Прав ли был Сторицын? Судите сами – вот отрывок из одного из ранних стихотворений Перикла Ставропуло «В кинематографе»:
Все поцелуи и вздохи – луны!Довольно затрёпанной луны,Довольно потасканных аллеекИ пошленького трепыханья ветра,Когда – за восемьдесят копеек —Четыре тысячи метров.Вы! В грязной панамке!Серый слизняк,Сюсюкающий над зализанной самкой,Подтянитесь и сядьте ровнее!Сегодня вы – граф де Реньяк,Приехавший из Новой Гвинеи,Чтобы похитить два миллиона из Международного банка.А ваша соседка с изжёванным лицом,Дегенератка со склонностью к истерике,Уезжает с очаровательным подлецомВ какую-нибудь блистательную Америку!
Прошли годы, и Перикл Ставропуло сменил стиль. Он увлекся Тютчевым и Иннокентием Анненским. В Париже, куда поэт перебрался из Афин (через Болгарию и Югославию), он издал два сборника стихов – уже под псевдонимом Ставров: «Без последствий» (1933) и «Ночью» (1937). Печатался в журналах и альманахах «Числа», «Круг», «Грани», «Современные записки», «Новоселье», «Русские записки». Перикл Ставров стоял близко к «парижской ноте», что не удивительно, учитывая среду его общения; но полностью поэтом «ноты» не стал. После выхода первого сборника Ставров вошёл в круг парижского «младшего литературного поколения», стал участником «воскресений» у Мережковского и «Зелёной лампы», участвовал в литературных вечерах. Вдохновитель «парижской ноты» Георгий Адамович писал о стихах Ставрова, что они «доходят до ума и сердца, как нечто творчески напряжённое и несомненное».
Поворачивай дни покороче,Веселее по осени стынь,Ведь в холодные, ясные ночиВыше звезды и горше полынь.Если ходу осталось немного,Если холодом вечер омыт —Веселей и стеклянней дорога,Как струна, под ногами звенит.Не спеша в отдаленьи собачийВырастает и мечется вой,И размах беспечальней бродячийПод высокой, пустой синевой.Всё прошло, развалилось, опалоВ светлой сырости осени злой,И взлетает последняя жалостьЛегче крыльев за бедной спиной.
«Ещё во время оккупации Ставров начал писать прозу – рассказы, которые с 45 г. он печатал в «Новом русском слове» и других изданиях, а также поместил во французских журналах ряд своих, им самим переведенных, рассказов, продолжая работу и переводчика, так, например, в первые годы после освобождения Ставров поместил в различных французских изданиях ряд рассказов И. Бунина», – пишет Юрий Терапиано. «В последние годы Ставров напечатал в «Новом русском слове» и других изданиях ряд статей по вопросам искусства и практических отзывов, готовил к печати книгу своих рассказов и принимал – до последних месяцев своей болезни – деятельное участие в литературной жизни русского Парижа». С Буниным Ставров познакомился ещё в Одессе, в 1918 году. В «Новом русском слове» в 40-х и 50-х годах опубликован ряд очерков Ставрова об одесских и парижских друзьях и знакомых – Юрии Олеше, Эдуарде Багрицком, Николае Бердяеве, Борисе Вильде.
В тридцатые годы вместе с молодым французским писателем Рене Блеком Перикл Ставров открыл в самом центре Латинского квартала небольшую книжную лавку «Под лампой», где ежедневно собирались русские и французские литераторы. Однажды там появились Илья Ильф и Евгений Петров – одесситы пришли проведать своего знакомого. Было это в 1934 году, Ставров как раз переводил тогда оба их романа на французский – совместно с родившимся в Перу и выросшим в Париже писателем и переводчиком Виктором Ллона. Именно тогда Ставров подарил Ильфу свой первый сборник стихотворений, благодаря чему почти через семьдесят лет, в 2003 году, появилась на свет единственная на сегодня книга стихов и прозы Перикла Ставрова «На взмахе крыла», вышедшая в Одессе. Дело было так: Александра Ильинична Ильф показала подаренный её отцу сборник одесскому журналисту и культурологу Евгению Михайловичу Голубовскому, он нашёл ряд ранних стихов Ставрова – тогда ещё Ставропуло – в одесских газетах, а второй сборник и прозу разыскал по просьбе Голубовского живущий в Париже поэт и журналист Виталий Амурский.
В 1939-м, в год начала войны, Перикл Ставров был избран председателем Объединения русских писателей и поэтов во Франции. Несмотря на то, что немецкими властями были закрыты все русские общественные организации, Объединение, так же, как и Союз писателей и журналистов, продолжало свою деятельность негласно, а квартира Ставрова была местом тайных встреч литераторов. После освобождения Франции, в 1945-м, Перикл Ставров совместно с С. Маковским начал издавать литературный журнал «Встречи», который, увы, просуществовал недолго – вечные проблемы с финансированием. В последние годы Перикл Ставров писал и публиковал статьи об искусстве и готовил к печати книгу своих рассказов – она так и не увидела свет. Перикл Ставрович Ставров умер в Париже в 1955 году. До последних месяцев своей болезни он принимал активное участие в литературной жизни «русского» Парижа.
Евгений Евтушенко в своей антологии «Десять веков русской поэзии» написал о Перикле Ставрове такие строки:
«Он негласно считался третьестепенным поэтом, и невнимание к нему критиков и читателей происходило от их тогдашней избалованности разнообразием талантов в литературе эмиграции. А между тем стабильная третьестепенность в русской поэзии – это степень весьма и весьма почетная. Я и сам незаслуженно упустил его стихи в «Строфах века».
Перечитайте хотя бы первую и последнюю строфы из стихотворения «Поворачивай дни покороче…». А как тонко сказано: «…Немного стен, немного сада…» Такое на дороге не валяется.
