шаг – и все будет кончено. Жалеть себя будет некогда. Смерть смотрела парню прямо в лицо. В одно мгновение он выхватил пистолет из кобуры, передернул затвор, досылая патрон в патронник. Отступил на пару шагов, чтобы выиграть всего одну секунду. Успел уклониться в сторону и вжаться в высокую земляную стенку траншеи. Нажал на спусковой крючок несколько раз подряд. Захлопали выстрелы. Власовец все равно шел на него, атаковал, промахнулся и тут же навалился на Виктора всем телом. Тот успел спихнуть его с себя и еще дважды выстрелить изменнику в грудь.
Все кончено. Огромное окровавленное тело поверженного противника дернулось в предсмертных конвульсиях в ногах отчаянного бойца. Еще ничего не понимая, Виктор смотрел на только что поверженного и умирающего противника. Потом глянул по сторонам. Бой вокруг все еще гремел. Его бойцы и другие штрафники, что ворвались в передовые порядки врага вместе с лейтенантом Андреевым, отражали вторую подряд контратаку отчаянно дерущихся с ними власовцев. Вокруг свистели пули, разлетались комья земли и осколки от разрывов гранат. Орали друг на друга воюющие люди в траншеях и за их пределами.
– Отходят! – донесся до Виктора чей-то крик.
Он пытался понять, что происходит рядом и вокруг него. Быстро посмотрел по сторонам, но не увидел абсолютно ничего, кроме того, что прямо перед ним стояла его мать. Он не верил своим глазам и ничего не понимал. Откуда она тут, на фронте, в разгар боя, в его эпицентре, где она никак не могла быть.
– Мама, – еле слышно вырвался из его груди стон.
Он обращался к родному человеку и протянул к ней руку. Она перед ним такая же, какой была в последний год перед войной. В обычной длинной юбке, застиранной блузе и длинном расшитом жилете. На голове платок, повязанный вокруг шеи, почти полностью скрывающий волосы, кроме прядей, что выбиваются на лоб. За это один из соседей все время называл ее старорежимной. Но Виктора это совсем не волновало. Он привык к ней такой. Именно такую он ее помнил и горячо любил.
– Мама, – снова попытался он тихо позвать ее и тянул к ней руку.
– Сержант Волков! – вывел его из оцепенения чей-то громкий голос, прорывающийся из-за спины сквозь шум боя.
Виктор обернулся и увидел перед собой своего старого друга и соседа Леху, которому оставлял деньги для родителей, когда собирался уйти на фронт. Откуда он тут? Неужели где-то воюет совсем рядом? В это ему совсем не верилось. Такого просто не может быть.
– Леха?! – вырвался у Виктора возглас, но он успел понять, что перед ним всего лишь человек, очень схожий внешне с его другом, но совсем не он.
Тому год назад должно было исполниться восемнадцать лет. Брони от призыва у него не было. Значит, он должен служить в армии. Наверное, тоже где-то воевал сейчас. Если жив! Может быть, этот парень, что сейчас перед ним, и есть Леха? Повзрослевший на два года, с обветренным загорелым лицом, с видом бывалого фронтовика. Похож очень сильно. Но нет. Не он.
– Младший лейтенант… – попытался представиться и произнести свою фамилию внезапно появившийся перед ним офицер, так сильно напомнивший своим видом старого товарища. – Прибыл к вам для корректировки огня артдивизиона.
Виктор обернулся туда, где только что увидел свою мать. Но ее там не было. Он понял, что ему она показалась. Активно работающее воображение в трудную минуту, в момент самой смертельной опасности выдало ему облик матери. Он успел разглядеть ее и тут же отвлекся на прибывшего к нему младшего лейтенанта, фамилию которого так и не расслышал из-за грохота боя вокруг.
За спиной офицера находился боец с большим по размеру, угловатой формы и, по всему видно, тяжелым, сильно давящим лямками на плечи вещмешком за спиной.
– Со мной радист! – прокричал младший лейтенант, на запыленных и выгоревших на солнце погонах которого Виктор успел отчетливо разглядеть скрещенные пушки – знак артиллеристов.
– Кругом враг! Цели выбирайте сами! – громко ответил он офицеру и провел открытой ладонью по сторонам над окопным бруствером, тем самым демонстрируя своим жестом фронт работы для артиллерии.
Тот закивал и махнул рукой, показывая жестом, что все прекрасно понимает. Потом сразу, глядя в глаза собеседнику, дал понять, что нужно обязательно сказать тому еще что-то, не менее важное. Виктор понял это и близко наклонился к лицу младшего лейтенанта.
– Это вам передал ваш командир роты! Сказал, чтобы я обязательно вам эту вещь вручил лично в руки! – прокричал он и вынул из нагрудного кармана гимнастерки небольшой, размером не больше половины ладони, сверток, не то тканевый, не то из бумаги.
Он вложил его в руку ничего не понимающему Виктору. Тот взял его и спросил:
– Донесение, что ли?
Младший лейтенант пожал плечами и начал протискиваться вперед по траншее, мимо него, старательно перешагивая через массивное тело убитого пару минут назад власовца. За ним след в след двинулся сопровождающий его радист с тяжелым вещмешком угловатой формы за спиной, в котором угадывалась рация.
Виктор осмотрелся по сторонам, потом бросил взгляд на удаляющегося по траншее офицера-артиллериста, так напомнившего ему старого друга Леху. Прибытие корректировщика на поле боя означало скорую огневую поддержку штрафникам роты, отчаянно дерущимся в отбитых у врага траншеях, на занятой с невероятным трудом высоте. Потом он вспомнил о только что переданном ему от командира свертке. Непослушными пальцами он развернул его и с крайней степенью удивления увидел на ладони медаль «За отвагу». Не новую, уже ношенную продолжительный период кем-то на груди, о чем говорила ее когда-то алая лента, потемневшая от времени и превратившаяся в грязно-бордовую. А еще многочисленные царапины на награде, говорившие о том, что ее владелец служил на передовой, в окопах, а не в тылу или в штабе. Виктор понял, что эта медаль принадлежит его командиру роты, высокому капитану, еще вчера отправлявшему его в тыл как искупившего вину. Именно ее он много раз видел у офицера на гимнастерке. И тот снял ее с себя, чтобы скорее, уже сегодня и сейчас, отметить боевой наградой своего отличившегося подчиненного.
Виктор невольно заулыбался самому себе. Он расплылся в столь широкой улыбке, от которой на глазах сразу выступили от счастья слезы. Такого сейчас он никак от себя не ожидал. Всего за пять прошедших минут он вырвал в отчаянной драке свою жизнь из лап коварной смерти. Потом отчетливо увидел самого дорогого на свете человека – свою престарелую мать, что посчитал невиданным подарком самому себе, так как очень скучал по ней и давно не писал домой писем.
