препятствия, произойдет активация все четырех агентов коробки; они станут мешать всем субагентам «Переместить» и обездвижат этого агента; так мы узнаем, что ловушка сработала. Однако, если перевернуть арку, выяснится, что субагент Вверх не заблокирован, а агент «Переместить» не обездвижен! Налицо любопытный способ вырваться из перевернутой арки. Сначала мы воображаем, что оказались в ловушке внутри коробки, из которой, как нам известно, нет выхода. Затем, поскольку верхнее препятствие отсутствует, наше зрение это обнаружит – и подаст соответствующий сигнал субагенту Вверх. Тогда агент «Переместить» сможет активировать этого субагента, и наша рука автоматически устремится вверх, на свободу!
Этот способ содержит в себе парадокс. Все начинается с допущения, что побег невозможен. Данный пессимистический ментальный акт – мы воображаем, что рука находится в ловушке – побуждает к поискам выхода. Обычно мы ожидаем решения задач более позитивными, целенаправленными способами, посредством сравнения того, что у нас есть с тем, чего мы хотим достичь, и с последующим устранением различий. Но здесь мы делаем обратное. Мы сравнили наше бедственное положение не с тем, чего нам хочется, а с еще более худшей ситуацией, с наименее желательным исходом. Но даже это может принести пользу, показать, что текущая ситуация не соответствует состоянию предельной безнадежности. Какую стратегию лучше всего использовать? Ответ зависит от умения распознавать различия и от выяснения того, какие действия влияют на эти различия. Оптимистическая стратегия полезна, когда имеется несколько способов действия, и нужно просто выбрать среди них подходящий. Пессимистическую стратегию следует оставить на случай, когда нет иных способов и положение кажется действительно отчаянным.
14.9. Квадрат взаимодействия
Что такого особенного в перемещении влево или вправо, вверх или вниз? На первый взгляд, эти идеи имеют значение только для движений в двумерном пространстве. Но мы также можем использовать эту «квадратную» структуру для многих других сфер мышления, чтобы репрезентировать взаимодействие парных причин. Что такое, к слову, взаимодействие? Мы говорим, что причины взаимодействуют, если в сочетании они ведут к последствиям, которые не могут быть вызваны этими причинами по отдельности. Например, сочетая движения по горизонтали и по вертикали, мы можем добраться до мест, которых нельзя достигнуть тем или иным единичным движением. Мы можем описать эффект таких комбинаций посредством схемы, напоминающей компас.
Рис. 76
Многие суставы и органы нашего тела могут перемещаться в двух независимых направлениях одновременно – это не касается коленей, но такие движения доступны для запястий, плеч, бедер, лодыжек, больших пальцев и глаз. Как мы учимся управлять столь сложными действиями? Моя гипотеза заключается в том, что мы делаем это посредством обучения малых агентов из квадрата взаимодействия, и все начинается с освоения толики от каждой из девяти возможных комбинаций движения. Подозреваю, что и многие наши навыки нефизического свойства основываются на квадратах взаимодействия, потому что это наиболее простой способ представить происходящие при взаимодействии двух причин. (Имеются даже некоторые свидетельства того, что многие разделы мозга состоят из «квадратных массивов» малых агентов.)
Допустим, что пространственный агент в нашем сообществе «Больше» связан не с пространственной ориентацией, а с взаимодействиями между агентами Выше и Тоньше. Если нам скажут, что объект A выше и шире объекта Б, можно не сомневаться в том, что А «больше». Но если нам скажут, что A выше и тоньше B, нельзя предугадать, какой объект окажется «больше». Квадрат взаимодействия обеспечивает удобный способ представления всех возможных комбинаций:
Рис. 77
Если квадратные массивы способны отображать взаимодействия парных причин, нельзя ли использовать подобные схемы для трех и более причин? Увы, здесь может возникнуть слишком много «направлений». Нам понадобится двадцать семь направлений для репрезентации трех взаимодействующих причин – и восемьдесят одно направление для репрезентации четырех причин. По всей видимости, люди довольно редко сталкиваются с выбором более чем из двух причин одновременно; мы либо находим способы переформулировать ситуацию, либо накапливаем неупорядоченные сообщества частично заполненных квадратов взаимодействия, которые охватывают только наиболее часто встречающиеся комбинации.
Глава 15
Сознание и память
Если это верно, разве мы не оказываемся в состоянии, которое философы именуют бесконечной регрессией, когда нечто объясняется посредством чего-то предыдущего, которое тоже нуждается в аналогичном объяснении? Если Констебл воспринимал английский пейзаж глазами Гейнсборо, что можно сказать о самом Гейнсборо? Можно ответить, что Гейнсборо видел равнинные пейзажи Восточной Англии глазами голландских живописцев, картины которых он старательно изучал и копировал… А откуда взялась голландская манера письма? Ответом на такой вопрос будет именно «история искусства».
Э. Г. Гомбрих
15.1. Мгновенное ментальное состояние
Обычно предполагается, что сознание есть знание о происходящем в уме в настоящее время. В следующих нескольких разделах я буду доказывать, что сознание интересуется не настоящим, а прошлым: оно связано с тем, как мы осмысляем следы наших недавних мыслей. Но как вообще можно думать о мыслях?
Есть нечто странное в описании сознания: что бы люди ни говорили, они просто не в состоянии выразить эту идею. Дело не в том, что мы путаемся или демонстрируем свое невежество. Нет, мы чувствуем, что знаем о происходящем, но не можем описать это должным образом. Как вообще возможно, чтобы нечто казалось настолько близким, но постоянно ускользало?
В некотором элементарном смысле размышление о мыслях не слишком сильно отличается от размышлений о предметах или объектах. Мы знаем, что те или иные агенты должны учиться распознавать – и даже называть – ощущения прикосновения руки или касания уха. Точно так же должны быть другие агенты, которые учатся распознавать события в разуме – например, деятельность агентов, управляющих воспоминаниями. Я утверждаю, что эти агенты являются «базой» того постижения, которое мы воспринимаем как сознание.
В идее восприятия событий внутри разума нет ничего особенного. Агенты остаются агентами – а для агента довольно просто подключиться так, чтобы выявить внутреннее «умственное» событие в разуме наряду с событием, спровоцированным каким-либо внешним воздействием. В самом деле, лишь крохотное меньшинство наших агентов связаны непосредственно с датчиками мира вовне – например, те, которые посылают в мозг сигналы от глаз или с кожи; большинство же агентов разума обнаруживают события в разуме. Но нас особенно интересуют агенты, которые управляют использованием и изменением наших свежайших воспоминаний. Они являются основой сознания.
Почему, например, мы склонны осознавать что-то больше, а что-то, наоборот, меньше? Конечно, потому, что отдельные ресурсы близки к исчерпанию (я намерен показать, что речь идет о нашей ограниченной
