что состояла в банде, а за скупку краденого. Так и повелось. Она нежит главаря, а как их прихлопнут, выходит сухой из воды и отправляется в зону годика на два-три. Хронометр говорил, что последнее дело она разработала, высмотрела, на кого налет совершить, а когда их повязали, ей на суде только недонесение и скупку краденого предъявили. Детские статейки! Баланды похлебать не успеешь, как уже пора выходить. В последний раз она крепко попала и получила шесть лет, но каким-то образом выкрутилась и перебралась в колонию-поселение. В зоне пару лет всего провела, не больше.
Бригадир еще немного помолчал.
– Мы встретились на заводе, она пригласила выпить. Я отказался. Она законы знает: если с тобой не хотят говорить, то держись от этого человека подальше. Потом она напилась, и ее уволили.
– Я как-то видел, как она с одним из новосибирских шабашников говорила. С тем, который потом насмерть замерз. Ей-богу, он ее с почтением слушал! Чуть ли не навытяжку перед ней стоял. Это она его так своим авторитетом придавила?
Этот вопрос я продумал, пока ехал к Макарычу. Он не заметил подвоха и клюнул на наживку:
– Какой у нее авторитет? Ты пошутил, что ли? Это ее любовники были авторитетами, а она – никто! Если бы сейчас она захотела вернуться к преступной жизни, то ее бы дальше содержательницы притона не пустили бы. Бегала бы она мужикам за водкой да краденые шмотки барыгам толкала. А ты – авторитет! Как баба может быть авторитетом? Если она свою шайку сколотит, то в ней и будет командовать, а за ее пределами она – или никто, или чья-то подруга.
– Но я-то сам видел, как она отчитывала его как школьника, – упорствовал я.
– Мало ли что ты видел! – разошелся Макарыч. – Тебе могло показаться, а может, у них свои дела были.
Он осекся на полуслове. Я сделал вид, что последнюю фразу не расслышал, и задал новый вопрос, который доказывал, что я не обратил внимания на оговорку:
– Где сейчас Хронометр и Вася Челябинский? С ними можно увидеться?
– Уже нет! – засмеялся Макарыч. – Хронометр в зоне от туберкулеза концы отдал, а Вася в карты проигрался, но долг отдавать не спешил. Его в промзоне взяли за руки, за ноги и с пятого этажа в котлован на арматуру сбросили. Карты – вещь такая: взял в руки – жди проблем.
Я попрощался с бригадиром и поехал домой. Историю, как Часовщикова отчитывала Обедина, я выдумал. Я никогда не видел их вместе, но если бы Макарыч поинтересовался, где это было, что да как, то я бы назвал место, где стал свидетелем встречи Часовщиковой с Прохоренковым. Когда врешь, надо иметь опорные точки, чтобы самому не запутаться. Как бы то ни было, но бригадир проговорился: Часовщикова и Обедин могли иметь «свои дела», то есть могли быть связаны ранее совместно совершенными преступлениями.
«Часовщикова могла пойти по проверенному пути. После освобождения примазалась к какой-нибудь шайке, разработала налет, который остался нераскрытым. Если бы их накрыли, Обедин бы еще в зоне сидел. Теперь понятно, почему они согласились участвовать в казни Горбаша. Отказались бы – она бы их сдала милиции и новых подручных нашла. Но это только версия. Между Часовщиковой и Обединым могли быть другие отношения, их могла связывать другая тайна».
На следующий день Клементьеву доставили из Красноярска личное дело Часовщиковой. Днем он его посмотреть не успел и забрал домой. В среду Геннадий Александрович выглядел невыспавшимся.
– Всю ночь читал, – объяснил он. – Это как детективный роман, где преступник постоянно уходит от ответственности. У тебя как дела?
Я рассказал о встрече с бригадиром грузчиков и о своих подозрениях насчет Часовщиковой и Обедина.
– Изучив ее личное дело, я пришел к такому же мнению, – сказал Клементьев. – Они были знакомы еще с Новосибирска. В субботу, когда все разойдутся, зайди ко мне, переговорим.
– А «дело»? – ничего не поняв, спросил я.
– «Дело» у Шаргунова. Мы ему два раскрытых убийства подарили. Теперь его очередь поработать.
Заметив, что я расстроился, как школьник, которого не похвалили за отлично выполненное задание, Клементьев сказал:
– Новосибирск – столица Сибири. Со снабжением там не очень, но гораздо лучше, чем в Бердске. Часовщикова имела в Новосибирске и работу, и жилье. С чего бы ей перебираться в город, где дефицит продуктов? Любовную драму отбросим сразу – Часовщикова не в том возрасте, чтобы шекспировским страстям предаваться. Ее из Новосибирска могла погнать только опасность разоблачения. Сделай временную отсечку от момента ее появления в Новосибирске после освобождения до переезда в Бердск. В этот промежуток времени она была причастна к разбойному нападению, которое осталось нераскрытым. Если мы начнем переписку с УВД Новосибирской области, то дело затянется и мы ничего не добьемся. Я решил форсировать события. Сейчас Шаргунов ознакомится с бумагами и пошлет в Новосибирск своих людей – на месте проверить наши подозрения.
– Почему именно разбойное нападение, а не серия краж или грабежей?
– Она всю жизнь в бандах состояла. Сама не раз разрабатывала планы нападений. К чему ей под старость лет специализацию менять? До субботы забудь о Часовщиковой, займись своими делами.
«Можно подумать, я ими все это время не занимался», – подумал я, но дерзить не стал и пошел на участок.
Глава 26
Личное дело Часовщиковой я изучил в субботу вечером. Клементьев отвел мне на ознакомление буквально пару часов. Я не стал зря тратить время и прочитал только последние документы. Внимание привлекли два: последний приговор и производственная характеристика.
Из приговора следовало, что в 1970—71 годах Часовщикова была сожительницей некого Буркова, лидера преступной группы в Омске. Зимой 1971 года Часовщикова познакомилась с женой директора мебельной базы и потребовала у сожителя такие же серьги, как у новой знакомой. Бурков с подельниками совершил вооруженный налет на квартиру директора базы. Пока подручные Буркова выбивали из директора припрятанные ценности, главарь банды заставил хозяйку снять серьги с бриллиантами и после нападения преподнес их сожительнице. Буквально через неделю банду накрыли. Следственные органы вменили Часовщиковой недонесение о преступлении и заранее не обещанное укрывательство. «Детские статейки», как выразился Макарыч. На суде выступила свидетельница Комарова, которая заявила, что была любовницей Буркова и от него неоднократно слышала, будто Часовщикова подстрекала сожителя к нападению на семью директора базы. Председательствующая в заседании судья сочла, что свидетельница говорит правду и Часовщикова должна быть осуждена по более тяжкому обвинению. Уголовное дело было направлено на дополнительное расследование.
Изучая приговор, я физически почувствовал, как от него исходит ненависть, возникшая у судьи к Часовщиковой. Что именно произошло в ходе судебного заседания, из приговора было невозможно понять, но настрой судьи чувствовался: растоптать! Упрятать эту гадину за решетку на долгие годы!
Следователь, получив уголовное дело на дополнительное расследование, пришел в ярость и вменил Часовщиковой все что только можно. В новом судебном заседании она предстала уже как
