поразительное единодушие. Впрочем, оба они были молодыми болванами, слишком много возомнившими о своем уме и проницательности, а вот то, что его августейший воспитанник, не отличавшийся склонностью к мистицизму и драматизму, купился на эту игру, было действительно странно.
«В наш теплый славный серпентариум пробралась рысь, – с печалью в голосе поведал ему король как-то раз, еще до начала всей этой истории, – пока что она тихо сидит под корягой, но вскоре земля оросится кровью и ядом». Пояснять свою мысль Эрнотон не стал, но было и так ясно, о ком речь.
…Пожалуй, в одном командор был прав: она действительно любила прогуляться по краю бездны…
«Рысь», тем временем, легонько треснула альда Кане, потянувшегося за картой, веером по руке и что-то сказала с тихим смехом. Компания опять затряслась в беззвучном хохоте, кроме Мантеня, который не дал себе труда сдержаться и загоготал на весь сад.
Альд Кане и сеурин Мантень были давними противниками во всем и обычно ухаживали за одной дамой, чтобы не прерывать соперничества ни на миг. Узнав о связи танны Эртега с принцем, они были возмущены до глубины души и, оскорбленные в лучших чувствах, отправились волочиться за альдой Монтеро. Впрочем, несмотря на радость танны Камиллы, задержались они у ее ног ненадолго. Во-первых, прекрасная альда не умела, подобно танне Далии, а может быть, и не хотела сдерживать воинственные порывы новообретенных поклонников (и более, чем вероятно, что поощряла их), они повздорили, и чтобы сохранить лицо, им пришлось драться на дуэли, несмотря на явное отсутствие желания к этому занятию. К счастью, дело обошлось лишь царапинами. Во-вторых, существовала опасность, что командору Рохасу, хоть он и не имел репутации ревнивца, не понравится подобное внимание к его любовнице, что грозило самыми печальными последствиями. В-третьих, к большому облегчению поклонников, танна Камилла отбыла на богомолье.
С богомольем вышла очень интересная история. Танна Монтеро, хоть и посещала вместе с королевой все службы, но в большом религиозном чувстве замечена не была, поэтому ее внезапный духовный порыв необыкновенно удивил придворных – кроме тех немногих, кто знал, что произошло на самом деле. А произошло следующее: принцесса Мелина каким-то образом узнала, что альда подкупила ее камеристку и с ее помощью за ней следит. Если бы это дело дошло до ушей короля, незадачливой альде не поздоровилось бы, но, к счастью для нее, Эрнотон в тот день уехал в узком кругу в охотничий домик, и пришедшая в неописуемую ярость принцесса, не в силах ждать ни минуты, отправилась жаловаться королеве. Та ее немного успокоила и уговорила выслушать оправдания своей статс-дамы.
Выяснилось, что альда имела намерения самые благие – уберечь ее высочество от дурного влияния одной из ее фрейлин и не позволить ей увлечь ее на путь порока, на корню погубив ее будущность. Услышав про путь порока, принцесса сразу сменила гнев на милость и согласилась на предложенное королевой наказание – две недели в монастыре. Вот так танна Камила отправилась молиться и каяться, а два молодых бездельника – искать новый предмет страсти.
Им оказалась восходящая звезда, не так давно осветившая небосклон брельского двора, Ива Нелу. Здесь соперники столкнулись с новой сложностью – практически постоянным присутствием подле звезды ее мужа, который был еще менее приветлив, чем Меченый, но не отличался его терпимостью. В отсутствие мужа красавица либо сидела дома и никого не принимала, либо позировала Виотти в присутствии следившей за ней злобной старухи, нанятой им в компаньонки для жены. (Вероятно, Нелу бы и на таких условиях не дал бы своего согласия, будь хоть трижды Виотти гением, однако король без обиняков заявил, что если величайший художник своего времени, которого он три года заманивал в Брелу, желает запечатлеть на своей картине танну Иву, то она должна там оказаться, и попытки лишить страну шедевра будут расценены как государственная измена). В общем, ухаживать в таких условиях было совершенно невозможно, и соблазнители отступились, тем более что Кармеж самолично передал им совет короля перестать тревожить покой первого министра и отстать от его жены.
Другие дамы и девицы казались им то недостаточно красивыми, то слишком пресными, то чересчур недосягаемыми, то излишне доступными, и немного помыкавшись, горе-соперники вернулись к танне Эртега. Вряд ли они рассчитывали на какой-то шанс, ведь даже самые ненаблюдательные заметили слабость танны к особам королевской крови (что та немедленно продемонстрировала, бросив обжигающий взгляд на в очередной раз обернувшегося королевского бастарда), однако же, вероятно, они рассудили, что, по крайней мере, с ней не скучно.
Спектакль подошел к концу, доказав справедливость высказывания древнего философа о том, что любое страдание временно, счастливые зрители разразились бурными овациями, и стали расходиться. Сеу Алфей Кармеж подошел к танне Эртега и ее свите, поклонился и произнес:
– Его величество желает побеседовать с вами, танна Эртега. Извольте следовать за мной.
Кабинет короля располагался рядом с его покоями в северном крыле дворца. Пройдя через зеркальный коридор, переливавшийся золотом отделки и светом свечей, Далия вслед за таном Кармежем остановилась перед резной дверью из красного дерева, обрамленной двумя гвардейцами, которых нетрудно было принять за раскрашенные статуи. При их приближении одна из статуй ожила и зайдя внутрь, отчеканила ее имя. Оказавшийся в приемной секретарь повторил процедуру.
Она прошла в комнату, обитую вишневого цвета шелком. Стены были увешаны картами и рукописями. За столом, по краям которого аккуратными стопками были разложены книги, сидел король. При ее появлении он встал и радушно поприветствовал ее, указав на стул.
– Рад вас видеть, дорогая танна Эртега. Располагайтесь.
Приветливая улыбка его мало сочеталась с пронзительным взглядом темных глаз и казалась чужеродной на его властном холодном лице с острыми чертами и ястребиным профилем. Обычно в присутствии короля Эрнотона людям меньше всего хотелось расположиться с удобствами и расслабиться, в подавляющем большинстве своем они ощущали настоятельную потребность вытянуться по струнке и начать бодро докладывать. Далия не была исключением. Сделав реверанс, она присела на стул и постаралась принять непринужденную позу.
– Я решил немного освежить свои знания истории, в частности, относительно реформ разных королей. Дело весьма трудоемкое: приходится продираться через такие дебри, – он с добродушной усмешкой приподнял увесистый том. – И вы знаете, через каждые несколько страниц встречается фамилия Эртега. Все-таки замечательная семья, очень энергичная. И вездесущая.
Последние слова он произнес, глядя на нее в упор, тоном, в котором осталось довольно мало добродушия. Далия усилием воли заставила себя продолжать сидеть спокойно, не ерзая и не теребя руки, и сохраняя безмятежное выражение лица, принялась благодарить
