Теперь Свами Майтрейя остался в полном одиночестве. У него нет денег, власти, престижа, политической должности. Все это исчезло, и он просто нищий. Я сделал его нищим, а ведь он достиг высокой должности. Сейчас он был бы уже главным министром или сидел в национальном правительстве. Он был очень способным и вот все его мечты развеялись...
Когда он встретил меня, то был уже членом парламента, но эта встреча изменила его жизнь. Постепенно он стал меньше интересоваться политикой и больше симпатизировать мне.
Я гостил у другого политика. Он пригласил и Свами Майтрейю. Старый и более высокопоставленный политик пригласил его, поэтому ему следовало прийти, чтобы быть в гуще событий. Но когда он ощутил мое влияние, выдернувшее его из мира честолюбия (а ему хватило разумности и понимания), то мгновенно осознал суть. А этот старый политик, у которого я останавливался много лет, так и не смог понять меня. Теперь он уже умер, но в последние минуты своей жизни он был политиком и членом парламента. Он был одним из самых больших политических долгожителей в мире. Целых пятьдесят лет он был членом парламента. Но он так и не понял меня. Я нравился ему, он почти любил меня, но не был способен понять меня. Он был тупицей, олухом.
Майтрейя пришел ко мне через него, но оказался очень разумным человеком. И я говорю ему, что у него были хорошие перспективы как в политике, так и в духовной сфере.
Я знаю одного знаменитого индийского политика доктора Говиндадаса. Майтрейя знает его, потому что они оба работали в парламенте. Доктора Говиндадас был в парламенте, должно быть, дольше всех в мире: с 1914 года и до 1978 года, когда он умер. Все это время без перерыва он занимал кресло в парламенте. И он был самым богатым человеком в штате Мадхья Прадеш.
Его отцу дали титул раджа, царь. Он не был царем, но у него было очень много земли и имущества. Треть домов во всем Джабалпуре, который в три раза больше Портленда, принадлежала ему. У него было так много земли, что британское правительство решило дать ему такой титул. И он помогал британскому правительству, поэтому его называли Раджей Гокулдасом, а его дом величали дворцом доктора Гокулдаса.
Говиндадас был старшим сыном Гокулдаса, и был он очень посредственным мыслителем. Мне неприятно признавать это, но что я могу поделать? Если он был посредственностью, то в том нет моей вины. Он был очень добр и обходителен со мной, оказывал мне знаки уважения. Он был очень старым, но он приходил ко мне всякий раз, когда приезжал в Джабалпур. А вообще-то, он жил в Дели. А когда он посещал Джабалпур, то его лимузин с восьми до одиннадцати часов стоял у моей двери, каждый день.
Любому человеку, пожелавшему встретиться с ним между восемью и одиннадцатью часами, не нужно было никуда ехать. Ему нужно было лишь постоять у моей двери. Что происходило на протяжении этих трех часов? Говиндадас приезжал с секретарем, стенографом. Он задавал мне вопрос, я отвечал на него, а стенограф записывал мои слова. Потом он публиковал под своим именем все, что я сказал ему.
Говиндадас опубликовал две книги, в которых не было ни одного его слова. Да, кое-что прибавил его секретарь. Я удивился, когда увидел эти книги. Дело в том, что он подарил мне их. Я полистал их... А я знал, что это рано или поздно случится, ведь он печатал во всех газетах Индии якобы свои мысли.
Он был президентом самого престижного института языка хинди «Хинди Сахитья Саммелан». Он возглавлял это образовательное учреждение. Когда-то этим институтом управлял Махатма Ганди, поэтому вы сами можете понять, насколько престижно было учиться там.
Говиндадас был президентом института почти двадцать лет. В парламенте он был главным лоббистом языка хинди, старался сделать его национальным языком. И он добился своего — по крайней мере, в конституции. Этот закон не действует, в Индии до сих пор английский язык считается языком межнационального общения, но Говиндадас сделал такую поправку к конституции.
Его знали во всей Индии. Все газеты и журналы печатали его статьи. Но они состояли сплошь из моих ответов! Но меня удивляло то, что иногда он вводил цитату из Тулсидаса, Сурдаса, Кабирдаса. Я даже не верил, что он умудрился правильно расставить цитаты, согласно контексту.
Однажды я расспросил об этом его секретаря, когда гостил в Дели в доме Говиндадаса. «Шривастава, я согласен со всем текстом, но меня удивляет, что Говиндадас правильно расставил цитаты Сурдаса, Тулсидаса, Кабирдаса».
«Это сделал я», — ответил он.
«А кто посоветовал вам применить цитаты?» — поинтересовался я.
