мою приманку, а ты взяла и сама предложила состязание. Отлично, просто замечательно… Я тебя как свои пять пальцев знаю. Завистливая, но совершенно бесталанная. Ты бы непременно проиграла, но признать поражение ты не смогла бы ни за что и наверняка украла бы мою вышивку.
Она могла не продолжать, Линлун уже обо всем догадалась сама.
Вэй Инло украдкой спрятала иголку в воротнике одеяния. Ее сложно было найти просто так, но стоило только императору одеться, как иголка непременно вылезла бы. Рано или поздно его величество укололся бы.
– Я знаю, что Цзисян была тебе как сестра, но ты не можешь из-за нее подставить невиновного! – заплакала Линлун, надеясь разжалобить Вэй Инло. – Ее приказал забить до смерти управляющий У, потому что она украла нити. При чем здесь я?
– За дуру меня держишь? – усмехнулась Вэй Инло. – Зачем Цзисян было красть эти нити? И почему они оказались при ней ровно тогда, когда управляющий У пришел с проверкой? В тот день… был ее день рождения. Ты воспользовалась этим и в качестве подарка сунула ей мешочек с украденным. Я права?
Линлун смотрела на нее в ужасе.
Она была права. Каждое слово Линлун, каждый ее шаг – Инло рассказала все с точностью до мелочей.
Словно видела все своими глазами.
Линлун всегда знала, что Вэй Инло очень умна, но и предположить не могла, что та догадается обо всем. Знала Линлун и о том, что Инло непременно отомстит ей, вот только не думала, что это произойдет так скоро и так жестоко.
– Инло… – Линлун подползла к ней на коленях и, вытянув руку, коснулась ее туфли. Выглядела она жалко, точно кошка, выпрашивающая еду.
– Довольно, меня этим не проймешь. Как ни умоляй, я тебя не прощу. Твои слезы лишь мне на радость. А кровью почтишь память Цзисян.
Линлун внимательно смотрела на нее какое-то время. Потом ее лицо скривилось в безумную гримасу. Она истерично захохотала и осела на землю:
– Верно, это все я! Я украла нити! Я подвела Цзисян к смерти! Ну и что с того? Тоже мне беда, нашли иголку в воротнике. В самом худшем случае это расценят как оплошность, дадут мне пару десятков палок, и все.
– Несколько десятков палок и ссылка в Нингуту. Без права возвращения в столицу, – невозмутимо ответила Вэй Инло.
– Что ты сказала?
– Твой приговор уже известен, – ответила Инло и, улыбнувшись, повторила: – Восемьдесят ударов палками и ссылка в Нингуту, без права возвращения в столицу.
Лицо Линлун медленно покидали все краски, пока не осталось и намека на цвет – она сделалась мертвенно-бледной, точно призрак.
– Допустим, восемьдесят ударов палками ты переживешь. Но Нингута – это место, куда ссылают преступников Великой Цин. Погода там суровая. Первые четыре месяца дуют сильные ветра. В следующие три – холодные затяжные дожди пронизывают до самых костей. В восьмом месяце начинаются лютые метели, в девятом – все вокруг замерзает и покрывается снежным покровом на тысячи ли. Выжить там сложно. Если ты справишься с палками, то все равно на веки вечные застрянешь в том аду на земле. – Вэй Инло медленно поднялась. – Хочешь пожить – не получится, а захочешь умереть – не удастся. Ты получила то, что заслужила.
– Стой! А ну, вернись! Вэй Инло! Не смей уходить! Кто-нибудь! Быстрее, хватайте ее! Она – настоящий преступник! Это она меня подставила! – не унималась Линлун.
Она страстно желала просочиться сквозь деревянные прутья. Волосы ее совсем растрепались, из горла вырывались лишь жалобные всхлипы.
Ее и вправду ожидает именно это – сильные ветра, холодные затяжные дожди, лютые метели, замерзший снежный покров?
Неизвестно, как она это переживет, но ведь угрозой будут еще и люди, живущие в тех краях.
Там повсюду отъявленные преступники, а она – всего лишь беспомощная, слабая девушка. Окажется в таком месте и будет точно овечка среди изголодавшихся волков.
– Я не поеду в Нингуту, – повторяла снова и снова Линлун, точно в бреду. – Я ни за что не поеду в Нингуту…
И тут она вспомнила…
Вот стоит чашка с лапшой долголетия – горячей, с клубящимся паром. А вот доверчивая и до невозможности наивная Цзисян.
«Хорошо, клянусь Небесами, – сказала Линлун и подняла три сложенных пальца вверх. – Если хоть что-то замыслю дурное против тебя или Инло, то пусть Небеса покарают меня и смерть моя будет страшной!»
Линлун горько рассмеялась. Все-таки Небеса все видят!
Внезапно ее истеричный хохот оборвался. Со странным выражением лица девушка уставилась на сероватую стену своей камеры и произнесла:
– Вэй Инло, не думай, что все будет по-твоему. Человек не волен выбирать, как ему рождаться, но неужели он не может сам решить, как ему умереть?
Линлун ударилась об стену, решив так покончить с собой.
Когда эта весть достигла вышивальной мастерской, Вэй Инло была занята одеянием.
Множество вышитых летучих мышей на ярко-синем атласе складывались в знак «благополучие»[78]. На молодой такой узор смотрелся не по возрасту, но пожилым сулил благоденствие.
– Выйдите все отсюда.
В вышивальной мастерской остались только двое.
– И все же не было нужды умирать, – раздался голос матушки Чжан прямо над головой Вэй Инло. – Его величество, успокоившись, понял, что это была лишь оплошность и за подобное не следует карать смертью. Он тогда отдал приказ: пятьдесят ударов и ссылка в Работный дом. Но Линлун уже покончила с собой! Говорят, перед этим она все время кричала, что не поедет в Нингуту.
– Матушка, посмотрите, – сказала Вэй Инло.
Ответила она совершенно невпопад – матушка Чжан говорила о смерти Линлун, а девушка протянула ей одежду. Мягко улыбнувшись, Вэй Инло ласково пояснила:
– Бабушке Цзисян уже за семьдесят, она живет только на скудное жалованье внучки и терпеливо ждет, надеется, когда та окончит свою службу во дворце. Цзисян часто говорила, что когда вернется домой, то обязательно подарит бабушке одежду, сделанную своими руками. Из синего атласа, расшитую летучими мышами, как символ счастья…
– Инло!
– Теперь Цзисян больше нет, а эта старушка… Сможет ли она пережить, когда все узнает? Тогда уже не одна, а две жизни будут загублены. – Вэй Инло медленно повернулась к матушке Чжан и посмотрела ей прямо в глаза. – По-вашему, виновник всего этого заслуживает лишь пятидесяти палок?
В ее глазах не было и тени сочувствия.
Она ни разу не пожалела о том, что сделала!
Матушка Чжан смотрела на нее какое-то время, а потом произнесла:
– Инло, ты любишь и ненавидишь одинаково сильно, ты злопамятна и не прощаешь ошибок. С твоим