<…> Ставров принадлежит к тем, кто забытости не заслуживает. Нельзя отдавать «пожирающему рассвету» ни одного не заслуживающего этого человека».
Сегодня мы вновь вспоминаем Перикла Ставрова, перечитываем его стихи – и стихи о нём.
Всё на местах. И ничего не надо.Дождя недавнего прохлада,Немного стен, немного сада…Но дрогнет сонная струнаВ затишье обморочно-сонном,Но дрогнет, поплывет – в огромном,Неутолимом и бездонном…И хоть бы раз в минуту ту,Раскрыв глаза, хватая пустоту,Не позабыть, не растеряться,Остановить,И говорить, и задыхаться
* * *
Всё ровнее, быстрей и нежней,Всё прилежней колеса стучали.В голубом замираньи полейЗапах дыма и скрежет стали.В серебро уходящая мгла,Лошадей и людей вереницы,Брызги влаги на взмахе крыла,Хриплый окрик разбуженной птицы.Эта белая даль – не снежна,Эти тени дорог – не бескрайны,Оттого эта тайна нежна,Что осталась, как тени, случайной.
Только музыка всё слышней,Только небо светлее и ближеВ голубом замираньи полейНа разъезде путей, под Парижем.
* * *
Утро рассветною пылью туманитсяВ розовом облаке перистых чаяний,День начинают святые и пьяницыДля ожиданий, намеков, раскаяний.…Как на беду ничего не случается.Жить очень хочется. Жизнь продолжается.
Перикл
Поймем – пусть позже или раньше:не так уж свет всепожирающ.И правды в этой строчке нет:«всепожирающий рассвет».Быть с именем Перикл – из позабытых?Ну как он угодил – Перикл Ставров —среди других, забвением убитых,в заваленный безвестнейшими ров?Забвение спасительным бывает.Во времена террора и войныон выводил в Одессе на бульварыи тросточку, и в клеточку штаны.Его Одесса-мама так любила,на этой маме он себя женил.Его ЧК случайно позабылаи выпустила в Грецию живым.Когда войны кровавая парилкаосталась за спиной, то, жив-здоров,вмиг распериклив принципы Перикла,забытость славе предпочел Ставров.Кто скажет – были это только враки,ходившие в Париже столько лет,что был герой Багрицкого, Ставраки,контрабандист рисковый, – его дед?Его праматерь-Греция не грела,Но, не нося ни маску, ни парик,от виселицы спасся, от расстреланаш русский осмотрительный Перикл.Был как поэт он лишь третьестепенен.Но если на Руси, где Пушкин есть,второстепенен даже и Есенин,третьестепенность – это тоже честь.Евгений Евтушенко
Дочка
Она очень похожа на отца. Если бы не это явственное сходство, ещё долго оставались бы сомнения. Ведь целые поколения советских людей выросли в уверенности, что у главного советского поэта не было детей.
Страница из книги Б. Янгфельдта «Ставка – жизнь» с подписью Патриции Томпсон Евгению Деменку
Когда в 1989 году Патриция Томпсон заявила, что является дочерью Владимира Маяковского, не были удивлены только глубокие знатоки его биографии. После первого её визита в Россию в 1991 году сомнения исчезли. Их сходство поразительно. Патриция была в России четыре раза в 1991–1993 годах. В 1993-м она выпустила книгу «Mayakovsky in Manhattan», основанную на архиве её матери, Элли Джонс, и в первую очередь на шести магнитофонных записях, сделанных 5 июня 1979 года и 4 сентября 1982 года. В 2003 году в Москве вышел русский перевод этой книги «Маяковский на Манхэттене». В архиве Элли Джонс, который достался Патриции, письма и телеграммы Маяковского к ней, рукописи его стихотворений, написанных во время пребывания в Америке, фотографии и рисунки Маяковского и Давида Бурлюка. Два знаменитых рисунка друзей-футуристов – два портрета Элли – сделаны в один день, во время визита в летний еврейский лагерь «Нит Гедайге». С. Кэмрад во время встречи в музее Маяковского в Москве в 1991 году предоставил Патриции свою рукопись «Дочка», которая также отдельной главой вошла в её книгу. Изначально написать автобиографическую книгу об их романе с Владимиром Маяковским планировала сама Элли Джонс, и магнитофонные записи делала именно для этого, но написать книгу не успела. За книгу взялась Патриция, которая долгое время не хотела заниматься этой темой. Она пишет: «Я должна признаться, что большую часть своей жизни сопротивлялась и не читала Маяковского и книги о нём. Я не хотела раствориться в его сверхмощной личности. Я хотела быть собой». Характерная история для детей выдающихся родителей. А если учесть, что Патриция Томпсон является профессором педагогики «Леман Колледжа» при Университете Нью-Йорка, автором около тридцати книг в области феминизма и экологии, читает лекции в Америке, Канаде и Европе, становится понятно, что она действительно стала реализованной самодостаточной личностью. И тем не менее голос крови победил. Наверное, она нашла внутренний баланс, правильное соотношение между любовью и преклонением перед гениальным отцом и собственной карьерой, собственными достижениями. Сейчас в квартире Патриции на Манхэттене книжные полки заставлены книгами Маяковского и о нём, на стенах висят его портреты, на столиках стоят бюсты поэта. Она не говорит по-русски, но пытается смотреть русские телепередачи и подписывает книги инициалами «Е.В.» – Елена Владимировна. В свои 84[9] года она очень активна и энергична. Патриция довольно высокая, стройная, с гордой осанкой, приятная в общении. Она продолжает преподавать, писать, выступать с лекциями. А когда она становится рядом с фотографией отца… Я не перестаю поражаться, как в наше сегодня протянулась ниточка из такого далёкого времени.
