Володя Маяковский боролся с этим и погиб в неравной схватке со вкусами толпы».
И вот определяющее: «Я американец, «уроженец России».
Такая эволюция взглядов вызвана не только объективными, но и, безусловно, субъективными причинами – после двадцати непростых лет в Америке Бурлюки наконец обрели и славу, и достаток; в России же, наоборот, его имя замалчивалось, все попытки организовать выставку или опубликовать книгу (воспоминаний, стихов) властью игнорировались, и даже респонденты после одного-двух писем прекращали переписку – это было небезопасно. Оставался один бесстрашный Никифоров, которому Бурлюк выплёскивал время от времени свои эмоции.
И всё же Бурлюк до конца своих дней оставался «левым». Я приведу чуть позже несколько цитат, но вначале расскажу о забавном, почти детективном эпизоде, произошедшем в Америке с Ильфом и Петровым.
Планируя поездку, авторы ещё в Москве решили проехать через весь материк – от океана до океана. «План поражал своей несложностью. Мы приезжаем в Нью-Йорк, покупаем автомобиль и едем, едем, едем – до тех пор, пока не приезжаем в Калифорнию. Потом поворачиваем назад и едем, едем, едем, пока не приезжаем в Нью-Йорк». Для реализации плана не хватало самой малости – денег, машины, а самое главное – водителя, гида и переводчика в одном лице.
Слово авторам:
«Итак, перед нами совершенно неожиданно разверзлась пропасть. И мы уже стояли на краю её. В самом деле, нам нужен был человек, который:
умеет отлично вести машину,
отлично знает Америку, чтобы показать её нам как следует,
хорошо говорит по-английски,
хорошо говорит по-русски,
обладает достаточным культурным развитием,
имеет хороший характер, иначе может испортить всё путешествие,
и не любит зарабатывать деньги.
Последнему пункту мы придавали особенное значение, потому что денег у нас было не много. Настолько не много, что прямо можно сказать – мало.
Таким образом, фактически нам требовалось идеальное существо, роза без шипов, ангел без крыльев, нам нужен был какой-то сложный гибрид: гидо-шоферо-переводчико-бессребреник. Тут бы сам Мичурин опустил руки. Чтобы вывести такой гибрид, понадобилось бы десятки лет».
И вдруг – неожиданная удача. Почти сразу по приезде Ильф и Петров выяснили, что газета «Русский голос», в которой Давид Бурлюк работал семнадцать лет – с 1923 по 1940 год, незадолго до их приезда в Америку «на свою голову начала … печатать подвалами «Двенадцать стульев», – как писал Ильф в своём письме жене 20 октября. – Мы попросили гонорар. Денег у них, в общем, нет, и они предложили в шофёры, переводчиком и гидом своего редактора. Он поедет с нами, а содержать его будет редакция. Наём шофера, он же переводчик, обошёлся бы в 300 долларов».
Гибрид нашёлся.
Детали сейчас установить трудно, но – вполне может быть – идею публикации популярного романа «подкинул» редакторам именно Бурлюк, высоко ценивший творчество одесско-московских авторов.
Ильф и Петров в Соединённых Штатах Америки
События разворачивались бурно. В первый раз Ильф и Петров встретились с редактором «Русского голоса» Александром Яковлевичем Браиловским у советского консула. Это не удивительно – как Бурлюк писал Н. А. Никифорову 25 июля 1957 года, «…эта газета – единственная русская просоветская газета, которая существует за границей…». Узнав, что в «Русском голосе» печатают их роман без всякого на то их согласия и, разумеется, без авторского гонорара, они был крайне удивлены. Идею потребовать гонорар подсказал им «левый» писатель и журналист Эммануил Поллак, который на третий день по прибытии Ильфа и Петрова в Соединённые Штаты пришёл брать у них интервью.
Вот что пишет в своём дневнике Ильф:
«10 октября: «Сейчас же пришёл Поллок, автор книги «СССР в образах и лицах». Он возбудил в нас желание получить деньги с «Русского голоса» за печатание «Двенадцати стульев». Не успели мы разговориться на эту увлекательную тему, как пришли Хиндус и Джо Фримен. Фримен улыбаясь сказал, что Пильняк научил его таким словам, которых Крупская не знает».
11 октября: «Редактор «Русского голоса» совершенно с нами согласен. Надо просить было разрешения печатать «Двенадцать стульев», надо авторам платить гонорар, но денег нет, и он считает, что получить ничего нельзя в том месте, где ничего нет. Мы, однако, монотонно повторяли, что имеем желание получить гонорар. Ещё при нём пришёл Поллок и, выждав его ухода, прочёл восторженное интервью с нами». И ещё одна короткая запись в тот же день: «Утром урок (английского – прим. автора). Трудновато. Браиловский. Поллок».
