В море есть место для маневра, место для удачи, а Джек очень верил в удачу. Если, как он надеялся, французы вышли в море, их курс почти наверняка будет в сторону Пролива, но с таким ветром они еще не смогут выбраться к наветренной стороне мыса Хамад, и есть большая вероятность, что плывя курсом вест-зюйд-вест, утром Джек обнаружит их с подветренной стороны.
У него будет преимущество наветренного положения и инициатива, возможность выбора времени и дистанции битвы: любые возможности станут ему открыты, а чтобы уравнять шансы, потребуется каждая удачная возможность.
Хотя "Ворчестер", вероятно, мог управиться со средним французским семидесятичетырехпушечником после краткой перестрелки, а затем абордажа, "Дриада" и "Полифем", скорее всего, не смогут совладать с хорошо управляемым фрегатом без умелого маневрирования, чтобы, по меньшей мере, один его обстреливал, пока "Ворчестер" палит с другого борта. Это возможно: битва, хотя и неравная, может закончиться успешно при наличии удачи и менее искусных противниках.
В битве удача почти всегда была на стороне Джека, или, по крайней мере, редко против него, но нет никаких гарантий, что эти французы окажутся менее искусны или позволят себя перехитрить и дать уничтожить по отдельности. Неумелые французские моряки встречались, но все же далеко не так часто, как полагали в Лондоне. И Джек помнил, что французские морские офицеры, с которыми ему уже доводилось сражаться, как правило, оказывались весьма способными, хитрыми и смелыми.
Пока три корабля бежали курсом вест-зюйд-вест под всеми парусами, что мог нести самый медлительный, Джек, чихая и тяжело дыша, корпел над картами, пил горячий ром с лимоном и вспоминал тех французских капитанов, которых знал: грозного Линуа, захватившего его в Средиземном море и почти потопившего в Индийском океане, Луку, столь доблестно сражавшегося на "Редутабле" при Трафальгаре, Кристи-Пальера... многих других.
С другой стороны, эти корабли наверняка вырвались из Тулона во время одного из предыдущих штормов, и хотя офицеры на них, возможно, достаточно умелые, команды, скорее всего, неопытны - но намного ли лучше его собственные люди?
Встреться ему французы в открытом море и сложись все в соответствии с его надеждами, когда "Ворчестер" оказывался между семидесятичетырехпушечником и фрегатом, он бы, безусловно, открыл огонь с обоих бортов одновременно, в этом и заключался весь маневр. Но до сих пор на "Ворчестере" практически не проводились тренировки столь необычных операций.
- Тем не менее, это можно исправить, по крайней мере, отчасти, - вслух прохрипел Джек и до конца дня стирка, глажка и починка обмундирования оказались отложены в сторону, а вся команда тренировалась вести бой с обоих бортов одновременно. Канониры, потея под полуденным солнцем, распираемые энергией, изо всех сил носились от правого борта к левому, вкатывая и накатывая пушки.
Впрочем, напрасные усилия: от алжирской галеры, старого и надежного знакомого, на "Полифеме" стало известно, что французы не отплывали из Медины и даже не намеревались этого делать, но приблизились к молу Голетта.
Мистер Паттерсон лично доставил эту информацию. Джек заметил, что глаза у него сверкали не меньше его крюка, а все его неуклюжее тело, казалось, наполнено свежестью юности. Такой же восторг царил на квартердеке "Ворчестера", да и на всем корабле, и Джек удивился собственному безразличию.
Впервые в жизни перспектива схватки не гнала его вперед словно звуки трубы. Не то чтобы Обри страшился последствий, хотя эта битва и принадлежала к тому неудобному типу, что принято называть боем чести, при котором, с одной стороны, имеется слишком много сил, чтобы позволить себе достойно, без порицаний отступить, а с другой - недостаточно для хоть сколь-нибудь обоснованных надежд на победу. Но основная причина – он ждал этого сражения без присущего ему энтузиазма.
Его сердце билось сильнее обычного, но ненамного, разум занимали мысли о различных материальных заботах, касающихся корабля, о ведении подобного рода схваток и о предполагаемом отношении бека Медины, возможности добиться большего его расположения в будущем.
- Все будет хорошо, как только заварится вся эта каша, - сказал Джек себе и отдал приказ отправиться трем кораблям в Медину настолько быстро, насколько позволит сила ветра.
Рассвет осветил мыс Мальбек, едва показавшийся справа на скуле, и к тому времени как палубу вымыли и отдраили насухо, корабли вошли в длинный залив, в основании которого располагалась Медина. С восходом солнца ветер ослаб, но все еще дул так сильно, как можно было только желать, и корабли приближались к отдаленному городу, держась западного берега, скользили по длинной линии соляных лагун настолько близко, что можно было видеть ряды верблюдов, идущих со своей блестящей ношей.
В одно мгновение порхающее облако фламинго накрыло море, ставшее алым, как только все они собрались вместе, десять или двенадцать тысяч птиц.
- Как бы я хотел, чтобы доктор сейчас оказался здесь, - вновь промолвил Джек, но Пуллингс откликнулся лишь формальным "Да, сэр". Джек знал, что сейчас на него смотрит множество глаз с переполненного квартердека и более осторожно с кормы, проходов, грот-марса, и устремил свой взор вперед.
Последние участки палубы вымыли и высушили, последние капли стекали вниз, каких-то действий в ближайшее время не предвиделось, и корабль необычайно притих - ни звука, только извечное пение ветра в снастях и шипение воды, проносящейся вдоль борта.
Джек знал, что матросы жаждут подготовить корабль к сражению, их чувства были столь же осязаемы, как и тепло солнца, и, на секунду прислушавшись к внезапному гоготу фламинго, сказал:
- Мистер Пуллингс, матросам сигнал завтракать, а когда закончат - сигнал "все по местам". И мы должны сами успеть воспользоваться камбузом, прежде чем...
Он хотел добавить "его потушат", если бы не расчихался, однако пропущенные слова были и так поняты, и, в любом случае, помощники боцмана уже засвистели в дудки.
Обычно Джек приглашал Пуллингса и мичмана-другого позавтракать с ним, но сегодня, после бессонной ночи, проведенной по большей части на палубе, чувствовал себя слишком измученным даже для разговора с Пуллингсом и ушел отдыхать в одиночестве, на ходу утирая покрасневший нос и бормоча в носовой платок:
- Ах, боже мой. Проклятье.
Он взял за правило всегда хорошенько поесть перед сражением или вероятным сражением, и Киллик постановил на стол блюдо с беконом и яичницей из четырех яиц, извиняющимся тоном пробормотав, что это "все, что есть этим утром, но пеструшка может отложить яйцо в любую минуту."
