сказочные платья, в изысканные туалеты – только бы успеть это сделать, только бы она дождалась, набралась терпения, только бы хватило у нее здоровья и сил.
По ночам ему снились сказки Шахерезады, она стала являться ему почти каждую ночь с личиком Ляльки и в придуманных им шамаханских одеждах. И каждый раз новая сказка. В них он ощущал себя магом и волшебником.
Он подсчитал – как раз к концу срока он станет настоящим чародеем, попросту Кутюрье.
Кукла
Тамара ехала в Ригу на юбилей матери с тяжелым сердцем – в Тбилиси остался в больнице муж Вахтанг, в плохом состоянии. Но Зинаиде Исааковне исполнялось сто лет – разве такое можно пропустить? А тут еще эти бесконечные границы, визы – черт бы их побрал. Как же хорошо мы жили когда-то.
Между прочим, Тамара тоже не девочка, уже под восемьдесят. Но она еще о-го-го. Царица. Ее очень любили в Грузии – она была своя, каким-то фантастическим образом при русском отце и матери-еврейке Тамара была настоящая грузинка: неторопливая речь, значительность жеста, полуприкрытые в легком презрении к банальности мироздания очи, прямая спина, величественная походка и стан юной девушки.
У них с Вахтангом не было детей – боль на всю жизнь у Зинаиды Исааковны. Так хотелось потискать грузинских соплюшек, порадоваться будущей поросли. Но эти драмы в прошлом, не тот возраст, чтобы тосковать по несбывшемуся.
Тамарин отец Федор Федорович ушел в мир иной давно, когда было за пятьдесят, военный на хорошей пенсии, но никому не нужный.
Бесконечно возводил на своем дачном участке различные «курятники» – то теплицы, в которых ничего не росло, то дачные сортиры, которые по степени заполняемости приходилось сносить, закапывать и строить на новом месте. А место было! И какое: Видземское взморье – тихий благословенный берег, сохранявший долгие годы чистоту и безлюдность по сравнению с Рижским взморьем.
Дом он построил сам, архитектура буквы А – скаты доходили до самой земли, создавая вид сказочной избушки.
Много лет Зинаида Исааковна преподавала в медицинском институте латынь, и теперь эти латинские учебники занимали две полки в ее книжном шкафу – и выкинуть жалко, но кому это все нужно.
Теперь она занималась домом, садом, хозяйством и любила по вечерам играть с соседкой в карты в «три листика» – игру, популярную в ее студенческие годы.
Еще она любила в летние месяцы доставать с чердака платья, каждое напоминало различные вехи: свадьбу, рождение дочери – вот как раз невыводимое пятно от пролитого кофе, официальные мероприятия в мединституте, прогулки по берегу под осенним балтийским ветром. В магазин она ходила с сумкой на колесах – брала немного, на каждый день. Всегда носила шляпку – летом соломенную, зимой меховую, весной и осенью берет. На жизнь ей хватило четырех головных уборов. Жизнь была насыщенная, но монотонная.
Юбилей отмечали в пляжном ресторане «Перл». Их было трое: Зинаида Исааковна, Тамара и соседка Марьиванна, коммунистка.
Зинаида Исааковна захватила с собой в ресторан толстую тетрадь с записями шуток и анекдотов, которую вел в течение многих лет Федор Федорович. И в ожидании заказа она стала читать его записи с комментариями. Самое смешное – комментарии, анекдоты были вполне бородатые, растиражированные временем, а вот замечания типа «Не смешно, при чем тут евреи» звучали забавно.
Тамара вспомнила, как отец всегда просил рассказывать свежие шутки и терпеть не мог «армянское радио», но все равно каждый анекдот записывал, говорил – пригодится, все история.
Официантка принесла хлеб в плетеной хлебнице и прислушалась. Зинаида Исааковна сама хохотала над каждым анекдотом. После анекдота про чукчей официантка с характерным латышским акцентом спросила:
– Это смешно?
Марьиванна, которой самой не нравились антисоветские шутки, поджала губы – не твое, мол, собачье дело. Тамара же была начисто лишена чувства юмора, в молодости она даже наивно спрашивала, выслушав анекдот: «Это все?» Потом перестала. А Зинаида Исааковна, давясь от смеха, произнесла по-латышски целый монолог, она отлично знала этот язык.
Официантка дослушала и вдруг улыбнулась. Обслуживала идеально. Сразу принесла бутылку любимого Зинаидой Исааковной «Просекко».
– Что ты ей сказала? – царственно поинтересовалась дочь.
– Ах, боже мой, с каждым человеком можно найти общий язык.
– А с зулусами ты говорила бы по-зулусски? – не отставала Тамара.
Но официантка уже несла гигантские порции латышской запеканки из сельди – сильтю-пудиньш. Зинаида Исааковна обожала это блюдо, потому что оно без костей.
И дамы приступили к юбилею.
Повеселев после рижского бальзама, они вышли на берег. Зинаида Исааковна сказала:
– Девочки, давайте немного пройдемся!
Марьиванна проворчала:
– Вам хорошо, а мне еще на электричку.
Она жила в Риге.
Тамара тоже гулять не хотела, слабенькая всегда была, ножки к такси привыкли или к «жигулям». У Вахтанга «жигули» были давно – сколько он их уже сменил, приобретая все более и более поздние модели. Но Тамара любила самую первую, говорили, что это «фиат» в чистом виде – он долго жил и не уставал.
Очень хотелось в Тбилиси. Там было тепло. Билет купила на послезавтра. Оставлять столетнюю мать было страшновато, но крепкая была Зинаида Исааковна, на зиму собиралась перебраться в свою маленькую квартиру в Иманту – а там и соседи, и поликлиника, и магазины.
Берег был совсем пустой – сезон закончился сразу после первого сентября. Никакой летней истомы, никаких веселых детских голосов – тишина.
– Ладно, – сказала Марьиванна, – я пойду.
– Ну вон до той вышки, пожалуйста, – взмолилась Зинаида Исааковна, – а там сразу свернем и в горку.
До вышки дошли молча и молча свернули прочь от холодного моря.
А по дорожке сверху мчался на велосипеде подросток, растопырив ноги и шалея от счастья бешеной езды. И глаза закрыты.
Женщины растерялись, засуетились. И подросток врезался в Тамару – она рухнула вместе с его велосипедом и сверху на нее свалился подросток.
Переломов было семь. Хрупкие кости в этом возрасте.
В город их все же перевезли. Тамару на скорой, а Зинаиде Исааковне, как здоровой и крепкой, пришлось ехать на поезде с огромными сумками. Но народ здесь вежливый и понимающий – помогали на перекладных русской бабушке, а уж как узнавали ее возраст, готовы были ее на руках нести.
И осталась Тамара в квартире матери на неопределенный срок. Железа в ее щиколотку и коленку всадили много, сказали – потом вынут. А вот главный штырь, сделанный из хорошего нержавеющего материала – это ей на всю жизнь. Да, не повезло – не то слово.
Тем временем Вахтангу стало совсем плохо – он лежал в реанимации и до последнего мгновения жизни ждал свою царицу Тамару. И не дождался.
Сообщить о его смерти Зинаида Исааковна приехала в госпиталь. Не знала, как сказать. Она любила Вахтанга – он был веселый, музыкальный, похож на Кикабидзе. И жил далеко. Лучший зять в мире.
Тамара спала. Мать присела осторожно
