– Не угадал, – отрезал я, – шутить не буду.
Дверь оказалась очень прочной. От первого удара её лишь вогнуло внутрь, и только пнув непослушную железяку третий раз, я добился желаемого результата. Даже пятку слегка отбил. И какого-то монаха, караулившего вход – тоже. Упавшей дверью. Не дышит, бедолага. Ладно, мне кажется, местный бог обязан принимать служителей церкви без очереди. Блат есть блат.
– Интересно, мы не привлекли ненужного внимания? – поинтересовался мой товарищ, наклоняя голову. – Этот грохот так легко спутать с криком ночных сов или трелью сверчка. Для карликов они тут строят?
– Склони голову пред гневом божьим, – хихикнул я, – безбожное создание. О, святой отец, доброй ночи! Спокойного сна.
– Блин, – только и сказал Илья, глядя на распростёртое тело в красной сутане, – ты уверен, что он вообще был в списке?
– Предлагаешь допрашивать каждого, кого встретим? – уточнил я, выхватывая из ниши пухлощёкого бородача. – Ладно, попробуем… Вот ты скажи, в чём сила, брат? Тьфу… Как тебя зовут, брат? Молчишь? Тогда, давай, до свидания. Илья, ну не стой ты столбом! Их тут, как тараканов! Давай, давай, вот так, пальчики на шею и… Молодца! Ну, прикольно же, согласись.
– Я тебя ненавижу! – сообщил Илья, когда мы полностью преодолели лабиринт тесных коридоров и узких келий. Встретились нам и кладовые, где запасов хватило бы на год сытой жизни. Вот только жить уже было некому.
– Я насчитал сорок три, – задумчиво сообщил я, игнорируя гневное восклицание, – перебор. Если есть желание, можешь лишних воскресить. Не умеешь? Это – печально. Кстати, кардинала я всё ещё не наблюдаю.
Однако наблюдалась ещё одна укреплённая дверь в самом конце длинного узкого прохода. Над массивной деревянной плитой, обитой металлическими полосами, висела многолучевая позолоченная звезда и краснела надпись: «В свете и со светом». Как же, со светом! В тёмных вонючих норах, больше подобающим серым крысам-падальщикам.
А дверь хороша. Похоже, святоши не слишком надеялись на покровительство небесного заступника. Правильно делали. Это их ещё Медведко второй уму-разуму научил, когда вздёрнул ораву болтливых попиков на дверях церкви. Каждого перед повешением просил явить чудо господне и обещал помиловать. Но то ли бог в тот день отвлёкся, то ли святые отцы не заслужили милости… Чудес король так и не дождался.
– Хочешь попробовать? – поинтересовался я, кивая на дверь. – Энергии в тебе, как никогда, под завязку. Покажи-ка силушку богатырскую. Придёшь, похвастаешься Вилене: я, дескать, двери вышибаю, кардинала – мизинцем левой ноги – раз, и всё!
– Ты рехнулся? Думаешь, я стану ей рассказывать про эту кошмарную бойню? – угрюмо осведомился Илья. – Я постараюсь забыть здешний кошмар как можно быстрее. И ещё раз повторю: мне крайне не нравится твой интерес к Вилене. Она – очень хорошая девушка, таких здесь больше нет.
– В том-то и дело, – пробормотал я вполголоса, отвернувшись.
Когда мы вошли внутрь, кардинал сидел за массивным двухтумбовым столом и торопливо писал на листе огромной книги в массивном кожаном переплёте. Люсень тихо шипел сквозь зубы, когда капли чернил срывались с пера и падали на плотную желтоватую поверхность. На нас он даже не взглянул.
Кроме верховного святоши, в комнате оказался тощий взъерошенный старичок в жёлто-красном балахоне и серебряном обруче поверх седых кудрей. Этого я знал: святой отец Передр Прасконьин – Глава медицинской службы Ордена Сияющего Орла. В списке он следовал за кардиналом.
– Добрый вечер, отче, – поприветствовал я его, отряхивая мусор с плеча, – или – ночь; какая разница для того, кто несёт доброе слово и дело.
– Господь покарает вас, отродья нечистого! – угрюмо бросил Передр, прижимая звезду к сердцу. – Жаль, мы так долго игнорировали слова брата Дубосклона и позволили демонам возвыситься. Но, как луч светила пронзает чёрные тучи, как чистый родник пробивает путь в грязи, так и мельницы гнева божь…
– Ф-фу, надоел! – я ткнул его пальцем в морщинистый лоб. – Понятно, почему их паства дуреет на проповедях. А ну, выслушай эдакое час-другой.
Люсень приподнял голову, взглянув на неподвижное тело Передра, и продолжил писать. Только теперь он ещё больше ускорил темп и начал бормотать под нос какую-то хрень. Присев на край стола, я прислушался, разглядывая наскоро сколоченные полки для книг. Здесь были интересные экземпляры, которые я давно хотел полистать. Нужно будет забрать – кардиналу они уже ни к чему. Так, что он там бредит?