19 октября: «Переговоры с «Русским голосом» кончаются тем, что они дают нам Браиловского на 2 1/2 месяца шофёром и переводчиком».
31 октября: «Драматическая история между представителями «Р.Г.» и Браиловским. Надоело до безумия. Поездка понемногу разваливается. <…> Хочется договориться с Троном. Снова Браиловский и «Р. Г.».
Четвёртого ноября Ильф писал жене: «Поедет с нами, кажется, не Браиловский, а мистер Трон с женой, о которых я Вам уже писал. Это американец, великолепно знающий Америку, а жена его прекрасно правит автомобилем. Мы их почти уговорили ехать».
Уговорили. Соломон Абрамович Трон, выдающийся инженер-электротехник, много лет работавший с СССР, и его жена Флоренс действительно сопровождали Ильфа и Петрова в их путешествии, организовав отличный маршрут и интересные встречи. Авторы вывели их в книге под именами мистера и миссис Адамс. Александр Браиловский остался в Нью-Йорке.
За несколько лет до Ильфа и Петрова, в 1931 году, такое же путешествие по Америке совершил Борис Пильняк. Он так же проехал всю страну и описал свою поездку в романе «О’кей». В Нью-Йорке Пильняка встречал всё тот же Браиловский, а в поездке по стране сопровождал писатель и публицист Джозеф Фримен, соучредитель – совместно с Майклом Голдом – журнала «Нью-Мессиз», а также первого в Нью-Йорке клуба имени Джона Рида.
Активными членами «Клуба Джона Рида», в котором собирались писатели и художники левых взглядов, были Давид Бурлюк и его друзья-художники Николай Цицковский, Рафаэль и Мозес Сойеры. Работы Бурлюка, Цицковского и братьев Сойеров вместе с работами ряда других американских художников были представлены в 1931 году на выставке «Джон Рид Клуба» в Москве, а позже – в Харькове и Ленинграде.
Интересна дальнейшая судьба редакторов «Русского голоса» и других участников этой истории, а особенно – смена их политических взглядов и убеждений. Александр Браиловский, тот самый «Юноша бледный со взором горящим…», которому посвятил своё стихотворение Брюсов, пламенный революционер, приговорённый в 1903 году к смертной казни, редактировавший, помимо «Русского голоса», ещё и коммунистическую газету «Новый мир», в начале 1930-х отошёл от коммунистических взглядов, бросил всё и уехал в Калифорнию. Произошло это как раз между визитами Пильняка и Ильфа с Петровым. Причиной тому послужили сталинские «чистки» советского государственного аппарата от евреев. Через несколько лет он всё же вернулся в Нью-Йорк и, помимо работы в «Русском голосе», стал постоянным сотрудником известнейшей эмигрантской газеты «Новое русское слово», которая придерживалась совершенно других взглядов на Советскую Россию. В 1955 году в Нью-Йорке вышла его поэтическая книга «Дорогой свободной», а следующем году – сборник «Временщики в Кремле» с подзаголовком «Политические басни и пародии».
Давид Бурлюк. Портрет Давида Крынкина. 1939 г.
«Левый» писатель и журналист, автор книги «СССР в образах и лицах» Эммануил Поллак (именно тот, который «возбудил» в Ильфе желание потребовать гонорар и затем опубликовал в газете «Soviet Russia Today» восторженное интервью с писателями – с их биографиями и фотографиями), тот самый Поллак, в одной из книг которого была репродуцирована работа Бурлюка «Дети Сталинграда» и который написал статью «На даче Бурлюка», тоже сменил политическую ориентацию. Восьмого мая 1957 года Бурлюк писал Никифорову: «Поллак… недавно перебросился (сволочь!) в антисоветский лагерь. Гадина, скажи – сколько дадено?»
Соломон Абрамович Трон, мечтавший поселиться в Советском Союзе и там работать, после присутствия на московских процессах 1937 года вернулся в США совершенно убитым и никогда больше не хотел переехать в СССР, оставаясь при этом «советским поклонником».
Несмотря на критику доминирующих в СССР эстетических взглядов и предпочтений, вызванных в первую очередь нежеланием признавать его искусство, сам Давид Бурлюк до конца жизни считал себя «советским человеком». Фраза из его письма Никифорову от 6 июля 1957 года прямо говорит об этом: «Все советские люди (а мы с вами всегда были и стоим в их классе) живут под лозунгом «любовь к человеку, забота о великом человеке». При этом Бурлюк очень дорожил американским паспортом и не согласился обменять его на советский даже ради получения из запасников советских музеев своих ранних картин – во время поездки в СССР в 1956 году.