Он объяснил: «Говиндадас решил, что и с его стороны нужно что-то добавить к тексту».
«Я никому не расскажу о ваших поступках, но неужели вы в самом деле думали, что эти две строки из Кабирдаса введут меня в заблуждение? — недоумевал я. — Вы вставили две строки и решили, что я уже одурачен?»
«Мне пришлось хорошо поработать, пролистать книги Кабирдаса, чтобы найти несколько строк, которые подходили бы по смыслу к вашим ответам на вопросы Говиндадаса», — сказал он.
«Вы сглупили, — заметил я. — Вам следовало обратиться ко мне. Если ваш мастер способен украсть целый текст, то вы, как его стенограф, должны научиться политике. Вы могли прийти ко мне и попросить две или три цитаты, чтобы гармонично разместить их в статье. В будущем не мучайте себя».
Шривастава был бедным человеком. Как ему найти слова Кабирдаса, которые были бы уместны в контексте моих слов? Поэтому я постоянно давал Шриваставе цитаты и говорил: «Вот строки, которые подойдут статье. Пусть Говиндадас порадуется».
Почему я хотел, чтобы Говиндадас радовался? Он был полезен мне. Я мог пользоваться всей информацией в институте. Достаточно было лимузину Говиндадаса стоять у моей двери. Заместитель ректора очень боялся меня, потому что Говиндадас был влиятельным человеком. Заместителя ректора могли мгновенно уволить, стоило мне сделать легкий намек. Профессора тоже боялись меня. Они недоумевали, почему Говиндадас каждый день на три часа, словно загипнотизированный, проводит время у меня.
Потом он начал приводить других политиков. Он представил меня всем главным министрам, всем правительственным министрам центрального кабинета, потому что все они гостили у него в Джабалпуре. Говиндадас представил меня почти всем политикам. Я думаю, Майтрейя пришел ко мне через него. Говиндадас организовал мою встречу с группой важных политиков в самом парламентском здании. Должно быть, Майтрейя был среди них.
Говиндадас был полезен мне, поэтому я сказал: «Я не возражаю против этих публикаций. Не важно, каким именем подписана статья. Тысячи людей прочтут статью — вот что важно. И не имеет значения, кем она подписана: Говиндадасом или мной. Главное — суть».
Этот человек почти десять лет постоянно общался со мной. Когда я сказал ему: «Мы чужие люди», он воскликнул: «Что вы говорите! Мы знакомы целых десять лет!»
«Но мы все равно не знаем друг друга, — пожал я плечами. — Я знаю, что вас зовут Говиндадас, так назвал вас ваш отец. Я знаю, что вы получили в университете степень доктора. Я знаю, что эта степень была для вас очень важной. Я также знаю, как вы ее получили. Вы назначили заместителя ректора, а он отплатил вам степенью доктора. Заместитель ректора ваш человек. И если он умудрился присудить вам степень доктора, то этому не стоит удивляться. Но эта ваша степень не имеет никакого веса».
Говиндадас написал сто пьес. Он соревновался с Бернардом Шоу, потому что тот был великим драматургом и написал сто пьес. Говиндадас тоже был известным драматургом. Он написал на хинди сто пьес. Но в действительности он не мог сочинить даже письмо!
Он не был способен написать себе речь для выступления. Все речи писал за него бедный Шривастава. Говиндадас опубликовал сто пьес. Постепенно я узнал о том, что эти пьесы пишут за него бедные люди (учителя, профессора), чтобы заработать немного денег. Я сказал Говиндадасу: «Я знаю, что представляет собой ваша докторская степень. Вы написали сто пьес, но ни одна и них не принадлежит вашему перу. Теперь я могу уверенно об этом заявить, потому что вы втайне от меня опубликовали две книги, содержащие исключительно мои ответы на ваши вопросы. В моей деревне тоже есть один такой безумный доктор Сундерлал. Я дал ему степень доктора. Он не написал сто пьес, как и вы. Сундерлал верит в то, что он доктор, точно так же, как верите вы. Не думаю, что между вами есть какая-то разница. Просто у него нет титула, а у вас есть».
До того как стать доктором, его знали во всей Индии как Сета Говиндадаса. Сет это титул, который исходит от древнего санскритского слова «шрешт», что значит высший. «Шрешт» превратился в «шрешти», которое в свою очередь стало «сет».
Итак, когда Говиндадас стал доктором, он начал подписываться «Доктор Сет Говиндадас». Пандит Джавахарлал Неру сказал ему: «Говиндадас, сразу два титула никогда не пишут перед именем. Пишите либо "Сет", тогда вы можете приписать "Доктор" в конце, либо "Доктор", и тогда вы уже не сможете поставить "Сет"».
