом.
— «Невменяемый-4» — лучший роман Эльмирова во всей серии, — подошел продавец. — «Невменяемый-5» еще туда-сюда, а с шестого по одиннадцатый… — махнул рукой. — Говорят, сейчас на выходе последний, девятнадцатый — «Смерть-6 Невменяемого».
— Эльмирова? Ну да, Эльмирова… — Илларионов вспомнил, как, устав от безденежья и задержек пенсии, подался в издательство, где заправлял разжалованный и уволенный из Конторы за кражу секретных документов его бывший сослуживец. Он был в общем-то безобидным парнем, и Илларионов приложил немало усилий, чтобы его всего лишь уволили, а не посадили. Тогда за это еще могли посадить.
— Ты не генерал Толстой, — с порога заявил тот, — и даже не писатель Толстой. Поэтому единственное, что могу предложить тебе — сто долларов за авторский лист.
Предложение показалось Илларионову заманчивым. Сто долларов по тем временам были большими деньгами.
— Сейчас я вызову ответственного за серию «Невменяемый», — сразу взял быка за рога приятель, — он скажет от и до чего писать.
— Что значит от и до? — удивился Илларионов. Он еще не написал и строчки, но почему-то чувствовал себя ущемленным странным «от и до».
Но приятель уже снял телефонную трубку. В кабинет вошел полный кудрявый молодой человек с кругами под глазами.
— «Тройка» ушла вся, — доложил он. — «Четверки» осталось пачек семьсот на складе во Владимире-на-Клязьме, но я договорился с ребятами из Благовещенска. Возьмут за семьдесят процентов предоплаты. Остальное — по реализации. Если не запустим до конца месяца пятого и шестого «Невменяемого» — потеряем серию.
— Не потеряем, — успокоил приятель. — Это блистательный автор, звезда жанра, познакомься, — кивнул на Илларионова.
— За вами три листа к одиннадцатому, — протянул холодную вялую руку молодой человек, — успеете раньше — премия сто пятьдесят долларов. Но учтите, «раньше» — это не день, не два, а минимум пять. Ни в коем случае не читайте предыдущие выпуски. Я вам дам специальную таблицу с приметами, именами, фамилиями героев, основными сюжетными ходами. Начнете с эпизода, когда Невменяемый греет в зоне руки у костра, обдумывая побег. Потом побег, встреча в поезде с Зиной, ограбление почтового вагона, бросок на Кавказ, конфликт с Рустам-ханом. Разборка. Мнимо случайное убийство Зины. Знакомство в плавающем по Черному морю теплоходе-борделе с наркоманкой-стриптизершей Беллой. Она из приличной семьи, но наркотики ее сгубили. Невменяемому надо отсидеться, его ищут, Белла прячет его в своей каюте, потом — уже в Москве — устраивает в казино «Коррида» охранником. Она кончает с собой — вскрывает вены в ванне или выбрасывается обнаженная из окна. Передозировка, а может, ломка. Сами решите. Бедная, бедная Белла, — чуть не прослезился кудрявый парень. — Одним словом, Невменяемый должен через нее зацепить наркомафию. Разборка между московскими группировками за право контролировать игорный бизнес. Он участвует как рядовой боец. Заканчиваете так: Невменяемый случайно видит в казино Рустам-хана, который, как ему представляется, виноват в смерти Зины. Он вышибает из него мозги бильярдным шаром и, сам того не ведая, расстраивает покушение на президента России, которое готовится осуществить кавказская мафия, недовольная тем, как он ведет нефтяные дела в Гулистане и Адыгее. Координировать это дело как раз и приехал в Москву Рустам-хан. Невменяемому предлагают перейти на работу в службу охраны президента. Все. Конец. Успеете до одиннадцатого? Если да, я запускаю следующего автора со сцены знакомства в сауне Невменяемого и начальника президентской охраны.
Илларионов успел, но это был его первый и последний литературный опыт. К одиннадцатому числу он сам превратился в невменяемого.
— Интересно, чем сейчас занят Невменяемый? — полюбопытствовал Илларионов у озверевшего от безлюдья продавца.
— Насколько мне известно, баллотируется в президенты России, — ответил тот. — Но я, к сожалению, не читал последних выпусков.
Магазин был свободен от покупателей. Ряды глянцевых обложек тянулись в бесконечность, как грешная кровоточащая плоть во врата ада. Как не одобренные Господом мясо и вино древнего Лоима, эти книги сочинялись не для постижения истины, но исключительно для имитации переживаний, то есть для денег. Илларионова, впрочем, изумило не столько количество людей, вдруг пожелавших стать писателями, сколько то, что кто-то (несмотря на пустоту магазина) все-таки покупал и, вероятно, читал эти книги. Иначе бы их не издавали, как не издавали, к примеру, Пушкина ими Достоевского.
Поднявшись из магазина на Тверской бульвар, уставясь на транслирующий рекламу американского клюквенного сока гелиотелеэкран, Илларионов подумал, что для окончательного (когда ни убавить, ни прибавить) завершения превращения не хватает одного-единственного компонента. Его поражала яркость американского клюквенного сока. Мужчины, женщины, дети со странно-красными ртами жадно пили его из высоких хрустальных бокалов. Нежный голос шептал: «Мы готовы пить сок «Гранни» вечно…» Илларионову вдруг открылось, что никакой это не сок, а кровь. В то же самое мгновение он понял, какого именно компонента не хватало стране для окончательного превращения.
Этот компонент назывался — смерть.
Илларионов вздрогнул, ощутив знакомый озноб, словно кто-то провел ледяным пальцем по его позвоночнику. Так напоминала о себе смерть, неизменно находящаяся (если верить древнему учению магов) чуть снизу и слева от человека на расстоянии вытянутой руки.
Умению распознавать смерть, а в редких случаях общаться с ней был посвящен раздел в специальном курсе эзотерических знаний, который Илларионов прошел, повышая профессиональную квалификацию лет двадцать назад. Лекции читали странные преподаватели. Слепой узбек — усто Данияр — неслышно и без малейших сложностей перемещался по аудитории, не касаясь ногами пола. Он сумел не только вплотную приблизиться к смерти, так сказать, ухватить ее за локоток, но и задать ряд вопросов, за что смерть была вынуждена наказать его слепотой. «Теперь ты будешь видеть только меня, — будто бы ласково потрепала его по векам смерть, — не отвлекаясь на прочее, если я так тебе интересна».