– И когда враг человеческий погрузит путь мой во мрак, свет господень осияет путь в небеса, и сила его откроет крылья орлиные за плечами моими, и клюв духа его поразит исчадия ада, и когти лап его вырвут грешную душу из тьмы и беспамятства. Господь, на тебя уповаю в чёрную годину, и тебе одному…
Люсень выпустил перо из тонких длинных пальцев, и его лысая голова со стуком обрушилась на стол, сшибив чернильницу. Фиолетовая жидкость хлынула на недописанный текст, уничтожая плод кропотливого труда. Всё тщетно…
– Когда-то, давным-давно, – с кривой ухмылкой пробормотал Илюха, стоящий в дверях, – я много раз встречался с такой ситуацией в книгах и фильмах…
Второе слово я не понял, но переспрашивать не стал. Память вообще такая странная штука: то из серой мути вплывёт нечто непонятное, то вновь погружается обратно. Кажется, Илья и Оля помнят несколько больше, чем я, ну и пусть. Зато я – сильнее.
– Какой-нибудь монах или обычный человек молится, видя приближающееся чудовище, но мольба не помогает, и тварь убивает невинного. Никогда не представлял себя в роли именно монстра.
– Радуйся, – я пожал плечами, – они мертвы, а мы, монстры, сделав своё дело, уходим.
И монстры ушли.
Паша, видимо, прихватил с собой бутылку чего-то весьма крепкого, потому как вёл обстоятельную беседу с трупом монаха. Глотка сторожа оказалась перерезана, и небрежно отёртый клинок в ножнах Павла как бы намекал на виновника.
– Вот сам подумай, – парень ткнул пальцем в окровавленную сутану, – я – самый обычный нормальный человек. Должен был доучиться в универе и устроиться в какую-нибудь фирму. Так? И что? Почему я здесь, в этом сраном средневековье? В кого я превратился? В кого превратилась моя девочка? – он начал плакать. – Я же – долбаный убийца, но мне хоть жаль их… Вас всех! А Ната… Она же хохочет, когда убивает, и мне страшно! Я просто хочу домой, хочу вернуться обратно…
Илья сумрачно смотрел на меня и молчал.
– Забирай эту пьянь, и проваливаем, – бросил я, ощущая некий непонятный и самому дискомфорт.
Королева дремала, опустив голову на моё плечо, и её дыхание волновало светлые кудряшки волос, упавшие на лицо. Карета давно перестала вздрагивать, но никто не осмеливался потревожить наш покой наглым стуком или окликом.
Уже нет нужды устранять болтливых лакеев, и Лилия, ни от кого не скрываясь, в сопровождении парочки хихикающих фрейлин почти каждую ночь посещает мои апартаменты. Не знаю, что думает её супруг, но Ната, посмеиваясь, рассказала о лёгкой дрожи, которая появляется в голосе Роберта, когда кто-то поминает меня. Король ненавидит любовника жены? Плевать! Он – никто, пустое место. Именно по этой причине колени монарха стонут о пощаде в тот момент, когда его супруга тоже стонет и молит о пощаде. А потом, совершенно обессиленная, засыпает.
Никогда не думал, насколько может быть упоительно ощущение вседозволенности. Илья прав: чувствуешь себя богом. Но всё же необходимо хотя бы самому держать себя в каких-то рамках и не превратиться в подобие Натки. Это – явный перебор!
Королева плямкнула губами и приоткрыла затуманенный глаз. Её постоянно удивляет наша вечная бессонница, но как-то она упомянула о той радости, которую ей при пробуждении доставляет вид красивого беловолосого демона, делящего ложе с ней. Почему бы и не порадовать девочку?
– Приехали, – прошептал я и поцеловал кончик носика, – пора выходить.
– Не хочу, – она потянулась, – отнеси меня. Одеваться не стану, буду делать, что захочу, как ты. Я ведь теперь полноправная королева!
– Как пожелает ваше величество, – я пожал плечами и взял её на руки.
– Ай, дурак! – вскрикнула Лилия. – Я же пошутила!
– А я – нет, – толкнув ногой дверь кареты, я выбрался наружу. – Ну и в общем ты права: королева имеет право делать всё, что пожелает.
Король с самого утра успел перехватить пару бокалов вина, и к началу торжеств в честь собственной персоны сумел нализаться по самое небалуй. Похоже, кто-то из доброхотов-наушников постарался и доложил его величеству, как я нёс королеву через весь дворец, а она громко хохотала и пинала меня пятками. Симон ничего не сказал, но смотрел так выразительно, как умеет только он.
Роберт приподнялся на троне и попытался зафиксировать взгляд на мне, но зрение подвело, как и ноги, подломившиеся в самый неподходящий момент. Лилия презрительно поджала губы и сделала крошечный глоток из высокого бокала. В нарушение всех традиций и церемоний, королева сидела по левую руку супруга, потому как положенное ей место облюбовала Наташа. Лорд-распорядитель только за голову схватился, но возражать не пытался, отлично понимая, чем рискует.
