заткнуться и получала в ответ столь же гневные крики. Никто из нашего маленького отряда не пытался вступиться за меня, да оно того и не стоило.
Наконец мы добрались до района грязных ремесел. Здесь все еще царил беспорядок. Повсюду виднелись следы свирепых поисков имперской гвардии. Многие колодцы были оставлены без присмотра, а обработанные шкуры валялись вокруг и втаптывались в грязь. Там, где несговорчивые кожевники столкнулись с жестокостью стражей закона, остались пятна крови. В воздухе витали угрюмые, озлобленные настроения, и в нашу сторону было брошено множество ядовитых взглядов.
Вонвальта враждебный прием не смутил.
– Вчера меня здесь не было, зато Хелена и сэр Радомир осмотрели место преступления, – сказал сэр Конрад, махнув рукой в нашу сторону.
Роза повернулась ко мне.
– Где работал Императорский Кожевник? – прямо спросила она. В ее голосе не было и намека на теплоту и приязнь, которые она выказывала Вонвальту.
Я указала на нужное место и сказала:
– Там.
Роза посмотрела туда, затем снова на меня.
– Нет.
Я поморщилась и дернула головой, словно на меня замахнулись, а затем переспросила:
– Что?
Сэр Радомир хмыкнул.
– Все верно, там его колодец, – подтвердил бывший шериф.
– Нет, вы не правы, – стояла на своем Роза. Она прикрыла веки и повела перед собой пальцами, словно играя на клавесине. – В той стороне путь мальчика намного сильнее. – Она открыла глаза и склонила голову вправо, глядя туда, где перед стеной Эстре простиралось беспорядочное нагромождение построек, обширное и походившее на опухоль. Мы проследили за ее взглядом.
– Там? – спросил Вонвальт. В его голосе впервые послышались нотки неуверенности.
Роза закрыла глаза и несколько минут ходила вокруг колодцев. Брессинджер повернулся и смачно харкнул на землю. С тех пор как мы пришли, он порой рассеянно потирал обрубок левой руки. Пристав часто жаловался, что тот чудовищно зудит, и я задалась вопросом: а не начинала ли культя чесаться, когда Дубайн сильно переживал. Наверняка это расследование подорвало его душевное равновесие. Я ощутила сильнейший укол стыда, когда осознала, что даже не попыталась поговорить с Брессинджером о случившемся. Впрочем, Вонвальт, настрого запретивший упоминать о прошлом Дубайна, дал мне удобное, хотя и трусливое оправдание для этого упущения.
Несколько кожевников прекратили свои занятия, чтобы поглазеть на новое зрелище. Двое имперских гвардейцев, которые патрулировали район после обыска, остановились в нескольких дюжинах шагов от нас и стали наблюдать.
В конце концов Правосудие Роза вернулась к нам. По ее щеке стекала капля пота, а лицо покраснело от напряжения.
– Думаю, нам надлежит заглянуть во Фляйшрегаль, – сказала она.
Я заметила, как Вонвальт переглянулся с сэром Радомиром. Брессинджер снова сплюнул, теребя свой обрубок; он был похож на лиса, угодившего лапой в капкан.
– Дубайн, – неестественно оживившись, произнес Вонвальт. – Будь добр, приведи пса. – Он щелкнул пальцами. – Как его звали, Хелена?
– Генрих.
– Сходи и приведи Генриха, будь добр.
– Сомневаюсь, что пес сможет что-либо учуять среди стольких тлетворных испарений, – сказала Роза, ничего не знавшая о Брессинджере и о том, что давным-давно, во время взятия Аннхольта, он потерял двух малышей-близнецов.
Вонвальт отмахнулся от нее.
– Мы ничего не потеряем, если попытаемся. Дубайн?
– Ладно, – ответил Брессинджер и ушел.
Сэр Конрад посмотрел на темную громаду строений и дождался, когда Дубайн отойдет подальше.
– Вы уверены?
– В чарах не бывает математической точности, однако я уверена, что нам надлежит отправиться туда, – сказала Роза. – Причем поскорее, – с нажимом прибавила она.
Вонвальт цокнул языком.
– Ладно. Тогда ведите.
Роза быстрым шагом направилась в сторону Фляйшрегаля. Вонвальт пошел следом за ней, а сэр Радомир двинулся следом за Вонвальтом, но лишь после того, как многозначительно посмотрел на меня. Наверху раздался резкий крик грача, и я увидела, как птица пронеслась над нашими головами. Мне показалось, что это не к добру.
– Догоняй, Хелена! – крикнул сэр Конрад, обернувшись и заметив, что я не сдвинулась с места.
Я вздохнула и пошла следом за Вонвальтом к кварталу, где обитали городские мясники.
* * *
Фляйшрегаль – что на низком саксанском буквально означает «мясные лавки» – представлял собой мрачный вонючий квартал, который раскинулся на самой восточной окраине района грязных ремесел. Здесь из земли росли деревянные фахверковые дома, такие старые и настолько покосившиеся, что они почти соприкасались друг с другом коньками крыш. В воздухе висел невыносимый смрад мертвечины, крови и отбросов, и я могла лишь воображать, какое зловоние стояло здесь летом. По сточным канавам, как по долу меча, текла кровь, и никакие пинки и топот не могли разогнать крыс, разжиревших на сочных отбросах. Слева, совсем рядом, в небо вздымалась стена Эстре – совершенно голая каменная громада, казавшаяся нерушимой. С улицы, по которой мы шли, было не разглядеть ее верх, по которому неустанно бродили часовые.
Мы пробирались через это вонючее и негостеприимное место, как сквозь заросли древних деревьев в проклятом лесу.
– Вы говорите, что почувствовали след мальчика и он ведет во Фляйшрегаль, – произнес Вонвальт. Он делал вид, будто его ничуть не заботит омерзительное месиво на земле, но я знала, что будь сейчас рядом с ним лишь я да Брессинджер, сэр Конрад всю дорогу воротил бы нос, нюхал платок с сушеной грозодской лавандой и старался ступать по наименее грязным участкам улицы – причем с такой избирательностью, что никто не подумал бы, что перед ними бывалый солдат.
– Да, – ответила Роза.
– И след ведет дальше по улице, после чего выходит к переулку Пайкс-Бенд?
Я давно не слышала в голосе Вонвальта такое волнение.
– Кажется, нет, – сказала Роза. Она говорила устало, словно истратила на свои способности все силы. – Позвольте я отдышусь и попробую уточнить. Много времени это не займет.
Сэр Радомир подошел и встал рядом со мной.
– Не к добру это, – пробормотал он.
Не знаю, как долго мы там стояли. Мне чудилось, будто стены сжимаются вокруг нас. С каждым днем мы на шаг приближались к чему-то зловещему, словно сама Судьба обрекла Сованскую Империю на разрушение и впереди уже маячило перепутье десятков возможных дорог, что вели через священные измерения. Мне вспомнились слова Правосудия Августы о том, что мы оказались связаны с великими мировыми событиями, – теперь это казалось мне единственным объяснением того, почему на каждом шагу нас преследовали несчастья. Было совершенно неясно, направляла ли нас рука Судьбы или же это мы своими действиями направляли ее. Последняя мысль казалась мне смехотворной, и лишь дерзкий гордец мог бы воспринять ее всерьез. За последние несколько месяцев я столько узнала о загробном мире, что не сомневалась: Судьба имеет свое живое воплощение, и оно вряд ли хоть чем-то похоже на Детей из Учения Немы. Если знакомство
